Лучший подарок для генерала (СИ) - Фирст Наталья

Я спросила осторожно:

— С чего ты взял?

Вильгельм неопределенно пожал плечами.

— Говорят.

Я слегка опешила.

— Вилл, ты же взрослый человек, как можно верить всяким глупостям?

— Почему сразу глупостям?

Он сгреб меня в охапку и оторвал от земли. Губы его, жадные, горячие, нетерпеливые, пробежались по моей щеке и остановились в уголке рта.

Я пристукнула от возмущения кулаками по широченной груди, по этой ослепительно-белой рубашке. Вот же медведь здоровый! Все ему нипочем.

А жаркие губы настойчиво продолжали свой путь. Они словно невзначай скользнули по подбородку и спустились ниже.

— Вильгельм! — мне пришлось повысить голос. — Ты что творишь! Вдруг кто зайдет?

— Пусть! Пусть заходят! Пусть все знают, как я тебя люблю!

— Виль…

Я булькнула и замолкла. Теперь и мои губы оказались заняты совсем другим куда более приятным делом. И это продолжалось безумно долго.

— Вильгельм… — выдохнула я, когда он оставил меня в покое. — Поставь сейчас же на место!

— Как скажешь, Птаха.

Этот медведь, этот бессовестный громила опустил меня на пол так бережно и нежно, что тут же был прощен.

— Так что там с хрусталем? — спросил он, как ни в чем не бывало.

Какой там хрусталь? Щеки мои горели огнем. Губы пекло. Сердце билось часто-часто, как птаха в клетке. Ну Вилл, ну поганец! Я обернулась к зеркалу и выдохнула с облегчением — хоть прическу не испортил медведь эдакий.

— Птаха? — напомнил он.

Я отошла на пару шагов, туда, где меня уже точно не смогут достать и покачала головой.

— Чушь! Полная ерунда!

— А жаль.

Вильгельм вел себя так, словно не было этих жарких минут. Он облокотился о камин, подпер кулаком щеку и протянул:

— Представляешь, какой бы ты произвела фуррор?

Вид у него сделался совершенно мечтательный. Свободный рукой он обвел пространство перед собой.

— Как сейчас вижу. Выходишь ты на сцену, садишься за рояль и начинаешь петь. А вокруг везде разлетается на осколки хрусталь!

Он глянул на меня вопросительно.

— Как тебе?

Я в ответ наморщила нос. И примирительно произнесла:

— Это невозможно! Так не умеет никто.

— А если не весь? — Он поднял вверх один палец. — Если только один единственный жалкий фужерчик? Тоже не можешь?

Я решительно покачала головой.

— Да? Жаль.

Вилл основательно задумался. Я смотрела на него и думала, почему этот красавец выбрал именно меня? За что небеса так милостивы ко мне? Чем придется заплатить за эту любовь? Здесь Вильгельм вдруг встрепенулся и просиял.

— Я знаю, как это устроить. У меня есть отличная идея!

Затею с бокалом мы не успели провернуть. Вильгельм обещал на следующий день сходить к артефактору. Выполнил обещание или нет, я так и не узнала.

А через день все газеты написали о помолвке лорда Вильгельма Ратье с этой…

Я невольно поморщилась. Даже сейчас, по прошествии десяти лет, мне не хотелось вспоминать ее имя. Преимущество этой дряни было неоспоримо — в ней текла графская кровь.

А я? А кто я? Всего лишь безродная певичка. Пыль под ногами местной знати. Птаха, чей голос приятно слушать по вечерам. Та, о ком можно забыть без угрызений совести.

Пальцы мои нервно скомкали кружево манжета. Нет уж! Больше я не совершу такой глупости! Я вольная птица и точка. А любовь… пусть он свою лживую любовь дарит другим дурочкам. Я же за десять лет поумнела. И нет во мне места сентиментальным иллюзиям.

Прошло. Переболело. Закончилось.

Мысли мои были насквозь лживыми. Я прекрасно понимала, что вру сама себе. Ничего не переболело. Ничего не закончилось. В моем сердце все еще бушевала эта чертова любовь. Бесконечная, как мерзкая заноза, что саднила и мешала мне жить.

— Леди Селия, я могу идти? Я уже все сделала.

Кетти смотрела на меня сквозь щель в ширме. Я словно очнулась.

— Да-да, спасибо, ты свободна. Жду тебя здесь перед полуночью.

Девушка кивнула и плотно задвинула бутафорскую перегородку. А я вернулась за рояль. Воспоминания о Вильгельме разбередили мне сердце. Пальцы сами открыли крышку и побежали по клавишам. Я почти не слышала мелодии, все еще была в прошлом. Минуло десять лет, а я никак не могла оставить в покое те самые счастливые воспоминания моей жизни. Никак не могла забыть предательство.

Полночь подкралась бесшумно, на мягких лапах, как дикая кошка. Черная-черная, с желтыми звездами глаз.

Я последний раз глянула в зеркало, поправила на груди бесценное колье и осталась довольна. Поцелуй январских звезд был мне к лицу. В голове мелькнула алчная мыслишка, что совсем не хочется с ним расставаться, даже тогда, когда исполнится заветное желание.

В синем бездонном камне сверкнула магическая искра. Сердито, строго. Я невольно испугалась, что артефакт сумеет прочитать мои мысли, и постаралась прогнать крамолу прочь из головы.

Кетти тихонько постучалась в двери.

— Леди Селия, мы идем?

— Идем, — отозвалась я и подхватила со столика ноты.

Дверь приоткрылась, внутрь просунулась любопытная мордашка служанки, да так и замерла, приоткрыв рот.

— Отомри, — рассмеялась я.

Девушка моргнула:

— Леди Селия, — сказала она восторженно, — какая вы красивая! И платье у вас такое…

Кетти не нашла слов, что выразить свои чувства. Я знала, что она ничуть не лукавила. Платье мое на самом деле было бесподобным. Синий шелк переливался мириадами серебряных искр. Они вспыхивали и таяли, отчего казалось, что платье соткано из настоящего кусочка неба.

Белое кружево, шитое серебром, прекрасно оттеняло бесконечную синь.

Служанка поспешно отошла в сторону, освобождая мне дорогу. Я вручила ей ноты и двинулась вперед.

В зал мы вошли с боем часов сквозь дверь, ведущую прямо на сцену.

В комнате царил полумрак. Точнее, не совсем так. В той части, где сидела публика, мрак был полнейшим. Даже камин кто-то успел погасить. Над сценой освещение осталось приглушенным, нежным. Но я не сомневалась — едва откроется ширма, как меня зальет золотистый мягкий свет.

Сработают снежные камни.

Я опустилась за рояль, открыла ноты, легко пробежалась по клавишам и сделала Кетти знак. Девушка не подвела. Она проворно собрала обе ширмы и тихо уселась у стеночки на табурет.

Пальцы мои нажали нужные клавиши, прозвучал сигнал для начала магического шоу. И сверху, из-под потолка, крупными белыми хлопьями повалил снег.

Он падал на сцену, на рояль, мне на пальцы, на обнаженные плечи. Падал исчезал, осыпаясь серебряной пылью. Я знала, как это выглядит со стороны. Я слышала тихий вздох моей помощницы.

Но даже не повернула головы в сторону зрителей. Потому что пришло время еще большей магии. Начиналось волшебство песни. И я подарила всем это волшебство:

Я, словно бабочка, к огню*

Стремилась так неодолимо

В Любовь, волшебную страну,

Где назовут меня любимой…

Где бесподобен день любой,

Где не страшилась я б ненастья.

Прекрасная страна — Любовь,

Страна — Любовь,

Ведь только в ней бывает счастье!

Я прикрыла глаза. Мне совсем не нужно было видеть клавиши. Пальцы сами знали, куда бежать. Музыка лилась, наполняя пространство вокруг тихой грустью. Этот романс жил в моем сердце. В нем рассказывалось обо мне. С ним я заново проживала свою любовь.

Кроме романса в зале не было слышно ни единого звука.

Пришли иные времена,

Тебя то нет, то лжешь, не морщась.

Я поняла, Любовь — страна,

Где каждый человек притворщик…

Моя беда, а не вина,

Что я наивности образчик.

Любовь — обманная страна,