Вера Чиркова - Поверить в мечту

— Здорово же ты ее чем-то достал, раз она решилась на такое, — его собеседник наоборот, не собирался сластить пилюли, — ну и куда ты теперь?

— Дай мне зелий… и не спрашивай, — старик едко глянул на алхимика и все же подколол, — те, кто ничего не знают, спокойнее спят.

— Тут ты прав, — неожиданно согласился тот и легко сдвинув огромный котел в сторону, направился к шкафам, — тебе как обычно, драконьей крови, сонных капель и дурмана?

— Дай еще что-нибудь от ядов, понадежнее… и, Ральдис, будем в расчете?

— Договорились, — помолчав, сказал тот, — а ты уверен, что больше никогда не захочешь вернуться?

— Увы, от моих желаний больше ничего не зависит. Вот твое письмо… проверь… оно?! Давай зелья, а то начинает светать… не успею уйти далеко.

— Держи, — консорт всучил ему кошель с флаконами и забрал пожелтевший от времени свиток, — надеюсь, мы никогда больше не встретимся.

— Я тоже, — кивнул Урдежис и торопливо вышел прочь.

Оказавшись в коридорчике, беглец направился не к той двери, в какую вошел, а прошел дальше, свернул за угол и отпер застекленную дверь, выходящую на ведущее в сад крылечко.

По знакомым аллеям сада советник почти бежал, задыхаясь от непривычки, в спешке срезая напрямик углы и прикидывая, сколько осталось до стоявшей в дальнем углу беседки, в которой начинается новый потайной ход, ведущий за стену. Вроде — недалеко, вот только почему-то начали слабеть и заплетаться ноги. К тому же очень затрудняла передвижение налипшая на сапоги грязь, хотя дождь уже перестал, но пропитанная влагой жирная садовая земля мгновенно облепила обувь неподъемными комками.

Не переставая проклинать необдуманное желание сократить путь, Урдежис тяжело чавкал сапогами по посыпанной песком тропе, все чаще спотыкаясь о незаметные корешки и мелкие камушки. Он шатался и тяжело дышал, но продолжал бежать. Вернее, думал что бежит, со стороны его передвижение напоминало панга, запряженного в непомерно тяжелую повозку.

И все же упорный старик держался до последнего, до беседки оставалось совсем немного, когда его нога попала в почти незаметную выбоинку. Бывший советник грязно выматерился вполголоса, попытался удержаться на ногах — бесполезно. Ослабевшее тело больше не слушалось хозяина. Урдежис тяжело рухнул на мокрый песок, ссадил кожу на ладонях и ушиб колени, но упрямо продолжал движение, теперь уже на четырех конечностях.

Понимание истинной причины странного приступа слабости пришло слишком поздно, когда, почти сдавшись, старик протянул руку к заветному флакончику, подбодрить себя несколькими каплями чудодейственного зелья. Едва он щелкнул серебряным замочком, из распахнутого нутра кошеля пахнуло сладковатым и душным ароматом дурманящего зелья.

— Проклятый выродок, специально оставил незакрытым флакон, — успел подумать старик и безжизненно ткнулся носом в песок.

— Ну и настырный, гад, — высокая фигура неторопливо приблизилась к упавшему, легонько пнула в обтянутый узковатыми штанами зад, проверяя, не притворяется ли советник. Затем консорт затянутой в перчатку рукой осторожно вынул из безжизненных рук кошель, туго ввинтил в предательский флакон пробку и сунул кошель в провощенный мешочек из плотного полотна. Так же обстоятельно завязал, потом завернул, сунул вместе с перчатками в висевший на поясе кошель и только после этого размеренным шагом гуляющего человека направился назад, к башне.

Ради безопасности люди Инварда и Стана въехали в город все вместе, оставив королеву с детьми в приюте под надежной охраной. Проводили Тину с телохранителем в замок и остались ждать в ближайшем доме, который Инвард занял под свой штаб.

Слава неприкаянно бродила от окна к окну большой вычурно украшенной столовой, пытаясь никому не мешать и не паниковать. Казалось, все складывалось хорошо, и гвардейцы, провожавшие мнимых перебежчиков, донесли, что в замок их впустили беспрекословно. И сидевший у нее на плече Шарик получил сообщение сородича, следившего за процедурой перехода лжепредателя с высоты. Чудик доложил, что Васта с Костиком отвели во дворец, не обыскивая и не отбирая оружия.

— Это очень хороший знак, — уверенно объявил собравшимся в столовой адмирал, — значит, Урдежис готов на сделку.

Слава благодарно кивнула, и снова побрела вдоль стен, делая вид, что заинтересовалась гравюрами. В скручивающем душу непонятном беспокойстве не хотелось признаваться никому. Её тянуло еще раз бросить камни, но землянка старалась даже не прикасаться к заветному шнурку, помня, боги не любят слишком назойливых. Тем более что выпала вполне благополучная фигурка воина-победителя. В отличие от побежденного воина он был пузатеньким и вооружен мечом и щитом.

И все же каменный воин Славу не особенно убедил, слишком уж многое он символизировал, и слишком расплывчато про него говорила прежняя хозяйка четок.

Много больше женщину успокаивало объяснение моряны насчет особые способностей Тины, позволявших ей в крайнем случае справиться с обидчиками безо всякого оружия. Потом моряна исчезла по своим делам, а Слава присела к столу, послушать донесения сновавших между частями вестовых.

Две воинские части, где советнику не удалось сменить командиров, подчинились Инварду беспрекословно, еще из трех поступили ответы, что старшие офицеры и ветераны арестовали присланных Урдежисом офицеров и готовы вернуться в распоряжение ле Бенедли, если увидят законную королеву и принца и удостоверятся, что они свободны. Лишь в последней из частей происходило что-то непонятное, но до утра адмирал решил туда не соваться.

Как объяснил Славе постоянно державшийся поблизости Таш, двух объединившихся частей было более чем достаточно для захвата замка, при условии, что остальные не будут им мешать. А о том, чтобы они не мешали, позаботились нахлынувшие в город с наступлением ночи русалки. Теперь она припомнила, когда их отряд пробирался по городу, из всех харчевен доносились песни и смех, а хмурые верноподданные, не понимающие, чему некоторые так радуются, старались плотнее закрыть ставни и двери.

Когда на востоке едва заметно посветлел край неба, у осаждающих всё было готово. Командиры передовых гвардейских отрядов доложили, что подобрались почти под самые стены замка, два хотомара, нагруженные веревочными лестницами, веревками и крючьями уже разогрели пузыри и хумили, занявшие в них свои места, ждали только знака к отлету.

Но так и не дождались, сидевший на плече Ярославы Шарик вдруг встрепенулся и важно объявил:

— Все наемники обезврежены, Васт и Тина идут открывать ворота.

— Куда идут? — растерялась Слава и внезапно обнаружила, что все ринулись к двери.

Побежала и она, еще не веря, что правильно поняла слова унса и порыв детей, но уже ощущая, как начинает постепенно отступать напряженная тревога, грызшая ее последние два часа.

Когда Слава выскочила на крыльцо, то не сразу нашла взглядом сыновей. Вся широкая подъездная аллея была забита суетящимся народом, как набережная в праздничный день. Среди них преобладали два цвета, светло-зеленый и синий, выдавая принадлежность гвардейцев к одной из частей. Нет, строго-регламентированной формой, как принято в ее родном мире, одежда этих мужчин не была. Объединял однополчан лишь цвет, да продиктованная необходимостью практичность. Офицеров можно было определить по знакам отличия, вышитым на правом плече и более дорогому оружию.

К крыльцу примчались гвардейцы, ведя за собой наскоро оседланных пангов, и, не успела Ярослава оглянуться, как оказалась сидящей на животном впереди Таша.

Сначала женщина попыталась вывернуться и уже открыла рот, чтобы высказать телохранителю свое возмущение, что это еще за вольности?! Но тут мимо промчался Конс, и перед ним сидела Майка, впереди мелькнула черная бандана Стана, и он тоже ехал на панге не один. Значит, животных на всех не хватает, вовремя сообразила Слава, смирилась и смолчала, главное сейчас — что они уже едут и что с Костиком все в порядке.

От занятого адмиралом дома до замка, стоящего на вершине самого внушительного в округе холма, напрямую было всего метров триста, но дорога круто извивалась меж каменистых выступов, и заняла у отряда почти десять минут.

Больше всего их продвижению мешали повозки, панги и расположившиеся на обочинах на отдых гвардейцы. Привычные к походным условиям мужчины с потрясающим хладнокровием варили на скрытых за камнями костерках что-то незатейливое или просто спали, завернувшись в куски полотна. Им не мешали ни ярко светившие фонари, ни шум и топот взбиравшихся наверх пангов, ни возбужденные крики адмиральских адъютантов, пробивающих отряду дорогу к воротам.

Слава только успевала вертеть головой, рассматривая это скопление вооруженных туземцев, только теперь со всей полнотой понимая, что именно сделали для этих людей ее сын и его странный белокурый напарник.