Демониада (СИ) - Линдт Нина

— Ах да! Совсем запамятовала. Этот кулон. Я еще и избранная, да? Вот почему ты стал пытаться меня соблазнить?

— Хватит! — он начал злиться, это было видно по тому, как золотые искры в его глазах погасли.

— Я не боюсь тебя! Я тебя ненавижу! Не буду больше тебе давать силу! Забирай кулон! Оставь меня в покое! Я хочу забыть тебя! Никогда не знать тебя!

— Я не оставлю тебя в покое, — он схватил ее крепче, преодолевая ярость и сопротивление. — Покой ужасен, милая. Я буду вечно тебя мучить, на то я и демон.

Она зарычала от злости, маленькая фурия, но что может смертная против демона? Очень скоро он держал ее крепко, не позволяя поднять руки, повернуться.

— Я ненавижу тебя! — взбрыкнула она, понимая, что проигрывает.

— Ну да, конечно, — улыбнулся он. — И я тебя ненавижу. Терпеть не могу за то, что постоянно беспокоюсь за тебя. Ненавижу за то, что то и дело хочу послать все к чертям и забрать твою душу, убить тебя, чтобы больше не чувствовать отчаяния и вины.

Она затихла. Растрепавшиеся волосы скрывали от него ее лицо, но он знал, что на нем сейчас выражение абсолютного замешательства.

— Я ненавижу тебя за то, что ты появилась на моем пути. Я знаю, когда ты умрешь. Знаю, потому что сам толкнул тебя на этот путь. Ты уже не сможешь остановиться, Настя. Твое чувство справедливости и внутренняя сила, которой тебя наделила Старая Мать, не дадут отступить в сторону. Если бы ты только знала, как я ненавижу себя за то, что дал твоей душе эту возможность.

Он убрал волосы с ее лица и заглянул в глаза.

— Поэтому не кричи о том, как тебе больно. Мне больнее в миллионы раз. Я останусь тут после тебя. С пустотой. С чувством вины. И весь мир не заменит твоего биения сердца.

— Ты никогда не говорил так..

— Не было резона.

— Если я умру так скоро… Поцелуй меня.

— Что? — его брови удивленно взметнулись вверх. — Ты мне минуту назад хотела расцарапать лицо.

— Я не хочу умереть, не зная, как…

Его хватка ослабла, и она смогла свободно обнять его, запрокинув лицо, смотрела в его глаза, и для нее там был мир, а вселенная в кольце его рук. Он ничего не ответил, просто сомкнул ладони на ее лице, убрал пряди волос со лба, запустил пальцы в волосы, притягивая ее к себе. Он целовал ее веки с еще мокрыми от слез ресницами. И было в этих легких поцелуях нечто сакральное. Словно он совершал ритуал поклонения преходящему: быстро исчезающей красоте, наивности и чистоте, которые от его прикосновений могли исчезнуть и обратиться в прах. Но одновременно он уличал себя в слабости. Чем больше его губы пробовали нежную и теплую кожу ее век, солоноватую влагу на прохладных щеках, тем больше хотелось ощутить тепло и нежность ее девичьих губ. Но он опасался, что она потеряет свое очарование, станет еще одной земной женщиной, которых так легко брать.

Поцеловать ее в магическом круге друидов, пока она так и излучает энергию. Чего ему стоило? Но после обвинений, не хотелось черпать из нее силы, это было бы слишком неправильно. Проклятая, проклятая Старая Волчица… Сколько она вложила в эту девчонку магии земли, что он почти уступил.

Но нет… Настя просто не заслуживает быть только источником сил для него или кого-либо еще. И он это Старухе докажет.

— Не могу, Настя. Прости.

Он так бережно держал ее, словно она была сокровищем, а хотелось, чтобы он ее сломал.

— Даже этого мне не узнать, да? Тогда пообещай мне, — чистые, прозрачно-зеленые после слез глаза девушки с любовью смотрели в черную душу демона.

— Все, что угодно…

— Не убивай меня просто так. Спасая. Не хочу, чтобы моя смерть была напрасной. Если мне нужно умереть, то хоть ради чего-то хорошего. Так даже лучше, правда?

— Правда, — солгал он.

Утром все было затянуто тучами, моросил дождь, холод и сырость пробирались в комнаты, агенты одевались торопливо, мечтая уже о солнце Барселоны.

Демон ждал их около машины, в своей черной куртке и водолазке, мрачный, с мокрыми от дождя волосами. Он холодно скользнул взглядом по сонной и грустной Насте, по полной сил Рите, по серьезным лицам остальных.

Рассевшись по машинам, они отправились в аэропорт.

Глядя на мелькание дворников по лобовому стеклу машины, демон гадал, может ли им помочь в борьбе с Ноктурной то, что они узнали, побывав в ее лесу.

О том же, лишь бы не думать о демоне, размышляла Настя. На ее одежде еще сохранился кое-где налет пепла, помогавший понять, что вчерашняя страшная бродилка была абсолютно реальной. И оттого хотелось найти всему, что произошло, объяснение или придать смысл. Лишь бы не думать о том, как капли дождя стекали сегодня по щеке графа Виттури, лишь бы не вспоминать о вчерашнем фиаско с попыткой поцеловать его. Ну, что он за человек такой? То сам хочет поцеловать, то ей отказывает, мучение одно с ним! Чего ему стоило уступить?

Габриэль смотрел на размытые зеленые пятна за окном и напряженно думал, почему ему казался таким знакомым дом Ноктурны. Ангел напряженно тер виски и пытался сконцентрироваться, но все, о чем он мог думать, как ни странно, была музыка. Мелодия сочинялась на ходу, он отстукивал ее пальцами по коленям, и хотя мог поклясться, что никогда не играл на пианино, испытывал сильнейшее желание пробежаться пальцами по клавишам. Ему было странно это желание, но в последнее время вокруг происходило столько всего странного, что уже ничего не удивляло. Единственное, что он ярко осознал вчера: Настя встретилась на его пути неслучайно.

Он как-то связан с ней.

В самолете Папа Римский дождался момента, когда Габриэль, сидевший рядом с Настей, выйдет в уборную, сел на его место и выдвинул очередную мысль:

— Этот синеволосый тебя узурпировал, ты заметила?

Настя пожала плечами.

— Мне все равно.

— Ты не заболела? — Папа Римский участливо наклонился к ней. — Обычно ты выглядишь немного оживленнее. А сейчас такое ощущение, что из нас двоих призрак — ты.

— Возможно, так и есть.

Настя прислонилась лбом к холодному стеклу иллюминатора. В конце концов, ничто не имеет значения. Если мир катится к чертям, если она умрет в любом случае, то вообще ничего не должно ее интересовать.

— Я вот подумал, а может, этот синеволосый — твой ангел-хранитель, а адская тварь — твой персональный демон-искуситель? Интересный у них дуэт может получиться. Я бы выбрал демона, ангел какой-то странный. Как душевнобольной все равно. Да и зачем тебе ангел-защитник, если демон готов пожертвовать собой ради тебя?

Настя усмехнулась. Как же! Готов он пожертвовать… единственное, чем он готов пожертвовать — ей самой. Сам же сказал, что для этого ее готовит и пестует. Как же обидно, когда ты — всего лишь игрушка в руках высших сил и ничего не решаешь сама! Тебя двигают по шахматной доске, словно пешку. А ты и рада поначалу, а потом уже не можешь выйти из игры.

Как же она ненавидела его сейчас! За все, что он сделал. За все, чего не пожелал сделать. Оставалось только глотать слезы, спрашивая себя еще и еще раз: зачем это все? И почему, ну, почему именно она должна стать жертвой?

«Никогда не жертвуй богам. Боги равнодушны к жертвенному огню», — так сказала Лика. Но в том-то и проблема, что она не жертвует, а жертвуют ее. Она всего лишь блеющее и ничего не решающее животное, которому собираются перерезать глотку на алтаре.

Настя зажмурилась. Ярость черной тучей наполняла душу, но что может сделать человек против ангелов и демонов? Если они решили сыграть, остается только послушно двигаться по доске. Она же не может сбежать? Не может отказаться?

— Дитя, не плачь, — рука призрака легла ей на плечо. Настя повернулась к нему и уткнулась в расшитую золотом сутану. Разрыдалась еще горше, пока Родриго Борджия неуклюже гладил ее по голове.

Как же надо довести себя, когда единственный, кто тебя понимает — это призрак.

— Я просто пешка. Просто пешка, — всхлипывала она.