Огненный поцелуй (СИ) - Арматина Елена

— Да все знают, что дракона может оживить феникс — его истинная пара. А дракон в ответ будет тому фениксу верно служить. Любить, по-вашему. Вот вы и нашлись. Теперь вы неразлучны. Навсегда. Так что, по большому счету, черного Одди Сируэла благодарить нужно, а не казнить.

И тут я все вспомнила! И укус вампира, отравившего мою кровь, и каменный мешок с золотой клеткой, в которой меня заперли. И похотливого Маркуса, который распустил свои холодные руки. А я его, кажется, сожгла! Ох, папочка! В смысле, мамочка! Так ведь я же — вампир!

— Эдит, послушайте! Одди укусил меня, и теперь я стала вампиром!

— Тю, глупая! Так твой огонек весь яд вампирский выжег, весь до последней капли. Так что теперь ты — просто феникс, и чуть-чуть ведьма. Если, конечно, твоей матушке можно верить.

Сказать, что я была ошарашена — ничего не сказать! Огненная птичка, ведьма и драконья истинная. И где же этот истинный ходит? Хоть бы спасибо за спасение сказал!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Дэн и Феликс сейчас дают показания в суде. Против Одди. Феликс, как твой ближайший родственник, представляет твою сторону. У нас, кстати, все делается по закону! Вот так-то. Так что сейчас ты — законная дочь Дамира Чутхи, и жить будешь в его дворце, — Эдит восторженно повела рукой вокруг. — Пока не выйдешь заму-у-у-уж.

Она ткнула пальцем мне в нос, превратив на целых пять минут мой ровный небольшой носик в пятачок.

— Эдит, а как мама тут очутилась?

Замуж, это, конечно хорошо. Но ведь сначала надо до конца разобраться со всем происходящим!

— А этого никто не знает! — Эдит сразу скукожилась и перешла на тихий шепот. — Объявилась утром в твоей комнате, песок какой-то вокруг себя набросала. Говорит, ей приснилось, что тебя на костре сжигают! Дык кто же феникса сжечь может? Он сам кого хош сожжет.

Ох уж эти мамины сны! Они с моей тетушкой Велмой, маминой двоюродной сестрой, как начнут на картах раскладывать, так после этих раскладов ей по несколько недель кошмары снятся!

Где-то вдалеке хлопнула дверь, кто-то стремительными шагами приближался к нам. Пока я угадывала, кто бы это мог быть, от тетушки Эдит и след простыл. Шаги остановились прямо перед дверью. Почему-то сперло дыхание, когда она стала открываться. Спустя мгновение, показавшееся мне вечностью, дверь открылась. На пороге стоял он…

Такой, как и всегда. И все же, немного другой. Высокий, но кажется, немного раздался в плечах. Худощавое вытянутое лицо приобрело некоторую скульптурность. Резче были очерчены скулы, ноздри трепетали, как у породистого скакуна. А глаза — так это вообще трэш! На огненном зрачке хищно притаилась черная щелка. Как у котов, но все же не совсем такая. И она пульсировала, как живая. В движениях исчезла кошачья грация, но резкость и стремительность просто зашкаливали. Ого, да я волшебница! Такое с мужиком за один сеанс сотворить.

За те несколько шагов, которые потребовались ему, чтобы добраться до меня, я столько всего передумала! Ведь, если так изменилась его внешность, то наверняка и характер изменился? Но странное дело, если раньше при его появлении где-то там, в глубине, в моей груди, что-то начинало ерзать и копошиться, то сейчас бурная, огненная буря захлестнула меня! Да плевать, какой там характер! Да пусть еще в пять раз вреднее станет, чем был до того, лишь бы схватил, прижал, поцеловал…

Бесцеремонно вырванная из теплого мягкого кокона, я оказалась молниеносно прижата к его груди. Мои ноги беспомощно болтались в воздухе, под ладонями ухало его сердце, а глаза его смотрели на меня так, словно видели впервые. Всего мгновение. Один миг. Губы смяли мои яростным напором, больно, неистово и в то же самое время так горячо! Я задыхалась, хотелось вздохнуть, и в то же самое время боялась отпустить его.

Рухнув на диван, расплющенная его телом, запустила руки в его жесткую шевелюру. Не позволила ему прервать поцелуй, прихватив зубками его нижнюю губу. Замер на мгновение и снова ринулся в атаку. Очень смутно осознавала, что рука его забралась под пижаму, накрыла грудь, гладит, пощипывает… Ползет вниз и подхватывает резинку пижамных штанов. Один рывок и разодранная тряпица летит в сторону. Снизу — прохладный диван, сверху — влюбленная в меня его дубина любви, пульсирует и рвется в бой.

Отстраняюсь на мгновение и шепчу ему прямо в губы:

— Поосторожнее. У меня это впервые…

Вижу в его глазах шок, удивление, осознание и … радость. Черная щелка его зрачка заполняет весь глаз, губы расплываются в улыбке… И вдруг…

— Жесть!

Жесть? Жесть?!!!! Я ему такое признание — а он мне "жесть"?!!!

Но тут над нашими головами раздается, словно боевой клич, пронзительный вопль моей родительницы:

— Прочь! Не смей трогать мою девочку!

Рыжей фурией мама набрасывается на моего… Дэна. Шипит на него, орет, осыпает ударами маленьким кулачком и … кружевным зонтиком. Где она взяла это буржуазное безобразие?!

Пока Дэн пытается прикрыть меня пледом и защитить от неожиданного агрессора, вижу на заднем плане неподвижно застывших и растерянных Эдит и Дамира.

— Мама, прекрати!

— Это мама? Твоя мама? — глаза Дэна готовы вывалиться из орбит от изумления и облегчения одновременно.

— Позвольте, я скажу… — начинает он, но мамуля наконец-то вклинилась между нами, оттеснила растерянного Дэна в сторону и возмущенно наставила наманикюренный пальчик на Дамира:

— Да ты в своем дворце не можешь защитить девочку от насильников! А хочешь, чтобы мы остались здесь?

Пока участники этого цирка пытаются прийти в себя, мама начинает читать заклинания, рисовать в воздухе руны и делать пассы руками. Воздух искрит, дрожит, мутнеет…

— Лера! — слышу далекое и проваливаюсь в темноту.

Нужно, все-таки, принять дар, — вспыхивает последним огоньком запоздалая мысль.

Утреннее солнце ласково согревало мою кожу, а прохладный морской бриз дарил свежесть и наполнял воздух сладкими ароматами тропиков.

Всю последнюю неделю, каждое утро мы проводили у моря. В этот раз, к моему огромному удивлению, мама предпочла мое общество очередному кавалеру. Существование здесь было абсолютно праздное, легкое и, я бы сказала, скучное. Время текло очень размеренно. Я чувствовала себя разбитой и такой уставшей, что все свободное время проводила или в постели, или дремая в шезлонге. Иногда мама и ее двоюродная сестра Велма все же выманивали меня на прогулку вдоль моря.

— Совсем заучилась в своей академии моя девочка, — слишком часто повторяла она, обнимая и прижимая к себе.

Так часто, что я от этого сладкого усю-сюкания стала морщиться, как от зубной боли.

Вот и сейчас, я удобно расположилась в шезлонге под раскидистым деревом. Нежусь с закрытыми глазами, будто кошка под ласковыми лучами, и слушаю неспешную беседу между мамой и Велмой.

— Спит?

— Да как всегда. Я уже просто в отчаянии, Велма. Ну не должна она столько времени спать. Спит и молчит, молчит и спит…

— Валя, а ты ее обрядом забвения запечатала, или мне показалось?

— Да ты что, с ума, что ли, сошла? Это же мое дитя! Так, чаек из восточной тихушки, амулет заговоренный. Все по легкому. Но чтобы такая реакция?

Я услышала тихий шорох. Наверняка, это Велма снова карты свои раскидывает. Она только в море их с собой не брала. А так, любое сомнение, любой вопрос — и в дело идут ее необычные карты.

— Сестренка, она тоскует. Сама не понимает, но тоскует. А он ее ищет. И извини — скоро найдет.

— То есть, пора собираться?

— Не поможет. Все равно найдет. И причем скоро. Пожалей девочку, сними чары.

— Ты на чьей стороне? Мало тебе самой драконы горя принесли?

— Мое горе — это мое дело. А я на стороне Валерии. И ей с каждым днем все хуже и хуже. Ты разве сама этого не замечаешь?