Муж для серой птички (СИ) - Баскакова Нина

Время уже за обед перевалило, а они так и не вернулись. От беспокойства Мируша не находила себе места. Даже ругаться с чернушками не хотелось, а те ее задирали. Насмехались, но она так привыкла к насмешкам, что просто не обращала на них внимания. Идя по жизни с улыбкой, прощая зло и не держа обиды, Мируша считала, что люди пусть лучше смеются, чем плачут. Главное только, чтоб в нее камнями не кидались, а остальное все стерпит. Даже то, что ее не пустили в обеденный зал, Мирушу не обидело. Она спокойно поела на кухне, тем более там можно было сесть около окна и смотреть на двор в ожидании. А ветер разыгрался не на шутку. Он гонял пыль, играл с тучами в догонялки и грозился дождем. Проказник ветер. Мируша его понимала. Она и сама любила проказы, за которые ее часто ругали, но с нее все как с гуся вода.

Знало сердце, чуяло беду. Всадники вернулись. Оленя поймали. Хорошо прошла охота. Борис был в седле. Но выглядел он бледным. Сам спуститься не смог. Рука на перевязи. Мируша вздохнула, удержалась от порыва подбежать к нему и сказать все, что она о нем думает. Не поймет. Посчитает, что она специально наколдовала, чтоб его слабость накрыла. Тяжело с ним. Даже дружить не получится. Любит судьба насмехаться. Это же как ведьме полюбить инквизитора, который ее собственными руками на костер отправит.

Мируша закончила дела на кухне и пошла к лекарке. Из ее комнаты, где она оказывала помощь нуждающимся, доносилась ругань.

— И чего за брань? У меня аж уши в трубочку свернулись, — усмехнувшись, сказала Мируша.

— Этот, упрямый, пить отвар не хочет. Он же боль снимет, — пожаловалась лекарка. Мируша ей не нравилась, но с ней приходилось считаться, потому что она что-то такое знала, что помогло лихорадку прогнать, вызванную отравлением. Да и с упрямым десятником справлялась, когда тот бредил.

— Я после него выключусь! — взревел Борис.

— Так поспишь немного. Или ты куда спешишь? У речки встречу назначил и боишься, что милая не дождется? — насмешливо спросила Мируша, а сама достала сухую смесь, которая при столкновении с водой становилась довольно крепкой.

— Я что? На мальчишку похож? Мне на совет нужно, — ревел Борис. Видимо рука сильно болела, потому что вместо слов от него можно было услышать лишь рычание. Так медведь раненый рычит, а не человек.

— Так совет после заката. Я тебе ложку отвара дам. Ты поспишь немного. А за это время я тебе руку починю, — сказала Мируша.

— Только подойди ко мне!

— И что ты мне сделаешь? Я тебя не боюсь. Ты сильный, ты смелый, ты не будешь кулаки чесать о тех, кто тебе предлагает боль убрать. Я знаю, что тебе больно. Знаю, что обидно. За ту слабость обидно, которая тебя подвела. Но ты сам виноват. Только на ноги встал. Не успел смерть за дверь проводить и сразу в бой пошел. Так ведь не делают. Поэтому и повредил крыло. Но я обещала князю, что тебя вылечу. Ему-то ты веришь? — спросила Мируша. Борис только открыл рот, чтоб ответить, как Мируша тут же воткнула в рот ложку с отваром.

— Ты…

— Хорошая и добрая. Закрывай глаза и дай сделать мою работу, — попросила она.

Борис провалился в забытье, чувствуя опять горечь во рту. Этот отвар был самым противным, что он когда-либо пил. Темнота накрыла быстро и так же быстро прошла. Сознание проснулось, а тело просыпаться отказывалось. Даже глаза не

открывались.

— Разве так можно себя доводить, мой хороший? Теперь рука сломана. Как же ты летать будешь? — спросил знакомый голос. Княгиня? И чего она здесь забыла? — Такие сильные, как ты, должны летать. Не сможешь ты долго на месте оставаться, хотя воеводой тебе быть в крепости. Дело это решенное. Станешь только ближе ко мне и одновременно дальше. Каждый день смотреть и не подходить. Тяжело это и одновременно легко. Вот сейчас же я рядом, и в то же время меня и нет. А когда ты спишь, то не таким суровым становишься. Хотя, меня твоя суровость не пугает. Одно пугает, что слишком дорого ты мне.

Он попытался повернуться. Поймать ее, как в тот раз. В ответ услышал девичьи испуганный крик, а сам свалился на пол.

— Луиза? Ты чего здесь забыла? — услышал он неприветливый голос ведьмы.

— Хотела попросить от боли травы какой-нибудь. Аж скручивает до слезы, — ответила Луиза.

— От лунных дней тебе нужно или траванулась чем? — не поняла ее Мируша.

— От дней.

— Сейчас дам. Лекарка на ужин ушла. А я за этим приглядывать должна. Правда он почему-то на полу полежать решил, вместо того, чтоб на кровати лежать. Беспокойный. Непоседливый. Как ребенок мелкий. Но поднимать его назад не буду. Он тяжелый.

— Давай помогу, — предложила Луиза. — Не оставлять же его так.

— Ага, надорвешься. Сейчас князь зайти должен. Вот он пусть своего друга и тягает. Не нам с тобой спины срывать такой тушой, — ответила Мируша.

— Строга ты к нему.

— Ничего. Он все равно спит, — ответила довольно Мируша. — Хотела ему пока он дрыхнет бороду подравнять да космы. Ты посмотри какие отрастил! Как дикий какой-то! Но он же верит в чертовщину. Так что не получится его подстричь. Ничего, я найду на его космы управу.

— Эх, Мируша! Не любишь ты спокойную жизнь, — ответила Луиза. Борис слышал, как удаляется ее голос в коридоре. Мируша чего-то отвечала ей. Валяться на полу было позорно. Он попытался встать, но не получилось. Лишь перевернулся на спину.

— Мируша, а чего он на полу лежит? — спросил князь.

— Так поможешь, я его назад положу. Крутиться меньше надо было, — ответила Мируша. Борис почувствовал себя мешком, когда его вновь вернули на кровать. — К закату в себя придет. Побежит к вам на собрание.

— Все ты знаешь.

— Так вся крепость говорит, а мне лишь слушать остается, — скромно сказала Мируша. — Князь, разговор есть. Сегодня иди к Луизе спать.

— Это не твое дело…

— Мое. Слухи идут среди черни. И плохие слухи. Не нужны они тебе. Не нужно народ мутить. Сам знаешь, что если ты не можешь с бабой сладить, то вопрос как с крепостью поладишь часто задается. Пусть в шутку, но задается. А в каждой шутке правда скрыта.

— Я обещал. И слово сдержу.

— Что не тронешь ее? Так не трогай. Но спите вместе. И слухи уйдут. Можешь и дальше прикрываться делами и у себя в деловой комнате ночевать, но народ не дурак. Видит, что у вас не лад. А княгиня отдаляется. В своем страхе закрывается.

— Знаешь, что за страх? — с интересом спросил князь.

— Знаю и расскажу тебе. Но ты меня не выдавай. Лу это вспоминать не любит. Да и мне это все не нравится. Давно это было. Тогда возвращались от ее тетки, у которой гостили все это время. Мужики на карету напали. Луизу в комнате заперли. Хотели у ее отца выкуп платить. Всю охрану перебили, как и конюха. Они не хотели ее отцу отдавать. Кому-то понравилась, вот для него и похитили. А деньги повод был. Два дня ее там в комнате держали. Девицей она осталась, только поколотили и напугали сильно. После этого страх и появился. И закрывается она в этом страхе. Придумывает много всего. А у страха глаза велики. Ведь не все так это и страшно. Главное решится на шаг. Дальше уже по накатанной идет. Вот и подтолкни ее к этому шагу. Не мне же тебя учить, как это делается, — тихо сказала Мируша.

— А как вы сбежали оттуда? — спросил ее князь.

— Я ключи выкрала. Они думали я помираю. Хе, да не на ту напали! — весело сказала Мируша. — Я же как та блоха: ее давишь, а она отскакивает. Вот и я такая. Ключи утащила. А убежать было уже не так сложно.

— Много тебе пережить пришлось.

— Не надо меня жалеть. Я-то сильная. С меня все как с гуся вода. Мне любые тяготы по плечу. Не надо жалеть. Жалеть слабых надо. Я же еще у тебя за столом посижу, — гордо сказала Мируша. В этот момент Борис смог раскрыть глаза. Пошевелил рукой.

— Чего ты сделала, ведьма? — простонал он.

— Чего? Руку тебе специальным раствором закрыла. Чтоб срослась нормально. Ты же не дашь ей этого сделать. Опять куда-то вляпаешься! Сказала же не ездить!

Но разве ты меня слушать будешь?! — накинулась на него Мируша.