Аня Сокол - Первый ученик

Первым вернулось зрение, но он понял это не сразу, потому что вокруг была темнота. Следом он почувствовал медный привкус во рту и боль. Падая, он чуть прикусил язык. Грош знал, какова кровь на вкус. И прежде, чем он все вспомнил, на несколько тягучих мгновений Макс испугался, что жизнь сыграла с ним злую шутку, и он снова вернулся туда, в тот подвал.

Парень рывком сел и едва не опрокинулся обратно, все кружилось и дрожало. Чертов полумрак покачивался туда-сюда. Звук пришел постепенно, словно повернули рукоять громкости. Кто-то кричал, надрывно, на оной ноте.

Макс поморщился и коснулся рукой затылка, там надувалась отнюдь не маленькая такая шишка. Кто-то не очень нежно отоварил его по голове. Едва пальцы коснулись кожи, перед глазами снова заплясали цветные искры — парень глухо вскрикнул.

И одновременно с этим ощутил уже знакомую вонь. Блуждающий никуда не исчез, мало того, наоборот приблизился. Это было не просто странно, это было из разряда невозможного. Преступники обычно не спешат с раскрытыми объятиями к офицерам корпуса правопорядка, так же и призраки никогда по своей воле не приближаются к псионникам. Но этот был здесь.

Макс заставил себя сосредоточиться, энергия никак не хотела собираться, проскальзывая между пальцами. Потусторонний запах окутал его сплошным непроницаемым покрывалом.

— Уби-и-и-или, — смог разобрать он то единственное слово, которое выл неизвестный снаружи.

Снаружи? Грош огляделся: здесь было темнее, чем на улице, облетевшая штукатурка обнажала грубый красный кирпич, высокий потолок терялся в полумраке, грязный пол, прямоугольные проемы окон с наваренными железными прутьями. Он в доме художника. Внутри. Макс оперся о стену и встал. От этого движения блуждающий качнулся, но этого не могло быть. Физические тела не влияют на призраков, не могут колыхать и двигать их. Ради императора, это же не занавески, это вернувшийся. Привести его в движение могла лишь собственная воля или вещь, к которой он привязан, например, куб с пеплом. Но двигался в комнате только он. Страх липкими пальцами коснулся позвоночника.

— Помоги-и-и-и-ите-е-е-е! — продолжал орать неизвестный.

На этот раз энергия повиновалась ему беспрекословно. Поисковая полоса обернулась вокруг парня. Блуждающий был здесь привязанный не к кубу, а к его руке, будто шарик на веревочке. Привязанный к псионнику, как к вещи. Три невозможных события сложились в одно. Призраки не приближаются к таким так он, не цепляются будто репей, и не ждут, пока бессознательный парень очнется. По логике, его разум уже должен быть на той стороне. И последнее: почему блуждающий так спокоен, как овца рядом с мясником? Он должен рвать поводок с яростью дикого пса, а не безучастно висеть в воздухе.

Послышались топот ног и разрозненные выкрики. Если солист снаружи не ошибается, значит, кто-то отбросил коньки. А если найдут рядом студента с призраком на поводке? Как минимум пара часов в допросной корпуса ему обеспечены. Вот тетка в форме порадуется. Дальше — как карта ляжет, но что-то подсказывало Грошу, что тело вряд ли принадлежит бабке, у которой сердце дало сбой. Старушки не имеют привычки таскаться по заброшенным домам.

Мысли вихрем пронеслись в голове, заставляя парня шевелиться, а не стоять столбом. Макс резким росчерком перерезал нить канала. Призрак тут же отшатнулся в сторону, запах стал слабеть. Сколько они привязаны друг к другу? Минуту? Две? Десять? Сколько специалистов сошло с ума от такого соседства? Много. В любой момент блуждающий мог перетянуть его на свою сторону, в свой мир. Но придумавшие это просчитались. Грош очнулся раньше и отрезал канал. Плевать, что призрак освободился и исчез в неизвестном направлении, сейчас надо думать о себе.

— Уби-и-и-или! — голос сорвался.

Макс бросился к окну, но крикун стоял где-то вне зоны видимости. Он тряхнул решетку, подбежал к следующей с тем же успехом. Голоса слышались все ближе и ближе. Панические многоголосые вопросы и такие же бестолковые ответы.

Он выбежал из пустой комнаты в коридор. Двери, стены, спуск в подвал, лестница на второй этаж и еще выше на чердак. Там, на самом верху, было круглое окно, на котором не было решетки, и он вполне мог бы выбраться на крышу. Дом старой постройки, высота потолков — под пять метров, умножаем на два этажа и получаем, что прыжок с крыши оставит после себя неизгладимые воспоминания и переломанные ноги.

Но выход должен быть. Как и вход. Он же не блуждающий, через стены проходить не может. Парень бросился дальше, дверь должна быть где-то с противоположной стороны здания. И она там была, запертая на замок. Значит, кто-то позаботился и обзавелся ключом. Он бы точно позаботился, планируя подобную подставу.

Макс заставил себя остановиться, а не метаться от проема к проему, заставил себя думать, вспоминать все, что он знал о доме художника, все, что видел. Окна с решетками, стены из красного кирпича, крыша из листового железа, трава во дворе, осколки стекла, старое заброшенное строение, в которое изредка лазали дети, чтобы пощекотать себе нервы.

— Кого уби… ох, ты ж! — прозвучало очень близко.

Он вспомнил. Макс бросился обратно в коридор, лестница в подвал уже попадалась ему на глаза. Там внизу тоже были окна, узкие и вытянутые. Окна без решеток. Он сам видел, как неделю назад одно из них заколачивали щитами, после того как кто-то из пацанов свалился туда и что-то сломал. Но окон было два, на второе у местных не хватило энтузиазма. Или фанеры.

— Убили!

— Чего блажишь? Корпус вызывай!

Парень бегом спустился по широким, уводящим во мрак ступеням, перед глазами замаячил прямоугольник, сквозь который пробивался тусклый вечерний свет. Окно было целым. Грош подбежал к стене, ухватился руками за кирпич, чуть приподнялся и потянул за тугой шпингалет. Рама упала на него, едва не придавив пальцы, у матери точно так же старенький бар в серванте открывался. В лицо дохнуло летним воздухом, запах тепла, травы, солнца — и никакой вони блуждающих. Макс отошел на два шага, взял короткий разбег, подпрыгнул, зацепился уже за раму, уперся ногами в стену и, подтянувшись, стал протискиваться в щель.

— Психов надо звать, — голос, раздавшийся из-за угла, заставил парня замереть на месте. — У Ирыча кровь из ушей хлещет, это призрак.

Грош выдохнул и возобновил движение. Окно было узким, затрещала ткань, и дерево старой рамы наждаком прошлось по плечу, царапая кожу. Будь на его месте кто-то более массивный, вроде Самарского, ничего бы не вышло. Макс стиснул зубы, дернулся и почувствовал, что свободен. Руками он зацепился за траву, ногами оттолкнулся от рамы. Стекло оглушительно зазвенело, осыпаясь осколками ему на ботинки.