Аманда Сан - Восход

- А кто же твой типаж? – усмехнулась Кейко.

Танака сглотнул, едва дыша из-за кома в горле.

- Только Юки, - сказал он.

Кейко улыбнулась.

- Неплохо. Это даже романтично, Ичиру.

Танака посмотрел на бледную, как простыня, Мию.

- Нэ, Саэда. Ты в порядке? – ее ноготки, выкрашенные в синий цвет с крошечными узорами из точечек, впились в обложку учебника.

- Порядок, - сказала она. – Простите.

- О, - сказала Кейко, прижав ладонь ко рту. – Мию, мне так жаль. Мы не хотели вспоминать Томохиро.

- Все в порядке, - сказала Мию, помахав рукой. – Это было давно, - но Танака видел по ее лицу, что ей больно. Глаза ее блестели из-за сдерживаемых слез. Он не хотел бы видеть такой Юки. Он боялся, что ей будет так же больно из-за него.

- Слушай, - сказал он, надеясь помочь Мию. – Ты ведь знаешь, что я был в кружке каллиграфии с Томо-куном, но и вместе с ним и Кэти я зависал достаточно долго, благодаря Юки. И я хочу, чтобы ты знала, что слухи – ложь.

- О чем ты? – спросила Кейко, обнимая подругу за плечи. Танака, похоже, делал все только хуже.

- Нет-нет, - сказал он. – Он не обманывал тебя Мию. Та его подруга - Шиори? Ребенок не его. Они никогда и не встречались.

- Ч-что? О чем ты? – пролепетала Мию, ее глаза блестели от слез, но она не давала им пролиться. – Я нашла рисунок. Он сам так рассказал.

- Это была ложь, - сказал Танака.

Кейко закатила глаза.

- Прекрасно, так он решил соврать, лишь бы расстаться с ней? Ты все улучшил, Ичиру.

Танака замахал руками. Как ему удалось опять все испортить?

- Все совсем не так, - возразил он. – Кэти рассказывала нам с Юки. Он хотел защитить ее от чего-то плохого, от, сами знаете, его друга Ишикавы и его связей. Он пытался быть хорошим, клянусь. И мне очень жаль, Мию, знаю, это звучит глупо, но… он не хотел тебя ранить. Этого бы не сделал Томо-кун, которого я знаю.

- Я тоже так думала, - медленно сказала Мию. – Он не такой.

- Значит, кто-то ошибся, - сказала Кейко. – Правда это или нет, но повел он себя ужасно. И ты уходишь от темы, Ичиру.

- Точно, - сказала Мию, но Танака видел на ее лице сомнения. Он хотел, чтобы она поверила ему. Может, она найдет объяснение случившемуся. А Юки? Будет ли ей лучше думать, что она не интересна Танаке? Она, наверное, сидит сейчас с той жареной креветкой и пытается понять, что сделала не так.

Нет. Такого не может произойти. Он не хотел видеть на ее лице такую же боль, как у Мию. Но он мог ранить ее. Он не хотел этого делать, даже если для этого придется неверно воспринимать ее слова, терять ее как лучшего друга. Может, с помощью бенто она хотела шагнуть выше в их отношениях? Он хотел взять ее за руку и повести вперед. Он готов сделать все, что мог.

- Онээ-чан, - сказал Танака. – Помоги мне завоевать Юки.

Кейко улыбнулась.

- Вот как ты заговорил.

Изанами прижимала ребенка к груди, невольно глядя на рога, закручивающиеся над волосами девочку. Хируко потянул за край одеяния Изанами, но перестарался и упал на спину. Он начал плакать, Изанами подхватила его второй рукой. Девочка обнажила клыки, глядя на старшего брата, ударяя его когтистой ручкой.

«Почему все пришло к этому?» - вздохнула Изанами. Ей нравилось рисовать и тех, кто скрывался в тенях, и тех, кто любил свет, но как что-то вот такое могло появиться из их с Изанаги любви?

У Хируко не было костей, он не мог сидеть дольше минуты, потом плоть тянула его вниз, а теперь и Авашима, которой было лишь несколько дней от роду, хотела разрушать. Это было неправильно, ведь Изанами хотела создать мир красивым.

Изанаги смолчал, когда родился Хируко, но с Авашимой он уже сдержаться не мог. Он любил новых ками, но и понимал, какую угрозу они представляли – несовершенные создания, первые в мире разрушители. Хируко казался безобидным, но Авашима становилась только опаснее. Она могла порвать мир на клочки, ничего не осталось бы от шедевра, нарисованного Изанами.

Авашима провела когтями по руке Изанами, кровь заструилась по ее коже, капая на пол, словно чернила. Изанами ничего не сказала, лишь вернула малышку в корзинку, а Хируко усадила на пол рядом с сестрой. Она вышла за порог и прошла к Изанаги, что сидел на берегу и смотрел, как на песок набегают чернильные волны.

- Я что-то сделала не так? – спросила Изанами, сев рядом с мужем. Изанаги покачал головой, глядя на волны. – Они дикие и не похожи на всех ками, которых я знаю.

- Они не ками, - сказал Изанаги, - а ёкаи. Демоны. В них нет ничего правильного.

Изанами хотела коснуться его руки, но это было давно. Она уже не чувствовала тепла, в прошлый раз его пальцы были холодными, как вода в океане.

- Мы должны спросить у Амено и Кунитоко, что нам делать.

Изанаги рассмеялся.

- Им уже нет до нас дела. Они остались на мосту и лишь изредка выходят на поиски самоцветов в небе. Им нет дела до наших рисунков.

- Что нам делать? – спросила Изанами. Слезы текли по ее щекам, капая на песок, оставляя на нем следы.

- Мы сами это сделали, - сказал Изанаги, и его голос был ужасно холодным. Он больше не источал тепло, и у нее в сердце тепла не осталось. – Ты это сделала.

Слова жалили, она перестала плакать.

- Ты завела нас во тьму, - сказал он. – Ты не должна была говорить тогда первой и обращаться ко мне, как к одному из своих питомцев.

- Питомцев? – едва смогла выдавить Изанами. Ее сердце словно пронзило лезвие нагината. Как он мог подбирать такие слова, что терзали ее душу? – Ты не питомец. Ты – мой спутник.

- Мы снова пройдем вокруг колонны, - сказал Изанаги, холодно глядя на нее. – Я заговорю первым, я выберу тебя. Ты будешь молчать. И все встанет на свои места.

Новое тепло возникло в груди Изанами, оно отличалось от прежнего. Оно было жарче, чем любовь, темнее, чем кровь, которую пролила из ее руки Авашима. Горечь и злость полыхали в ней, пламя с ужасающей болью касалось ребер. Что-то изменилось. Мир потерял равновесие и покачнулся перед ней. Этот жар не был тем теплом, которого она хотела.

Взгляд Изанаги смягчился, он взял ее за руки.

- Все наладится, - сказал он. – Ты – все для меня.

- А ты – для меня, - отозвалась она, но уже не чувствовала в нем тепла. Она видела его гордость и высокомерие.

Изанаги поднялся на ноги и помог ей встать.

- Вот увидишь, - тихо сказал он. – Когда поведу я, все наладится. Ведь я родился первым.

Изанами ничего не сказала, но ступила во тьму пагоды, где малышка шипела на брата-монстра. А он запел, не обращая внимания на ее ненависть. Он был еще ребенком, трехлетним, но его голос был убаюкивающим и нежным. Когда он пел у моря, рыбы выпрыгивали на берег, Изанами спешила вернуть их в воду. Она не знала, что будет, если они останутся на солнце, но чувствовала панику, страх, который не до конца понимала.