Джесса Слейд - Совращенная тенями

Он был все еще там, его руки обнимали ее, его губы целовали ее.

Но его глаза, когда он взглянул на нее, они были неправильными, они были не такие темные, как у человека на мосту.

Мертвенно-белые глаза. Лед. Зола. Кость. Когда она смотрела в его темные точки зрачков, они вспыхивали на белом, а затем опять потухали и снова, пока целая орда этих темных пятнышек не поползли поперек бледной склеры.

Ладно, это стоило крика.

Она попробовала … и задохнулась.

Она проснулась, присела у основания душа, изрыгая воду из рта и носа. Ледяная вода, проливалась по ее плечам.

Она возилась с затычкой оцепенелыми руками. Вода начала уходить, превращаясь в водоворот. Кафель был холодным, вода пахла подобно холодной победе. Сколько она была под водой?

Она держалась за край ванной, чтобы стоять самой, так как ее била дрожь. Схватив полотенце, она обернулась в него, сопротивляясь, дрожи.

— Чертовы сны, — задыхалась она.

Ее бедра и позвоночник кричали о боли. Ее сумка с таблетками была на столе возле входной двери. Это было далеко.

Возле ручки двери она заколебалась.

А вдруг он все еще там? Эта мысль внезапно всплыла в голове. Конечно, его там нет. Его никогда там не было.

Он был на мосту? Видел ее? Или это тоже была часть кошмара? Возможно, ее даже не уволили с работы сегодня вечером, в конце концов.

Теперь только нужно расставить все события по местам. По крайней мере, мимолетное желание, что Мерион только вымысел ее воображения, заставило ее мысли снова закружиться.

Она посмотрела на свои ноги. Ее колени тряслись, ее кожа побелела от холода и была белой, как керамическая ванна. Надевая одежду из овечьей шерсти, она почувствовала легкую дремоту.

Что хуже, чем ходячая покойница? Покойница не двигающаяся.

Она открыла дверь и пристально посмотрела на дверной проем своей спальни. Уличные фонари осветили ее комнату также как и в ее сне, но никакого высокого мужчины, покрытого серебристым фиолетовым туманом.

Жаль, что во сне она не закричала. А потом не ударила его. Схватила бы свою трость и избила бы его ею. Как он только посмел в ее сне дразнить ее руками, говорить, что уберет все шрамы, посылать волны удовольствия до ее костей?

Ей нужно было собрать последние силы и пойти, как один из ее гериатрических больных артритом на последнем издыхании. Она поползла в сторону кухни и выпила чашку кофе. Она не хотела опять засыпать, и видеть сны, где снова встретится с темно-фиолетовыми глазами или мертвенно-белыми, и опять допустит ошибку.

— Может седлать еще эспрессо, — бормотала она. — Черт возьми, двойной.

Только мягко шипение газовой плиты под чайником нарушало тишину. Она осмотрела прихожую, там никого не было. Если она слышала, что-нибудь еще, то это был шум падающих капель в ванне.

Она держала нож, по размеру как у мясника. Ей нужно было, что-то острое, что бы прочистить затор.

Она включила свет в ванной — пустой ванной. Включила свет также в пустой спальне.

Она встала на колени около ванны и засучила рукава. Черная полоса образовалась вокруг места утечки. А если прокладку сорвало? Она шарила рукой под холодной водой, пока не схватила петлю.

Она потянула за нее и овальная подвеска с камнем заблестела опалом, это выбило весь воздух из ее легких.

Демон ушел, чтобы где-то обосноваться. Жаль, что где-то барьер пойманных в ловушку душ пересек занавесу, но он снова закрылся, последняя вялая связь между царствами. Однако, Вейлриус Корванс знал ужасный ущерб этого пересечения.

Может быть, раньше Завеса вызвала павлина, окрашенного в фиолетовые цвета сапфира и изумруда. Его пальцы скользили по стеклянной цветной трости. Тогда он посмотрел через плечо.

Из алой клетки филигранной работы, за ним наблюдал ворон, в его черных глазах отражались вспышки от камина. Он выгнул бровь. Все птицы спят ночью, но не ворон. Это странные часы, и редкая вспышка цвета нефтяного пятна в его черном оперении была всегда предсказуема.

Он должен был убить ворона и сделать новую западню. Он думал теперь о голубе с серыми крыльями, блеск его радужной груди, шея белее снега, блестящие оранжевые глаза. Все это было дешевой приманкой, и у него еще было время.

Он снял кольцо и отложил его в строну, затем провел рукой по плоскогубцам и щипцам, лопаткам и ножницам, паяльной лампе. Такие уродливые предметы для причинения боли, такая нежная и красивая работа.

Он осматривал камни на трости, высматривая черный, а основание из стекла подхватил в предупреждении. Он заставил себя делать это спокойно, но внутри у него все скручивалось, а руки дрожали.

Он вспомнил себя до задания, терпение, отточенное подобно стеклу в море. В конце концов, как говориться Рим не за день построили. И при этом все не пропало. Но Корванс понял, что дни и ночи двигаются куда быстрее. И из-за этого его терпение пострадало.

Точно также было и со страданиями.

Капля воды вспыхнула в его глазах и упала. Она зашипела на стекле и оставила дымное пятно.

Отойдя, Корванс налил себе выпить и подошел к окну. Внизу, осенний цвет деревьев давно слетел и уплывал по реке, оставляя только изодранные скелеты стволов и ветвей, ждущих, что их накроет снегом.

Он потягивал коньяк. Он обжигал его изнутри по всему телу, понимая, что это все раздраженный след демона. Любое опустошение не могло сравниться с этим чувством, которое лежит очень глубоко, вне человеческого восприятия.

Жидкость в его стакане отражала огонь от камина, танцующего в алкоголе, мерцая подобно крылу феникса. В его собственных глубинах демон размышлял, не обманет ли его предписанное спокойствие. Он хотел вырваться в его кровь и кости, ища выход.

Он сопротивлялся, ища в себе власть над собой, способами, которыми недавно демон, на стадии становления, и его выбранная добыча не смогли связаться.

Сотрясение волнами проходили через него, и он издавал шипение дыша.

Ад разверзнется, когда он выпустит его наружу, с его энергией. Освободив его, он встретит свой собственный конец. Ему не хватало плавного предохранителя.

Как удобно, что вчерашний след вел его прямо к искре, которая поможет ему, предотвратить это.

Арчер шел по мосту назад на свой чердак, чтобы проверить окрестности. Обойти все дома индустриального размера в этом районе Чикаго, с его старыми мясными лавками и более недавними художественными галереями, требовало времени. С этой стороны вниз один переулок, он иссушал преступное намерение, которое по ошибке могло перерасти во что-то большее.

Он оставил психологический крик преступному намерению, чтобы окрасить им кирпичи, как предупреждение всему другому злу. Окраска могла служить только как предупреждение, но Арчер чувствовал себя достаточно взвинченным, чтобы смаковать предстоящее сражение. По крайней мере, это случиться не по его вине.