Ведьма по имени Любовь (СИ) - Эльм Александр

И медленно жгли до утра их огнем.

Когда же на запад умчался туман,

Урочный свой путь совершал караван;

И следом печальный на почве бесплодной,

Виднелся лишь пепел, седой и холодный:

И солнце остатки сухие дожгло,

А ветром их в степи потом разнесло.

И ныне все дико и пусто кругом -

Не шепчутся листья с гремучим ключом.

Напрасно пророка о тени он просит –

Его лишь песок раскаленный заносит,

Да коршун хохлатый, степной нелюдим,

Добычу терзает и щиплет над ним.

Вот.

Варя замолкла и закрыла лицо руками. Виктор поднялся, обошел костер, сел рядом и обнял плачущую девушку за плечи. Она не отстранилась.

— Она не в силах говорить, побывавшие в Саду плохо переносят ужас Кольца Смерти. Скажу я.

— Что за Кольцо, Вить?

— Подробно объяснять надо пару столетий. Нам-то с Варварой нормально, но ты, живая, конца объяснений можешь и не дождаться.

— А короче, чем за пару столетий, нельзя?

— Попробую. Каждое слово в стихе — чистая правда. Текст символический. Толковать и разъяснять символы запрещено, каждый понимает, как может. Известно, что описанное поэтом место существует, условно называется Поляна Трех Пальм. Там негасимый костер. Периодически вырастают три пальмы. Приходит Караван, и история повторяется. Этот жестокий круговорот обеспечивает неразрывность Кольца Смерти, ее власти над Миром Живых. Караван составлен из неизвестных духов, уязвим ли для магии и оружия — не знаю, но скорее всего — нет. Он всегда бродит поблизости. Охраняет вечное повторение Смерти на Поляне. За попытку приблизиться — мучительное развоплощение. Если костер погаснет, на минутку приоткроется единственная дверь из Некроэтели в другие миры. Это вызовет грандиозный шухер. Все, больше не знаю. Никто не знает.

— Делов на рыбью ногу. — криво усмехнулась я. — Проскочить под носом у неизученных монстров, загасить негасимый костер, и смыться, пока не развоплотили. Поцелуй меня, что ли? Виктор встал и шагнул ко мне, прямо через огонь. Тактичная Варька внезапно непреодолимо захотела прогуляться.

К Поляне Трех Пальм мы подошли вечером. Солнце зависло у горизонта, готовясь нырнуть, оставив нас наедине с ночным холодом. Таков уж нрав пустыни — адская жара днем и лютый холод ночью.

Все выглядело в точности, как Михаил Юрьевич описал — пальмы, родник, голубые дали, золотой песок. Единственное отличие — костер горел. При полном безлюдье прозрачное на жаре пламя выглядело ненатурально и жутко.

Наша колесница встала как вкопанная, метрах в ста от пальм. И ящер и единорог наотрез отказывались сделать хоть шаг. Их что-то перепугало. Не знающих страха боевых монстров. Чудесно.

— Ну что? — я облизала пересохшие губы. — Последний рывок, гасим костер и валим. Врагов я не вижу, ждать, пока они подтянутся, думаю, ни к чему.

— Командир, разреши, я сперва сам попробую? — спросил Витя. — Не нравится мне эта тишина. Не бывает, чтобы так просто.

— Иди, мой хороший. — разрешила я. — Если бой — один не дерись, дергай к нам. Это приказ.

— Ок.

Мой демон окутался дымом, и полетел к костру. Черпнул шлемом из родника и плеснул на огонь.

Я ахнула, а Варька грубо матюкнулась. Пламя не то что не погасло, даже не вздрогнуло. Никакого облака пара, вообще никакой реакции. Вода исчезла, как проглотили. Виктор, низко пригибаясь, побежал к нам. Я схватилась за сделанную Варькой новую шмагу. Подруга прищурилась, произнесла заклинание, и еще раз ругнулась.

— Что, Варя, что? Объясни, не понимаю!

Варька плюнула на руку, и мазнула мне по лицу. Тут выматерилась уже я. Смазанные слюной небожительницы глаза увидели много нового. К пальмам приближался караван. Покачивались укрепленные на верблюдах шатры, нестройно брякали колокольчики, вздымался потревоженный песок. Чернявый всадник с копьем летел к нам по кратчайшему пути, и очень быстро. Варька вскинула руки, и отпрыгнула, как ошпаренная кошка.

— Ядрена копоть! У них полная защита от магии! По крайней мере, от моей!

— Прячь шмагу! — подскочил запыхавшийся Виктор. — Оружие их не возьмет, я такое безошибочно чую. Я кинусь на них, задержу. На пару минут меня хватит. Вы — бегом к костру. Погасить его можно кровью, и только кровью, я проверил. Моя, демонская, не подходит. У костра режьте друг друга, крови нужно много, очень много. Постарайтесь не умереть. Варька, тебя это тоже касается, возле пальм можно умереть и вторично! Погибший под пальмами никогда не вернется в мир живых, выживайте, обязательно! Вот такая получилась разведка…

Витя улыбнулся и осторожно поцеловал меня в губы.

— Ну все, я пошел.

— Стоять. Я не разрешаю. Пока что командир здесь я.

— Люба, через минуту всех развоплотят. Разреши их придержать, хоть у вас шанс будет. Двое спасшихся… или даже кто-то один.. — Виктор побледнел и закончил. — … лучше, чем никто.

— На хрена я тут мучилась?! — заорала я. — чтобы вас развоплотить, а самой вернуться?! Думайте! Оба! Должен быть выход!

Худощавый всадник был так близко, что я четко видела черты лица. Обычное лицо, красивое, но мне казалось, что на меня падает огромная льдина. Это была даже не смерть, смерть — лишь переход. А это существо приближалось, чтобы мы исчезли. Из всех миров. Навечно. Я не верю, что так бывает, но при взгляде на лицо копьеносца верилось сразу. Бескрайнее, как пустыня, равнодушие излучали черные глаза, тонкий нос, волевой подбородок. Мелькнула дикая, отчаянная мысль: «Если бы, хоть на секундочку, сломить его мертвый покой, вызвать у чудища проблеск мимолетного чувства, любого! Тогда можно пытаться справиться!»

Черный конь летел, расплескивая песок, первого всадника догоняли еще двое, жизнь испарялась как роса.

Я дура. Я знаю, я тупая дура, я заслуживаю только насмешек. Но у меня не было времени устраивать мозговой штурм. И я пошла по привычному пути — выскочила из штанов и рубахи. Вдруг поможет? Средство вроде универсальное?

Всадники мчали галопом. Не размахивали оружием. Не кричали. Просто приближались, неотвратимые, как старость и смерть.

— Любка, ты гений…. — прошептала Варька за спиной. — Присоединяйся, идиот! Потом объясню зачем!

Горячие женские руки проскользнули у меня под мышками и ласково затеребили соски груди. Я и пикнуть не успела, а Виктор уже упал на колени и впился губами в мое лоно. Он лизал меня так, что обзавидовался бы пес, нашедший хозяина после многолетней разлуки. Я видела, как вырастают в размерах кошмарные всадники, но теперь мне резко стало не до глупостей. Не до мелочей. Какие там символические пальмы, какие, к свиньям собачьим, кольца смерти, идут они все лесом! Варька повалила меня, и со стоном улеглась сверху. Ее бедра бились о мои, ягодицы сжимались и разжимались, ноги судорожно рыли песок.

— Любка, Любка, Любовь моя… — горячо шептала она — Наконец-то, наконец-то я дождалась! Ядрена вошь, как хорошо, что я померла! Ради этого сто раз сдохнуть стоило! А-а-а-а-а!

Я отвернула лицо от ее поцелуев, и увидела наставленный в глаза член Виктора. Муж медленно-медленно приближался к моим губам. Лицо и тело у него горели, он шептал мое имя, явно не соображая, где он находится, и зачем он здесь. Я разинула рот, широко и жадно, стараясь, чтобы он вошел как можно глубже, в горло.

Виктор напористо задвигался, Варька забилась как рыба, и кончила, обильно залив мой пах. Подползла, извернулась, немыслимо гибкая, тяжелые груди вспахали песок. Добралась, и начала облизывать ту часть витькиного члена, которая не уместилась у меня во рту. Я возмущенно забила ногами, выгнулась, и вдруг услышала.

— Они не живые и не мертвые, и даже не демоны, Корн. Мы смотрели издалека и ошиблись. Это всего лишь блудные духи, жалкие бродяги Некроэтели. Смотри, какие похотливые. Таково их проклятье, расплата за блуд в прошлых жизнях. Они не могут насытиться и предаются скверне всегда, без остановки. На мой взгляд, они смешные. Я не буду тратить сил на развоплощение этих уродцев.