Анна Гаврилова - Золотой ключик для Насти

И едва ступила на твёрдую землю, навстречу шагнул здоровущий мужик.

– Ой, – вскрикнула я и попятилась.

Нога провалилась, я потеряла равновесие и полетела вниз. К счастью, меня поймали. За ногу. Но осознала это не сразу, потому что первая ступенька лестницы врезалась в затылок, выбила из глаз искры. Последнее, что запомнила – как улетело несчастное полотенце.

Когда зрение вернулось, увидела жуткую перекошенную рожу. Она была так близко, что я даже маленький прыщик на носу разглядела. Хотела закричать, но горло сдавило судорогой, по телу пошел озноб, кровь тяжелой волной ударила в голову.

– Очнулась? – пробасил незнакомец, и этот голос мне ой как не понравился…

– Да, – зачем‑то проблеяла я, даже не пытаясь шевельнуться.

И тут до меня дошло – это конец. На пустынном берегу только двое – я и он. Причём я в купальнике, а он… Ой – ой – ой!

Подскочила, как ужаленная. Не знаю, откуда взялись силы, но мужика я толкнула так, что он отлетел на добрых три метра. Ноги сами понесли вперёд, к лачуге. Кровь застучала в висках, в боку закололо. Мама дорогая, что же я наделала?!

– Стой! – бухнуло за спиной. – Стой, кому говорю!

Ага, щас! Я припустила ещё быстрее, в один шаг преодолела скрипучие ступени и захлопнула дверь хижины. Засов категорически отказывался входить в ржавый паз, я, что было сил, тянула дверь, но железяка всё равно не слушалась. Наконец, она взвизгнула и переломилась. Всё.

Я оглянулась на дверь квартиры, ужасная догадка ударила как молния, едва не свалила с ног. Ключи остались в пляжной сумке, а без них запереться в квартире не смогу.

Всё, допрыгалась. Отпустив ручку двери, задрожала осиновым листом и приготовилась к худшему.

Минуту, две, три… ничего не происходило. Я продолжала дрожать в полном одиночестве, дико косясь на дверь.

Можно попробовать вернуться в квартиру, высунуться в окно и позвать на помощь, вот только сумеет ли полиция прорваться и защитить? Ведь на окнах – решетки, а с дверью вообще не понятно что. Да и как объяснить им, откуда этот насильник взялся?

– Эй! – прогремело снаружи. – Э – эй!

Крик вывел из оцепенения. Я осторожно пробралась в квартиру, схватила джинсы и газовый баллончик. Так же бесшумно вернулась к двери.

Если он ворвётся, мой единственный шанс на спасение – выбежать из лачуги и удрать в лес. Пересидеть там, пока этот монстр не уйдёт, а потом думать, как запереть дверь. Нет, мне такие приключения не нужды. И море тоже не нужно!

– Эй!

Да что же он так орёт? Или всерьёз считает, что сама выйду? Ага, только рак на горе свистнет, и я тут как тут.

– Эй! Выходи! – голос мужика прозвучал не грозно, а как‑то жалобно. Или мне померещилось со страху? – Выходи. Дело есть.

Я молчала. Тихонько натягивала джинсы. Если мой обидчик ещё пару минут подождёт, успею нацепить кроссовки и кофту. Тогда у меня будут все шансы добежать до леса. Я ведь маленькая и лёгкая, значит, по определению, бегаю быстрее этого громилы.

– Я вещи твои принёс, – прогрохотал обидчик. В этот раз я совершенно чётко расслышала в его голосе грусть, причём такую, что сердце дрогнуло.

Прошмыгнув к окну, увидела неоднозначную картину. Громила стоял в паре метров от моей хижины, сумку держал на вытянутой руке, брезгливо морщился и отворачивался. Что это с ним? Кстати, а ведь не мужик, парень. Причём довольно молодой.

После недолгого раздумья, я прокричала:

– Положи сумку на порог, а сам отойди подальше!

Он почему‑то отшатнулся, заколебался. Будто испугался моего предложения.

– Давай я это тут положу, а сам отойду ещё дальше?

Теперь настала моя очередь пугаться, но я всё‑таки согласилась.

Детина действительно опустил сумку на землю, действительно отошел. Когда я открыла дверь, парень аж подпрыгнул. Но с места не сдвинулся.

С показной смелостью, я подошла к сумке, а вот обратно бежала как последний трус, у меня даже коленки тряслись. На ходу отыскала связку с брелком, запоздало порадовалась, что моё добро не улетело в море, как полотенце.

– Погоди! – прокричал детина, когда я уже захлопнула дверь лачуги. – Разговор есть!

Вновь обретённые ключи придавали смелости, к тому же парень не приближался, а благоразумно стоял в добром десятке метров, поэтому я снизошла. Встала на пороге, подпустила в голос храбрости и спросила:

– Ты кто?

Парень выглядел необычно. Большой, морда широкая, красная, плечи – не в каждую дверь пройдут, ручища как брёвна, ноги не лучше. На голове короткий ёжик светлых волос, на щеках щетина той же длины, будто стриг всё разом, причём под одну и ту же «машинку». И одет странно.

– Я из деревни, – пробасил он, махнул рукой в сторону леса и пояснил, как для тупой: – Деревенский я. Косарем звать. А тебя как звать?

Я вдруг сообразила, сколько времени понадобится Косарю, чтобы достигнуть порога домика, и голос мне изменил.

– На – на – на – настя.

– Красивое имя, – серьёзно отозвался детина. Его новый вопрос спровоцировал нервный тик: – Ты колдунья?

Что на это ответить? Кажется, в деревнях колдунов и ведьм не жалуют. Или я путаю? Нет, всё верно. Мне один приятель рассказывал, как в древние времена русский крестьянин сражался с нечистой силой. Вилами колол, топил, на кострах сжигал.

– С чего ты это взял? – дипломатично пискнула я.

Косарь пожал плечищами, почесал затылок и смущённо отвел взгляд.

– Да просто раньше в этом доме колдунья жила. Вот и подумал…

За поясом у парня заметила небольшой, но явно острый, топор. Из‑за голенища торчала рукоятка неприятного вида, видимо – нож. Причём не просто нож, а тесак. Ну нафиг такие знакомства. Я лучезарно улыбнулась и закрыла дверь.

– Подожди, – крикнул Косарь. – Не уходи. Нам помощь нужна.

– Какая?

Вот кто меня за язык тянул?

– Там человек один помирает. Моряк. Я его две недели назад подобрал.

– От чего помирает? – настороженно спросила я, но дверь не открыла. А в голове пронеслась паническая мысль: только чужеродной заразы мне сейчас и не хватает!

– Застудился. Его старостиха выхаживает. Говорит, мол, лёгкие воспалились. Только не знаю, бывает ли такое.

– Бывает, – проворчала я. Даже предположить не могла, что детина услышит.

– Ты колдунья! – радостно заключил Косарь.

Когда я вновь появилась на пороге лачуги, он стоял гораздо ближе и растягивал рот в улыбке. Зубы у Косаря оказались не слишком белыми и чуточку кривыми. Как ни странно, это придавало очарование. Но я не купилась. Я‑то знаю, что именно с такими улыбками фанатики и маньяки набрасываются на своих жертв.