Смерть моя, жизнь моя (СИ) - Нуар Эрато

Стены, простые необработанные каменные глыбы будто смыкались вокруг огромной трещины в пространстве, которая искрила, сочилась липкой энергией. Эта энергия постоянно менялась, переливалась яркими красками, но всё равно вызывала какое-то глубинное, подсознательное неприятие.

Там, внутри этой липкой силы, словно в капле смолы, парил Сольгард. Раскинув руки и ноги, напрягая могучие плечи, разметав синие длинные волосы.

И ещё один выскочил откуда-то из полумрака:

— Иви, иди ко мне, я тебя защищу!

— Иви, уходи отсюда, это враг! — зарычал другой, из Разлома, и задёргался, тщетно вырываясь из липких объятий Хаоса.

Я замерла, пытаясь сообразить, кто же из них настоящий и кто меня на самом деле звал!

С одной стороны, в Разломе должен находиться враг. Разве Эллинге дал бы ему вырваться?

С другой… именно Сольгард заставлял бы меня уходить. Вот так, как он сейчас рычит и ругается, и поливает своих паладинов такими словами, что мои непривычные уши уже горят.

И, увернувшись от одного мужа, я бросилась к другому. Тому, который отчаянно сражался с липкой дрянью, и даже руку из неё высвободил.

— Нет, Иви! — рыкнул он, но я, не долго раздумывая, ухватилась за ладонь.

Тело словно прошиб разряд. Сила Прада заструилась, сливаясь с синим Манье и, наверное, моей Инье. По волосам прокатилась радужная волна. Боль пронзила живот, сердце, я закричала, но изо всех сил вцепилась в руку мужа, скользя ногами по неровному каменному полу.

— Отпусти, не трогай! — рычал Сольгард.

Паладины почему-то застыли у двери, словно их отделял некий незримый барьер. Волосы горели разноцветием их Манье, драххи бурно жестикулировали, что-то выкрикивали, но не могли сделать и шага внутрь.

А я отчаянно, самозабвенно тащила мужа на себя, но лишь ощущала, как энергия уходит, вытекает из татуировки, из вен — к нему и дальше, туда, в чужое пространство. В Хаос.

Другой Эллинге бросился на паладинов. Кто-то из них ринулся навстречу, дожидаясь, пока принявший вид Наместника чужак приблизится к незримому барьеру. Рванул хирра на себя, выбивая за ту линию, за которую они не могли зайти.

Это было так обидно. Они стояли совсем рядом, но у них не получалось попасть сюда — где способны находиться только те, кто контролируют Прада. Уж паладинам бы всяко хватило сил вытащить Эллинге, но…

Но всё, что смогли — это обернуться и вступить в бой с хирром. Там, на лестнице, за пределами зала. Разнося вдребезги фундамент Башни, выбивая огромные пробоины.

Мне вдруг вспомнилось, что в драконьем виде они не признают даже своих ниатари. Понимала, чувствовала чужую холодную красоту и долю раздражения, которое они испытывали к нам. Людям. И не могла винить их за это.

Теперь я по-другому смотрела на драххов. И на людей тоже.

Дракон отвлекал хирра, и сейчас этого было достаточно. Вокруг него лился яркий розовый свет — свет его Манье. Хирр тоже увеличился, преобразился. Схватился с противником изо всех сил.

Рядом вырос зелёный. И ещё жёлтый вроде.

А больше я ничего не видела, потому что Эллинге единым невероятным, нечеловеческим движением рванул ко мне, освобождаясь из липкой паутины.

— Иви, — шепнул, тяжело дыша. — Ты что тут делаешь? Зачем сюда пришла?

Я подалась к нему, но он отступил, забирая руку:

— Не дотрагивайся. Тебе нельзя.

Эллинге выглядел… странно. Волосы посветлели, по коже вились серебряные узоры. Он сам почти светился, будто бы отдавая этот свет куда-то… Разлому.

— Почему… ты там?

— Ты же знаешь. Я удерживал проход. А сейчас… начнётся. Ты должна уйти, Иви. Понимаешь? А я должен исполнить свой долг. Закрыть, спаять эту брешь на ближайшие годы. Чтобы ты… жила. Вместе с моим сыном.

Я кивала в такт его словам, любимому голосу, но уже почти не слышала.

— Вытрись, Иви!

Донеслось как сквозь вату. А я смотрела, смотрела на переливы цветной энергии, и она больше не казалась чужеродной. Родной скорее. Близкой. Давно утраченной.

И там, внутри, появился ещё один Сольгард. Улыбнулся. Протянул мне руку.

— Иди ко мне, Иви, — шепнул. — Ты нужна мне. Я так давно жду тебя…

— Нет, Иви, не прикасайся! — здешний Сольгард по-прежнему стоял на шаг в стороне.

Я уже запуталась, кто из них на самом деле мой муж. Ничего не понимала. Ничего не могла осознать.

Никому нельзя касаться Разлома, вспомнилось. Только Наместники достаточно сильны, чтобы выдерживать его силу.

Но как тогда я тут оказалась? Я должна бы сейчас находиться там, с паладинами… за невидимым барьером.

Или с ниатари не так? С ниатари, которые достаточно сильны, чтобы родить наследника Наместнику Эрсе.

Едва ли у них была возможность выяснить это. Отец Эллинге погиб намного позже своей ниатари. Уже вырастив и обучив сына. Я видела записи, где он играл и занимался с маленьким Сольгардом.

Кто же из них настоящий Наместник? Тот, кто стоит сзади, так и не обняв меня? Или тот, кто улыбается впереди, глядя с такой надеждой.

А за ним — улыбчивые лица девушек. Чужих, величественных, красивых. Драконессы и их утраченная Инье.

Они манили меня. Звали меня к себе. Ждали.

— Шарс! — ругнулся Эллинге сзади, бросаясь ко мне. Схватил за руку, дёрнул на себя. Развернул голову за подбородок: — Что ты там видишь? Иви! Не смотри туда!

— Инье… — пробормотала я.

— Да. Она давно уже вся там.

— Иви! Иви! Илесс… — кружился вокруг женский шёпот, и лицо мужа снова расплылось, растаяло, я перестала видеть что-либо, кроме глаз драконесс. — Мы так давно ждали тебя…

— Зачем? — пробормотала я.

Ждали они! Сами ушли, поддались на соблазны Хаоса, и меня тоже… Ну уж нет!

— Вы нужны вашим детям! — крикнула я, делая шаг к мужу, нащупывая его тепло. — Ваши мужчины умирают. Ваших женщин давно уже не стало!

Словно в ответ мне в лицо ударил яркий свет. Наверное, я упала. Ощутила, как меня затягивает в эту чистую, мягкую, однозначно женскую энергию.

Где-то зарычал дракон — дико, исступлённо. Эллинге! Мой муж, мой любимый, мой…

Всеми силами души я дёрнулась к нему.

Он держал меня, звал, тянул на себя. И я устремилась к родной, широкой груди, мечтая прижаться, ощутить ещё хоть раз. Ведь я мчалась сюда, чтобы ему помочь. И быть рядом…

Тело болело, будто разрываемое изнутри. Сольгард рычал что-то нечленораздельное про шарсовых храмовников.

Глаза выхватили рушащиеся своды Башни, целые глыбы, вылетающие из проломов в стенах. Сверху сыпались камни и перекрытия.

Зрачки в синих глазах моего мужчины вдруг стали удлиняться, сам он расти, преображаясь — это последнее, что я запомнила, прежде чем потерять сознание.

Дракон рвал и метал. Ярость клокотала внутри.

Он же всё сделал! Всё, чтобы защитить свою ниатари, чтобы оставить её со спокойным сердцем, уйти, исполнив долг.

Паладины должны были следить за ней, защищать её…

Каким образом она оказалась здесь, в самом сердце прорыва хирров, как, шарсы двурогие, проникла сюда, куда не может попасть ни один драхх, не контролирующий Прада?

Он только вошёл в потоки, только слился с Разломом, стараясь его спаять. И пришлось разрывать связь сил, увеличивая дыру в пространстве, открывая новые пути для Хаоса!

И Хаос не заставил себя ждать, тут же взялся за дело. Лживые хирры всячески соблазняли его ниатари, вытягивая из неё крупицы драгоценной Инье, а он отдал так много своей силы, что едва удавалось до неё докричаться! Снова и снова обращался к источнику, но никак не мог ничего исправить!

Она прикоснулась к Разлому! Этого не должно было случиться, даже самые сильные драххи не выдерживают таких прикосновений, а она, его хрупкая ниатари…

И эти проклятые храмовники ещё! Как он и опасался, перемещение порталом Хаоса не прошло для неё без последствий. Хаос чуял её, находил пути, вычитывая мысли и чаяния. Оттого и с татуировкой творилось неладное: Хаос искал, не желал отдавать свою «добычу». Звал, манил и… заманил.