Ольга Гусейнова - Внешность - это не главное!

Однако на поверхности протекают и несколько крупных рек, над одной из них мы пролетали сейчас, и я в восторге смотрела, как она полноводной широкой лентой, срываясь с огромной скалы, падает вниз, образуя невероятных размеров водоворот, уходя под землю.

Деревьев на Доргаре тоже нет, но зато он весь покрыт растительностью. Невысокие растения образовывали единый живой покров, который простирается повсюду, оплетая любую искусственную поверхность, включая здания, и колышется на ветру. Словно ленивая волна в океане то вздымается вверх, то проваливается вниз, опадая. Один сплошной темно– зеленый океан, посреди которого довольно часто одинокими странниками выделяются фиолетовые трилистники Доргара. Тонкие, длинные, увенчанные тремя узкими и на первый взгляд острыми лепестками. Но Эриас сказал, что они чрезвычайно мягкие, нежные и очень полезные. Поэтому их изображение есть на гербе Доргара, как и красный лик Анониса. Невероятно захватывающее зрелище – этот Доргар. Теперь мой дом.

Я проснулась слишком рано, интересно, а в каком режиме живут здесь? Весь прошедший вечер бродила по большому дому Эриаса, знакомясь с ним, привыкая и впитывая его ауру, делясь с ним своей. Касаясь поверхностей и вдыхая чудный аромат ночи. Вчера мы были только вдвоем. Муж отложил визит родителей на следующий день, сказав, что наконец-то только со мной и после ужина долго и нежно ласкал меня, даря ощущение покоя, неги и любви. Какое счастье просыпаться рядом, ощущая надежную теплую руку на своем теле. Повернувшись к нему лицом, решила полежать и полюбоваться потемневшим за ночь от щетины лицом. Такое родное, любимое и необычно спокойное лицо Эриаса. Кончиками пальцев пробежалась по нему, обводя его контуры, проследив границы рта, и тут же вскрикнула от неожиданности, когда его губы резко обхватили мои пальцы.

– Моя золотая девочка изучает? Или уже соскучилась?

– Да-а-а...

Потянулась к нему, освобождая пальцы из плена губ. Легко коснулась их своими, игриво лизнув. Леша поверх него, и косы упали вдоль его тела, обозначая золотые дорожки. Эриас погладил одну, а потом, мягко обхватив меня под мышки, резко перекатился. В итоге я оказалась под ним. Желание, предвкушение и томление захватили меня врасплох своей остротой и силой.

– Я люблю тебя, Эриас. Так сильно, что сойду с ума... если ты сейчас не сделаешь хоть что-нибудь... как можно быстрее.

Он довольно рассмеялся, при этом плавно входя в уже готовую и жаждущую его вторжения меня.

Вибрация от его смеха только усилила мои ощущения, а потом ему самому стало не до смеха. Мы оба сошли с ума, резкими толчками стремясь как можно теснее и глубже соединиться. Слиться в одно целое. Стать одним целым. Оставив разговоры на потом.

После настолько потрясающего первого утра на Доргаре, я, лениво попивая какой-то местный горячий напиток, с чашкой в руке вышла на террасу, которая одной стороной выходила в город. И замерла от восторга.

Город, раскинувшийся внизу, буквально в трех этажах под нами, поражал своими видами. Я уже в курсе, что все здания на Доргаре не превышали пяти этажей над поверхностью, уходя вглубь, под землю. Сейчас же я смотрела на узкую улочку внизу, между вереницей домов, которые все как один темно¬зеленого цвета. Улицы, тротуары, стены домов увиты зеленым пологом из растений. То тут, то там вспыхивали островки разноцветных, невероятных по колориту и яркости цветов самых разных размеров. Я еще вечером поняла, что здесь по поверхности все передвигаются либо пешком, либо на флаерах, и на каждом доме имеются люминисцентные разметки – посадочные площадки для леталок. Основной же транспорт – подземный.

Но более всего заинтересовали доргары, которые сейчас прогуливались или спешили по делам, проходя по улочкам. Чопорные, одетые чаще в темные одежды мужчины, которые чинно кивали друг другу или учтиво кланялись дамам, приветствуя их мягкими улыбками. Зато женщины – это нечто.

Яркие райские птички, как отозвался о них Сваро, и это самое верное определение. Столько стилей, различных видов одежды и совершенно невероятного их смешения я даже не представляла. Словно каждая из женщин старалась перещеголять другую по яркости, вычурности или элегантности. Красиво, но слишком рябит в глазах и путает мысли.

– Ну и как тебе любимая? – родные руки мужа сомкнулись у меня под грудью, прижимая к крепкому телу и заставляя привычно задохнуться от удовольствия и невыразимого счастья... обладания им.

– Ярко! – смогла лишь выдавить из себя.

– Привыкнешь... со временем. – убежденно добавил он, хмыкнув.

– Придется! – промычала неуверенно и затем счастливо добавила, – куда я денусь?!

Пять лет спустя.

Низ живота неприятно тянуло. Мы с Эриасом прохаживались по малому бальному залу Высшего Совета республики. Сегодня Доргар в очередной раз празднует окончание войны с империей Фартан и заключение конфедеративного договора с Карияром. Я до сих пор восхищаюсь предприимчивостью своего брата Ронара, который сразу после нашего возвращения тайно отбыл в Хартор – столицу империи и, грубо говоря, соблазнил молодую императрицу. В результате императрица разрешилась от бремени золотоволосым мальчиком с характерными чертами князей Рандованс, в отличии от мелкого, брюнетистого венценосного мужа. Для меня остается загадкой, было ли сие основной целью Ронара или стечением обстоятельств, но и слишком удивляться не стала, а тем более интересоваться.

Главный советник императора, а по совместительству отец императрицы, быстро оценил все последствия и преимущества, дочь свою он все же любил... наверное. Но в итоге император буквально на следующий день, после того как народу сообщили о рождении юного наследника престола, не смог проснуться, оставив молодую жену вдовой. Уже через несколько месяцев состоялся брачный союз между первым наследником Карияра Ронаром и вдовой императора.

Ронар жестко навел порядок во вверенных ему территориях, заключил мир с Доргаром и официально с Карияром. Выиграл эту войну, не пролив крови. Эриас только диву давался размаху деятельности моей семьи и надеялся, что эта черта достанется и нашим детям по наследству. Теперь Ронар – император Фартана без права на трон Карияра. Я – вторая наследница на трон, а Вацлав – первый. Когда через три года у императорской четы родился второй наследник, как две капли воды похожий на первого, народ зубоскалить не стал, нашей семье, с пристальным вниманием следившей за развитием ситуации, даже показалось, что империя вздохнула с облегчением, видимо посчитав кровь князей Рандованс гораздо чище и свежей, чем старого императора.