Единственный последователь - Ксения Перова

Полуликий решительно вскинул голову и посмотрел прямо в глаза распорядительнице.

– Вы правы, я действительно защищал на площади человека, которого любил. Это был мой Дар Небес, и я отказался от него, чтобы стать членом клана Лэ. С тех пор я его ни разу не видел.

Зачем врать, когда можно просто подать правду нужным образом?

– Я полностью предан клану и благодарен за то, что мне позволили вернуться… но я не смог создать устройство, которое вы просили, отец. Мне не хватило смелости сразу сказать об этом и я готов понести любое наказание.

Полуликий опустился на одно колено и склонил голову в формальной позе покаяния.

Лэнгилл тихонько поцокал языком.

– Уже лучше, дитя, гораздо, гораздо лучше. Ты делаешь успехи. И все же недостаточно хорошо, верно, Ками?

Вместо ответа Камиллерия взмахнула рукой и перед ней развернулся гало-экран, на котором Полуликий увидел… самого себя, здесь, в этой комнате.

Он лежал навзничь на полу в распахнутой одежде, волосы разметались. Картинка была пронзительно четкая. Он потер лицо руками, потом стянул один за другим сапоги и запустил ими в стену напротив.

Полуликий рывком поднялся на ноги и попятился. Кровь отхлынула от лица, губы онемели.

– Вы… вы что, следили за мной?!

Фигурка на экране вскочила и пошла в мастерскую – невидимый наблюдатель последовал за ней. Полуликий отлично знал, что будет дальше. Он вдруг почувствовал, что падает в бездну, о которой и не подозревал. Не мог поднять глаза, не мог дышать. Стоял, прислонившись спиной к стене, дрожащий, униженный, вычленяя себя из собственного ненавистного тела.

Лэнгилл подошел к Камиллерии и сложил руки на груди. На лице его не осталось и следа былого добродушия, глаза поблескивали, как синий лед.

– Не позорь себя нелепыми вопросами. Неужели ты вправду полагал, что мы примем в клан совершенно чужого человека и не будем никак его контролировать? Срыв и склонность к самоповреждению сами по себе не так страшны – это легко корректируется. Плохо то, что ты позволяешь эмоциям влиять на твои поступки.

Полуликому страшно хотелось отвернуться, а еще лучше – вырыть нору, забиться в нее и закидать за собой вход. Но он, сжав зубы, держал плечи и голову прямо, только лицо пылало от жгучего стыда.

– Так почему ты не выполнил мое поручение, Мелл? – спокойно осведомился Лэнгилл. – В твоих интересах сказать правду, тем более что я все равно пойму, если солжешь.

Полуликому казалось, что воздух между ними звенит от напряжения. Камиллерия свернула наконец гало-экран и по примеру своего спутника скрестила руки на груди. Дивные грациозные создания в синих с серебром одеждах, сейчас они напоминали двух судей, неумолимых, суровых и безжалостных.

После того, что они увидели на той записи, Полуликому казалось, что он больше никогда не посмеет поднять на них взгляд.

– Я не мог допустить гибели сегов, – чуть слышно произнес он, – вы правы, отец… я вырос среди них и, несмотря ни на что, не смог так сразу от них отказаться. И мой Дар Небес… я поступил так из-за него тоже. Я подвел вас и сожалею об этом.

– Не сожалеешь, – вдруг резко произнесла Камиллерия, – во всяком случае не так, как должно.

– Мальчик запутался, Ками, – примирительно произнес Лэнгилл. К нему как будто вернулась прежняя мягкость – оставалось лишь гадать, в какой степени она была напускной, – он не пробыл с нами и года, а сеги влияли на него сорок с лишним лет. Вреда он не нанес, так что ничего страшного. Пусть пройдет еще пара лет…

Полуликий, погрузившийся в самобичевание, вдруг осознал его слова и поднял голову.

– Я… ничего не испортил?

– Ну конечно нет! – легкая улыбка тронула лишь губы Лэнгилла, не коснувшись глаз. – Я еще в башне Ти понял, что ты не выполнишь это задание. Поэтому поручил его еще парочке инженеров, и прямо сейчас созданные им генераторы поля уже, должно быть, находятся за Барьером.

Перед глазами потемнело, и Полуликому пришлось ухватиться за стену, чтобы не упасть. Голос Лэнгилла звучал как будто издалека:

– Жертвы среди сегов будут минимальными. Жаль, но это необходимо. Когда болезнь серьезна, любой настройщик сойдет – так, кажется они говорят?

Полуликому казалось, что мозг закипает, он чувствовал себя животным, попавшим в лесной пожар. В голове царила какая-то дикая, беспорядочная суматоха, борьба и метания из стороны в сторону. Он безумными глазами взглянул на родителей и обнаружил, что они уже стоят у двери.

– Я понимаю, как тебе сложно, Мелл, – снисходительно произнес Лэнгилл, аккуратно поправляя спутавшуюся прядь. Он словно обращался к маленькому ребенку, у которого развалилась башня из кубиков, – вызову Лалайну, она поможет. Не хотелось бы повторения… ну ты понимаешь. Наши тела отлично восстанавливаются, но всему есть предел.

– Подождите! – Полуликий бросился к родителям и остановился в нескольких шагах от них. – Я… я хочу уйти.

– Не сомневаюсь, но лучше тебе пока побыть здесь и привести себя в порядок, – заметил Лэнгилл и взял Камиллерию под руку, – не нужно мешать остальным членам клана.

Полуликий сжал кулаки так, что хрустнули пальцы.

– Вы не поняли. Я хочу выйти из клана.

– Что ты сказал?! – самообладание все-таки изменило Камиллерии. Прекрасное лицо побелело, она развернулась и, кажется, хотела даже влепить Полуликому пощечину, но Лэнгилл удержал ее.

– Теперь я вижу, что он и правда твой сын! – рассмеялся он. – Ну-ну, я пошутил. Мальчик просто не в себе. Пойдем, пока он не расстроил тебя еще больше…

Он открыл дверь и пропустил Камиллерию вперед – та вышла, не оглянувшись, лишь взмах серебристой пряди выдал ее ярость. Лэнгилл задержался на пороге и посмотрел на Полуликого с легким оттенком сочувствия.

– Не расстраивайся так, Мелл. Ты не совершил ничего ужасного и конечно, мы не выгоним тебя из клана. Такими талантами, как ты, не разбрасываются. Ну а эмоции… просто побудешь здесь, пока не научишься их контролировать. Мы сделаем все, чтобы они не помешали тебе ни сейчас, ни в будущем, выполнять свой долг перед кланом. Дождись Лалайну и постарайся не причинить себе вреда, хорошо? Без пятна ты смотришься просто идеально!

Дверь беззвучно закрылась за его спиной. Полуликий тут же бросился к ней и понял, что отец имел ввиду именно то, что сказал – замок не реагировал на прикосновение.

Его заперли. То, что он только-только привык считать домом, превратилось в тюремную камеру.