Исповедь демонолога - Мария Николаевна Сакрытина

– Держи, – принцесса протянула подвеску мне. – Вернешь ей, если захочешь. Или забери. Мне все равно.

Я нахмурился:

– Но, Ваше Высочество, почему вы решили…

– …что это ее? – Элизабет была сегодня на удивление разговорчива. – Потому что у нее есть жуткая привычка его теребить. Она это убожество ко всем нарядам цепляет. Уставится на тебя, как сова, а сама его из рук не выпускает. А! Давай мы это, – она крутанула подвеску на пальце, – в окно выкинем? Тогда она ее точно не найдет.

Но мне почему-то не понравилась эта мысль, и я выхватил подвеску из рук принцессы еще до того, как она договорила, но тут же сам испугался своей дерзости – будто это сделал не я. Оказавшись у меня, подвеска словно прилипла к моей руке. Она была приятно теплой, мне не хотелось ее отдавать.

Я сам не заметил, как убрал ее в карман.

Элизабет фыркнула:

– Как хочешь.

Но пора было брать себя в руки и выполнять свою работу. Я приблизился и поцеловал Элизабет.

Что произошло дальше, помню смутно. То есть все как обычно: податливая девушка у меня в руках, а я пытаюсь представить, что все происходит по моей воле – что мы влюблены и нам обоим это приятно.

А потом мы вдруг услышали, как поворачивается в замке ключ.

Элизабет замерла в моих руках, уставившись на дверь и широко раскрыв глаза.

Дверь медленно открылась, и в библиотеку вошел принц. И, к сожалению, не один. Компанию на таких вечерах ему часто составляли богатые отпрыски аристократов. Развлечение влекло их, наверное, даже сильнее желания поддержать дружбу с Его Высочеством, что могло бы быть для них полезным активом на будущее.

– Мы бросим жребий, – говорил принц, его язык слегка заплетался. – И тогда узнаем, на ком испробовать мою задумку, чтобы все было честно…

Пока он говорил, стоя лицом к входящим, его друзья смотрели на нас с принцессой. Элизабет торопливо потянулась за одеждой.

– Дамир! – Она пыталась говорить грозно, но ее голос дрожал. – Найди себе другую комнату для развлечений!

– Зачем? – удивился принц. – Мне эта нравится.

Потом он уставился на меня. Я уже поправил сорочку и думал, стоит ли поклониться.

– Ага! – воскликнул принц. – А вот и наш доброволец. Ты! Как там тебя… иди сюда. Вит, давай сюда… этот… ну, образец…

Принцесса побледнела. У меня же сердце в пятки ушло. Все королевство знало о пристрастии принца к тяжелым наркотикам. Что это был за образец, я догадывался.

Элизабет попыталась заступить брату путь:

– Дамир, ты что? Не смей!..

Но тот не дослушал ее и ударил – видимо, не рассчитав силу. Элизабет упала, а принц пьяно рассмеялся:

– Думай, с кем говоришь, сестренка. Я смею абсолютно все. И сейчас я хочу посмотреть, как действует мое новое веселящее средство… Спутник, ну же.

Меня обступили его друзья, кто-то схватил за руку. Я не мог пошевелиться от ужаса. Слухи про принца ходили красочные и, к сожалению, правдивые: после одного такого «испытания» младший сын какого-то разбогатевшего торговца погиб, не дождавшись помощи. Какими бывают наркотики, я знал отлично: Рай ими баловался. Меня же сбивает с ног даже бокал шампанского. Любой наркотик, даже самый легкий, меня просто убьет.

– Да не бледней ты так! – пьяно улыбался принц. – Это все ради науки!

Его друзья тоже что-то говорили: я слышал гул их голосов, но словно сквозь вату. Всхлипывала принцесса, смеялся принц… И тут случилось нечто неожиданное.

Подвеска в кармане потяжелела и нагрелась, а мне вдруг стало спокойно и легко, я даже решил было, что наркотик уже подействовал. На мгновение мне почудилась золотая нить, протянувшаяся к моей руке.

Потом кто-то ахнул, вскрикнул, и меня отпустили.

– Нет, ну что за криворукие! – выдохнул принц. – Кто разбил? Отвечайте!

Все молчали.

– Ладно… Кто пойдет за новой дозой?

Перед глазами плыло, я не мог стоять на ногах и держался за подлокотник дивана, пытаясь справиться с внезапной слабостью, и даже не заметил, как они ушли.

– Пойдем, пойдем отсюда, – шептала принцесса, стоя рядом и зачем-то гладя мои плечи. – Он скоро вернется. Пойдем, ну же…

Через пару минут мы были в танцевальной зале. Посмотрев на меня, графиня заметила мое состояние и отправила дожидаться в карете. Меня все еще трясло.

Рука сама потянулась к карману. Подвеска обжигала.

Сейчас, вспоминая, я не понимаю, почему меня это не испугало. Я был сам не свой весь вечер. Не помню даже, как закончился бал и как мы вернулись в резиденцию Эштон. Меня к тому времени уже сильно мутило, начался жар, рука сама тянулась коснуться спрятанной в карман подвески.

– Расслабься, Лавиния уже знает об истории с принцем, – говорил Рай, помогая мне раздеться. – Что он тебе дал? Он сказал?

Вынуть руку из кармана с подвеской было больно, я даже пытался сопротивляться, но сил не осталось.

– Ничего не…

– Ну да, поэтому тебе так похорошело. Ладно, скажи хоть, какого оно было цвета?

Я попытался вспомнить цвет жидкости «образца», но не смог. Все мысли были о подвеске, оставшейся в кармане сюртука, который Рай уже повесил в шкаф.

– Ясно все с тобой. Ложись.

Рай отправился за аптечкой. Посылать за семейным врачом ради спутника никто бы не стал, поэтому, если кому-то из нас случалось болеть, лечились мы сами. Основами первой помощи каждый из нас владел отлично. А Рай к тому же, как я и говорил, немного разбирался в наркотиках.

Стоило ему уйти, я бросился к сюртуку. Как только подвеска оказалась в руке, мне тут же стало легче. Впрочем, не настолько, чтобы можно было сказать, что я здоров. Но осталась лишь слабость.

Когда Рай вернулся, я уже спал, и он не стал меня будить.

И забылось бы все, потому что это мелочь; если честно, на балах и не такое случается. Как я говорил, иногда люди на них умирают.

На этом, однако, все не кончилось.

На часах было пять утра, когда в резиденцию Эштон ворвались королевские гвардейцы.

Перепугали всех: и хозяев, и домашних слуг. Нас подняли и в одних ночных сорочках выставили во двор. Объяснение, конечно, было короткое: «Приказ Его Величества».

Я не успел толком проснуться, и Рай поддерживал меня за плечо, а капитан гвардейцев прохаживался мимо шеренги слуг и всматривался в наши заспанные лица.

Я даже не слишком удивился, когда он остановился напротив нас, нахмурился, словно