Амброзия (СИ) - Билык Диана

Большие зубья глубоко вошли в большую заднюю лапу, шерсть облезла в местах пореза, а рана затянулась. Придется рвать, и Кирилл понимал, что животному это не понравится.

Звереныш прижался к своей подружке сильней и положил голову рядом. Самка устало приподняла веки и снова закрыла их, будто соглашалась на пытку.

Оправдан ли этот риск? Это же мутанты! Чем Кирилл думает? Но все равно руки потянулись, ноги уперлись коленями в камень, пальцы нащупали механизм. Щелчок, сдвиг и рывок. Перед лицом клацнули зубы, Звереныш прижал лапой подругу и яростно зарычал над ней, и сучка в миг успокоилась. Только поджала раненную ногу и заскулила.

Капкан был отброшен в сторону, а Кирилл устало рухнул рядом с лохматой парочкой. Как их называть правильно он не знал, то ли это мутированные волки, то ли еще какой вид. Сейчас люди отстранились от природы настолько, что это уже было несерьезно.

– Спасибо, что спас, Звереныш, – тихо сказал, разглядывая грязные руки.

Мутант приподнял большую голову, опустил широкие уши и фыркнул.

– Да, и я долг отдал, – показал на него пальцем Кирилл. – Так что могу уйти. Мне нужно Лину спасти, она пропадет в городе. Понимаешь?

Монстр показал свои шикарные и острые зубы, повернулся удобней и стал вылизывать лапу своей подружке.

– Вот она любовь. Настоящая. Когда один за другого готов собой пожертвовать, – горько сказал Кирилл. – А я – дурак! – потрепал волосы на затылке и дернул их до резкой боли. – Но разве выберешь между дочерью и любимой? Скажи, что бы ты выбрал?

– Гр…

– Да, знаю, что не приходилось. А мне пришлось, и я теперь не знаю, как вымолить прощение. Я ведь просто бросил ее в их лапы. Просто довел до назначенного места. Идиот…

Монстр взглянул на него, а затем покачал большой башкой и снова стал вылизывать раны второму зверю. Подружка лежала тихо, еле-еле скулила, но казалось, что уснула.

Чтобы согреться, Кирилл полез в сумку и достал плед. От него пахло Линой, так сильно, что в груди стало жарко, а пах прошило острой болью. Потянул мягкую и тонкую ткань к себе и вдохнул поглубже. Хотелось кричать, потому что не мог понять, как переступил через чувства. На него это непохоже, от слова совсем. Ради Насти поперся в дикий лес несколько лет назад, рискуя жизнью, а ради Лины что сделал? Соорудил хлипкий переход через реку, чтобы отдать ее в лапы повстанцам? Как же глупо и бессмысленно. Вся жизнь такая, будто он родился под черной звездой. Да только хотелось судьбу дочери исправить, изменить будущее, а на себя, по сути, было плевать. Только на себя, но не на Ангелину.

Достал из сумки фото, что девушка вытащила из альбома. Как и почему она или ее мать оказались на снимке не получалось разобраться, но недаром именно Лину просили привести. Что-то здесь не так. И эта аллергия на амброзию. Что астровцам нужно? Герман был хорошим способом выманить наивного биолога, даже легенда о его дочери подошла замечательно. Правда это или нет, разбираться не хотелось. Тогда не хотелось, а сейчас… Кирилл стиснул пальцы, и карточка со скрипом изогнулась, исказив красивое лицо девушки. Она прижимала к себе ребенка и улыбалась. Ясно и счастливо, будто в мире нет никаких мутантов, вирусов и карантина. Нет зубастых скворцов, голодных рыб, здоровенных лохматых добряков и оборотней нет. Все в том мире на фото было светло и хорошо. Вот бы в жизни так. Жаль, что это только иллюзия.

Жива ли девушка сейчас? И та что на снимке, и та что в его сердце прокралась незаметно? Кирилл верил, что последняя жива, чувствовал это, но жар страха и ужаса окутывал и мучил, будто Лина сейчас на грани, будто с ней происходит что-то нехорошее. Плотный солоноватый воздух не насыщал кислородом, Кирилл старался дышать ровно и тихо, но все равно получалось шумно. Потому что в груди предчувствие беды не растворялось, оно гадостно распускало свои жилы и душило сердце невидимыми тисками.

Звереныш уснул. Бедный, намаялся, как и его подружка. Они чем-то напоминали Кириллу их отношения с Линой: как две половинки, что не могут друг без друга. Даже с Настей не было так больно и тяжело, как сейчас. Словно душу ножом искромсали, вывернули наизнанку и оставили сохнуть на палящем солнце.

Кирилл тяжело выдохнул, подвинулся и прижался к мягкому пузу мутанта. Звереныш только ухом пошевелил, но даже не открыл глаза. Вывернулся немного и, подтянув задние лапы, укрыл Власова пышным хвостом. Как же вовремя он появился. Кирилл признавал, что сам бы не смог выбраться и потому был благодарен судьбе за подарок. Сейчас нужно немного восстановить силы, а затем он сделает возможное и невозможное, чтобы искупить свою вину перед Линой. Даже если придется положить голову на плаху. Он был готов на что угодно.

Самое ужасное, что Лина помнила его поцелуи. Первые, сладкие, влажные. А еще: неловкие прикосновения, нежные движения и потом хрип… Последний хрип наслаждения, а за ним ступор, пена изо рта и тряска.

Она не понимала, что происходит. Пыталась Максиму помочь, уложила осторожно на кровать, но он дергался и рвал кровью. Звонила в скорую и сбивчиво объяснила симптомы. Машину подали через пятнадцать минут, парня забрали. Лина помнила, как смотрела в ночь на угасающие фонари электрокареты и потом сорвалась и помчалась следом.

В больницу не пускали несколько суток, но, когда она стала падать на колени, медбратья сжалились и позволили зайти к Максиму. Обвитый трубками и закрытый в стеклянном боксе парень, казалось, уже давно умер – бледный цвет лица, впалые щеки и состриженные темные волосы под ноль. На гладкой коже черепа виднелся свежий надрез и характерные лазерные заклепки. Зачем делали трепанацию Лине не сказали, но сообщили, что парень в коме. И вероятно, даже если очнется, будет инвалидом на всю жизнь. Лина готова была на все, она же так его любила. Впервые увлеклась, впервые почувствовала в себе силы поверить кому-то… Ведь жизнь в девятнадцать только начиналась.

Она тогда не понимала, что была причиной его болезни, не понимала и позже, несколько месяцев, а затем лет. А когда силы стали покидать из-за воздержания и верности любимому, а жажда выкручивала кости и мышцы, и на теле появились раны – все стало понемногу складываться в цельную картину. Последней каплей были те двое насильников.

Лина с ужасом сейчас смотрела в глаза возмужавшего Макса и видела в нем отражение своего прошлого. Горького и необратимого. Видела не любимого парня, а тех двоих голодных мужчин, что не проснулись после ее объятий.

– Не нужно, прошу, – попыталась встать, но мужчина бесстрашно подошел ближе и толкнул ее назад, погрузив под воду.

Вынырнула с криком. Наглая рука опустилась между ног и коснулась кожи. Лина сжалась и отмахнулась.

Стало жарко. Томление крутило, спазмы заставляли раскрывать губы, и Максим, склонившись, вырвал из нее поцелуй. Яростный, до того глубокий и ненасытный, что Лина не могла дышать. Пожар растекался по венам, как бедствие, она толкалась руками и брыкалась в воде, но тяжелого Максима не могла сдвинуть.

Тело стало чужим. Оно требовало напоить его, вырвать кусочек сладости, но Лина не могла предать душу. Любовь горела в груди, как солнце, и предательство Кирилла для нее казалось чем-то подобным смерти.

Дернулась и укусила мужчину за губу, пихнула со всей силы ногой и получилось вырвать несколько секунд воздуха.

– Прошу, нет!

– Да, – усмехнулся Макс, и на губе отчетливо выделился старый порез. Лина бросила взгляд на лоб, где должен быть шрам от трепанации, и не нашла его.

– Это ведь не ты, правда?

Он замер, потер широкий подбородок, прижал сильнее ладонь под водой и развел ей ноги.

– Я. Обновленный, но я. Помню, как ты дрожала подо мной, когда это случилось. Как потеряла со мной невинность, а затем лишила меня нескольких лет жизни. Я все помню, – в светлых зрачках заплясали злобные огоньки. – А ты помнила, когда под него ложилась?

– Я думала, что ты в коме! – попыталась Лина. Нащупала под водой его руку и беспомощно вцепилась, стараясь не обращать внимания на движения его пальцев. – Я несколько лет не отходила от твоей постели, а потом…