Его невеста (СИ) - Кистяева Марина

Наташа улыбнулась и собиралась уже отойти от раковины с консолью, когда зеркало пошло рябью, и воздух в комнате наполнился какими-то неприятными запахами. Плесенью. Сыростью.

Страхом и болью.

У Наты сдавило грудь. Она впервые ощутила эмоции, настолько ярко, точно они были её собственными.

Ей тоже в жизни приходилось бояться, даже взять её первую встречу с Федором. Как она испугалась! И потом, когда увидела его людей. Много что вызывало у неё негативные переживания.

Но это…

У неё распахнулись глаза, водоворот чужой боли ощущался настолько ярко, что Ната схватилась руками за консоль, покачнувшись на каблуках.

Рябь в зеркале усилилась, туман — вязкий, реальный — заклубился в дамской комнате, опускаясь на плечи девушки, ласкаясь, точно запоздало пришедший любовник, окутывая томным полотном.

Надо собраться. Отключить мозг. Отключить все эмоции.

Собраться…

…и увидеть.

Наташа медленно подняла голову и посмотрела в зеркало.

Сначала ничего не отражалось в нем, кроме тумана. Даже её отражения не было.

А потом Наташа увидела.

Федор спешил к ней. Его высокую фигуру в черном невозможно было спутать с чьей-то еще.

Ната остановилась, восстанавливая дыхание.

Он идет к ней.

Чтобы поддержать и помочь.

Ната видела, как один из мужчин окликнул его, приветливо улыбаясь и поднимаясь навстречу, видимо, чтобы так же поздороваться, но замер. И осел, провожая взглядом.

Федор же никого не замечал, кроме Наты. Оказавшись рядом с ней, встал таким образом, чтобы полностью укрыть её от посторонних глаз.

— Наташа…

— Ты же расплатился? Мы можем уйти?

Она смотрела на Федора снова и снова. Видела каждую морщину, заломы. Обеспокоенность.

За неё.

Искреннюю.

И ещё что-то.

— Ты не о том беспокоишься.

— Нас же не остановят у входа, как неплательщиков? — попыталась пошутить она.

— Не остановят.

Он взял её за руку и повел к выходу.

Лишь когда они оказались в машине, и Федор занял водительское кресло, он повернулся к ней и негромко сказал:

— Рассказывай.

Наташа, повинуясь инстинктам, подняла руку и дрогнувшими пальцами дотронулась до подбородка мужчины, очертила его контур. Колючий. Суровый.

Никто из них не нарушал тишины в салоне, лишь негромко работал включенный двигатель.

— У меня получилось, — гулко отозвалась она, направляя руку выше к скулам Федора. Ничего естественнее, чем трогать его, и быть не могло. Постепенно, шаг за шагом ей открывались нити, что связывали её не только с Федором, но и с самим миром двуликих. Сказки перерождались в голове, обретая новый смысл. — У меня снова было видение.

— Видение? Да черт с ним! — в сердцах выругался Федор и накрыл её ладонь своей. — Я хочу знать, как ты.

— Цела. Здорова.

— Я ценю в женщинах юмор, но ещё одна шутка или уход от прямого ответа, и я тебе ввалю.

— Что сделаешь? — Ната даже подалась вперед.

— Ввалю. Всыплю. По твоей заднице. По первое число.

Брови Наты медленно поползли кверху. Легкое удивление от грубоватости, жесткости слов перерастало в возбуждение. Соски Наты напряглись, уперлись в ткань. Пусть в салоне и не было достаточно яркого освещения, девушка увидела, как темнеют карие глаза, их затягивает поволока.

Федор демонстративно втянул воздух.

— Ната…

Его дыхание так же сбилось, и отчего-то Наташе это понравилось.

Она потянулась к нему.

Ближе.

Ещё ближе.

— Я видела себя. Там, за Гранью. В будущем. В пещере.

Федор нахмурился и резко подался назад, сразу же трогаясь с места.

Ната недоуменно уставилась на профиль мужчины.

Она ожидала другой реакции.

Какой именно — она не знала. Но не такой — точно!

— Ты мне не веришь, Федя? — возмущение заклокотало в горле.

Мужчина слишком круто выкрутил руль, Наташа дернулась вбок, потом вперед, успев выставить руку.

— Эй…

Федор продолжил молчать, сильнее сжав губы.

Наташа тоже нахмурилась.

— Куда мы едем?

Тишина.

— Федя!

Он вырулил на трассу.

Наташа больше не задавала вопросов.

Она поняла, куда они едут.

Мама не удивилась их приезду.

— Проходите, — сказала она, пряча глаза.

Наташа вперила в маму взгляд, но безрезультатно.

— Федор Адамович, рада вас видеть у себя…

— Мама, что происходит? — прошипела Наташа.

И Федор, и мама что-то знали.

Снова.

А она должна постоять в сторонке?

Ну уже нет!

Ната разулась, разделась и снова посмотрела на маму, что прошла вперед и терпеливо ожидала, когда гости пройдут за ней. На лице Людмилы Игнатьевны проступила бледность, в глаза дочери она не смотрела. Руки заломила за спину.

Интересно, однако.

— Чай? Кофе?

— Мама, мы ничего не будем! — Наташа сразу же прошла в зал — единственную комнату в квартире, где они могли поговорить, не толкаясь плечами друг о друг. Спальня и кухня были крошечными.

Федор обвел спокойным взглядом комнату, пропустил Нату вперед, сам же встал в дверном проеме, скрестив руки на груди.

— Рассказывайте, Людмила Игнатьевна.

Если до этих слов поведение мамы насторожило Нату, то увидев, как та не села, рухнула на край дивана и сразу же спрятала лицо в ладонях, девушка сама замерла в ожидании чего-то ужасного. Крамольного.

Наташа присела на подлокотник кресла и ничего больше не говорила. Как-то закончились слова.

До родного дома они добирались всю ночь. Наташа успела даже немного вздремнуть. Федор выглядел так, словно и не провел много часов в дороге. Они почти не разговаривали, каждый думал о своем. Ната пыталась абстрагироваться от дум. Она могла предполагать что угодно, и всё равно окажется, что мимо. И если Федор её повез в родной дом, значит, на то есть веская причина.

Ната собиралась попросить Федора отвезти её к матери. Телефон телефоном, но хотелось личной встречи. Посидеть, поговорить. Пусть и не до конца откровенничая. Есть вещи, которые она теперь никому не сможет рассказать.

Мама словно их ждала. Не удивилась. Не попыталась изобразить радость.

Напротив, пребывала в напряжении, что не соответствовало их утреннему разговору. Нату неприятно царапнул факт, что мама снова от неё утаивала правду. И ладно бы, если это напрямую не касалось бы её! Так касалось же!

А если бы не видения?.. Что тогда? Они жили бы дальше, не ведая, что над ней нависла угроза.

Пещера и окровавленная она. Эта картина снова и снова вставала перед глазами Наты. Как ни странно, страха больше не было. Появились принятие и решимость во что бы то ни стало избежать пленения. Ей помогут. Федор не допустит, чтобы с ней случилось что-то страшное.

Они молчали. Никто не спешил больше задавать вопросов или возмущаться. Наташа обняла себя за плечи.

Холодно.

Она не видела, как Федор обеспокоенно посмотрел на неё.

— Мне нет прощения, — начала говорить мама, и у Наты холодные мурашки побежали по коже, столько обреченности, тоски и муки слышалось в голосе родного человека. Предчувствие надвигающейся беды усилилось. Ната постаралась собраться и с достоинством услышать то, что ей, вернее, им, собираются поведать. При необходимости — поддержать маму. Та словно состарилась на десяток лет за то время, что они не виделись.

— Мам…

Людмила Игнатьевна мотнула головой, по-прежнему не убирая рук от лица.

— Я согласна предстать перед судом, перед Советом, — не слыша дочь, продолжила она замогильным голосом.

Ната не удержалась и посмотрела на Федора. Тот стоял, сжав губы. Вены на висках напряглись, он точно раздался в плечах и в грудной клетке. Неужели… оборачиваться собрался? Неужели то, что он знает, видит или готов услышать, настолько шокирующее, настолько нарушающее их законы, что он едва себя сдерживает?

— Кто?..

— Некромант Басур, — мама отвела руки от лица и так же повернула голову в сторону Федора.