Царевна для Ворона (СИ) - Полынь Кира Евгеневна

— Или тебя просто гложет зависть к чужой притягательности?

— Не вижу причин завидовать медведю, что чешет спину о стертое до сердцевины дерево.

Ворон рассмеялся, и пальцы исчезли с тела девушки:

— Развлекайся, Елена, я приглашу тебя, если ты понадобишься.

Получив отказ, она только нелепо хлопала глазами, но, уберегаясь от гнева Ворона, все же соскользнула с его колен и, поклонившись, ушла, оставляя нас вновь один на один.

— Хочешь сказать, что я неразборчив?

— Более чем, мой повелитель. На этой поляне уже изрядно потоптались.

— Глупая или…

— Честная. Это мое исключительное качество.

— Оно может сыграть с тобой злую шутку, — голос мужчины заледенел, и я вспомнила, с кем говорю, примерзая к своему месту. — У меня как раз под рукой та полянка, где цветок еще не сорван.

Опустив глаза, я вздрогнула и повела плечами, пряча неуверенность.

— Смотрю, ты еще и понятливая. Хаял!

К нам подошел мужчина в скромной одежде. Судя по выправке — верный слуга.

— Проводи царицу в ее покои и распорядись, чтобы ей помогли приготовиться к ночи. Сегодня обещают грозу, проверь, чтобы растопили камин. Она не должна замерзнуть.

— Как прикажете, повелитель. Я лично об этом позабочусь.

Слуга поклонился ему и приглашающим жестом позвал меня идти за собой.

На ватных ногах я поднялась и сделала первый шаг, оказываясь слишком близко к Ворону, который тут же резким рывком, до боли, сжал мое запястье пальцами и прошипел, зная, что я слышу каждое его слово:

— Я люблю покорных и похотливых. Иным в этом дворце живется несладко.

Отбросил мою руку, словно грязь, и вернул взгляд к продолжающемуся веселью, давая понять, что разговор окончен.

В смешанных чувствах я последовала за Хаялом, стараясь хотя бы со стороны выглядеть уверенной и непоколебимой, внутри же чувствуя, как распадаюсь на куски.

Этого стояло ждать.

И как бы я ни врала себе, именно в момент понимания я оказалась не готова, хоть и знала наперед о своей участи. Он не обещал мне неприкосновенность, даже присвоил себе, обрекая на неизбежное, но дурное предчувствие колотило грудь. Только когда из главного зала мы вошли в темный коридор, я судорожно выдохнула.

Мне было страшно. Ужасно. До слез и детской истерики.

Единственное, чего мне сейчас хотелось, — это спрятаться где-нибудь в темноте этого замка и больше никогда не встречать Черного Ворона.

Но я шла вперед, шаг в шаг ступая за слугой. Остановившись у дверей из серого дерева, замерла, не решаясь войти внутрь.

— Ваши покои, царица.

Мужчина поклонился, сохраняя на лице маску совершенной отрешенности, и продолжил:

— Я приглашу к вам Мерину. Она приготовит вас к ночи и выполнит любые указания вашей милости.

— Благодарю вас, Хаял. Буду ждать с нетерпением.

Он открыл передо мной дверь, и я вошла в просторную, но темную комнату, слыша, как дверь за спиной со скрежетом закрылась, а на крюки улегся тяжелый засов.

Вот и моя темница.

Только оставшись в одиночестве, я позволила себе вольность и опустилась на колени, закрывая голову руками и всхлипывая.

Пышное платье начало раздражать, ноги заныли от высоты каблуков, а голова загудела, как огромный колокол, в который с силой ударили не один раз.

Что же мне делать?

Не помню, сколько я так просидела, слепо пялясь в окно, где огромным белым кругом светила луна, укрывая темноту своими серебряными лучами. Она звала меня выйти, уговаривала оставить этот мир и прекратить еще не в полную силу начавшиеся мучения, но скрип двери оборвал жуткий монолог, и я вскочила, разворачиваясь на звук.

В пороге стояла старушка, сгорбленная и сухая. Она глядела на меня с прищуром, прижимая к груди корзинку с непонятными бутылочками.

Дверь захлопнулась и за ее спиной, на что старушка только хмыкнула. Шаркая ногами, торопливо подошла к камину, забрасывая в его жерло очередное полено.

— Чего встали, как вкопанная, царица? Садитесь, расслабьтесь. Чем туже спину тянете, тем дышать больнее.

Удивленная ее словами, я поняла, что действительно напряжена до предела, а жилы под кожей едва не хрустят.

Поставив табуретку перед единственным источником света в спальне, она опустила корзину на пол и рукой пригласила меня сесть.

— Не трусьте, царица. Мерина знает свое дело.

— Только я не знаю дело Мерины.

— Хе-хе-хе, — закряхтела она, ныряя пальцами в свою поклажу и вынимая из нее широкую щетку для волос. — Так красоту навести перед приходом мужа. Первая ночь — самая важная в жизни каждой девушки.

Губы задрожали сами собой, и слезинка предательски скользнула по щеке, сверкая хрусталем в полумраке. Торопливо смахнув ее пальцами, рухнула на стул лицом к свету, и выпрямила спину.

Несмотря на возраст, старушка аккуратно и умело заскользила пальцами по моим волосам, вынимая из них все шпильки и распуская темную гриву по плечам.

— Черная. Как раз под стать нашему господину.

— Ему под стать… — проглотила рвущееся на волю зло, и замолкла.

— Плетей? Острым мечом по горлу? Может, отравы в вино?

Не ответила. Не посмела, понимая, что в этом замке нельзя разбрасываться словами. Любое из них может стать последним, а для меня — еще и обещанием мучительно долгой кончины.

— Не злая вы, царевна. Слишком хрупкая, ранимая, не под стать ему. Нет, не под стать. Вы ему быстро наскучите.

— Как будет угодно его милости.

— Ну конечно. Как ему будет угодно.

Расчесав волосы и уложив их ровным полотном, она чем-то ароматным опрыскала руки и погладила ими пряди.

— Снимайте платье, царица.

— Что?

— Снимайте платье. Вам велено выдать другую одежду.

Комочек рубиновой ткани опустился на серебристое покрывало, и я вновь испуганно задержала дыхание.

Издевка. Брошенная прямо в лицо.

Ничего более откровенного я в своей жизни не видела, и сомнений в том, что этот наряд был куплен именно в мастерской мадам Фрорель, не оставалось.

Он хотел меня унизить, опустить в собственных глазах, вырядив как дешевую шлюху, и насмехаться над моей невинностью. Низко и отвратительно, как и он сам.

Вся его суть в том, чтобы уничтожать человека, но только для меня он выбрал изощренный и долгий путь.

— Выпейте.

— Что? — оторвав взгляд от откровенных тряпок, уставилась на старушку, держащую в руках небольшой стеклянный пузырек.

— Выпейте.

— Что это?

— Мерина старая, но не слепая. Ты не переживешь сегодняшнюю ночь в трезвом уме, а к утру превратишься в ничтожество. Пей, это легкий дурман. Будет не так больно, и лишнее из памяти сотрется быстрее.

— Я не…

— Послушай меня, детка, — она понизила голос, оглядываясь по сторонам и сверкая зелеными глазами. — Не будет он с тобой нежным, а ты не будешь отзывчивой. Это конец. Хочешь, чтобы он сломал тебя? Размазал как грязь по полу? Нет? Так будет умнее. Обхитри его, окрути, околдуй. Ты сейчас слаба, а он как дикий зверь на охоте — нюхом чует, куда укусить побольнее. Не дай ему себя сломать. Удиви его, а это поможет.

Я бросила взгляд на пузырек и вновь посмотрела на женщину, которая продолжала испуганно поглядывать в сторону двери, будто в любой момент сюда ввалится стража и нас четвертуют на месте.

— Это выпьешь, а это, — она протянула на руке тонкую пластинку размером с ноготок, — проглотишь.

— Что это?

— Чтобы ты не зачала. Сразу обрюхатит — потеряешь все шансы его привязать. Тебе нужно время, царица. Быстрее же, ну! Или нам обеим головы снесут!

Она говорила тихо, но ее голос дрожал. Не раздумывая более ни секунды, я проглотила содержимое, быстро забирая пластинку с морщинистой ладони.

Дверь вновь открылась, и Хаял, спрятав ладони за спиной, выжидающе уставился на женщину, сверкнув темными глазами.

— Мерина почти закончила, господин. Осталось только приодеть ее милость и обтереть розовой водой, — запричитала старушка, низко кланяясь, сгибая и без того кривую спину.