Безжалостный - Екатерина Юдина

— Иди. Сиди в доме, раз тебе холодно.

— Правда? Я могу побыть внутри? — Я приподнялась на коленях, ладонью упершись в пыльный деревянный настил. — Ты не против?

— Мне похуй.

Дважды повторять не потребовалось. Я тут же поднялась и, все так же обнимая себя руками, вошла в дом.

Изначально тут не было электричества, но я подумала, что, раз сюда приехал новый жилец, может, его подключили. Вот только, щелкнув кнопками, поняла, что это не так.

В полной темноте побрела в спальню. Там стояла лампа, которую я принесла с остальными вещами. Она работала от батареек, и, стоило прикоснуться к ней, как комнату залил слабый мягкий свет.

Все еще дрожа, я закрыла дверь на защелку и быстро переоделась в другие джинсы и свитер. Эту одежду, как и все остальные мои вещи, что были в этом доме, я взяла на местной распродаже. Все не новое, кое-что — значительно потрепанное, но главное, досталось мне за копейки. Тогда я была значительно ограничена в деньгах. Сейчас у меня их и вовсе не осталось.

В сухой одежде я очень быстро согрелась, но внутри меня все еще трясло. Окинув свои вещи взглядом, я начала их потихоньку собирать. Все уместилось в два небольших пакета, которые я вынесла в коридор.

Потом, держа в руках лампу, пошла на кухню. Взяла нож и, завернув его в полотенце, осторожно положила в карман свитера. Не знаю, кто этот парень, так что лучше перестраховаться.

Хотя хуже и страшнее Мейсона никого нет.

Немного позже я взяла из спальни одеяло и, кутаясь в него, села на диван в гостиной. При свете лампы осмотрела свои руки. Вернее, синяки на запястьях. Отодвинув воротник свитера, скосила глаза на синюю болезненную отметку на ключице, а потом кончиками пальцев прикоснулась к губе. Она была разбита, но постепенно начинала заживать.

Еще от сегодняшнего падения в лесу у меня болело бедро и были расцарапаны коленки. Все остальные отметины оставил Мейсон, когда полторы недели назад пришел в квартиру моей подруги, где я от него пряталась. В тот день Рид хорошо меня потрепал. Даже заставил встать на колени. Мне до сих пор казалось, что я стою на них, а он возвышается надо мной, как громадная скала боли и унижений.

Рассматривая синяки, я забывала дышать. Корчилась, кусала губы и жмурилась. Мне все еще было страшно. Настолько, что хотелось сжаться и вовсе исчезнуть. Завтрашнего дня я для себя не видела. Мне вообще некуда пойти. Негде спрятаться. Никак не защититься…

Вспомнив сообщение Мейсона, я судорожно задышала, чувствуя приближение панической атаки. Даже синяки заболели сильнее, словно намекая, что это лишь начало.

Дверь открылась, и в дом вошел незнакомец, перед этим лениво ногой толкнув внутрь свою сумку. Теперь, когда помещение частично заливал свет моей лампы, я могла лучше его рассмотреть. То, что он высокий, я поняла еще на улице. Как и то, что у него широкие плечи и очень крепкие руки. Его телосложение я бы описала, как чрезмерно мощное. Даже пугающее. Если такой верзила захочет сделать со мной что-то плохое, вряд ли мне поможет нож, который я спрятала в карман свитера.

У него были очень светлые волосы. Может, выгоревшие на солнце, но выглядели они почти белоснежными. Кожа смуглая. Оттенок в разы темнее, чем у Мейсона.

Переступив через свою сумку, он пошел к кухне. Лениво. Неторопливо. Я бы даже сказала, медленно. Временами останавливаясь и даже ногой оттолкнув пуфик. Ладонью он растрепал волосы на затылке, из-за чего они стали выглядеть еще более небрежно.

— Тут нет электричества, — сказала я. Заметив, что незнакомец даже не попытался включить свет, решила, что он, судя по всему, и так об этом знает.

На кухне он пробыл недолго. Правда, я не смогла понять, что он там делал в полной темноте. Наконец все так же медленно он прошел по гостиной и сел в кресло напротив меня. Закинул одну ногу на стол и набросил на голову капюшон. А потом поставил на стол небольшую глубокую тарелку, за которой, судя по всему, и ходил на кухню.

— И чего же ты ревела, малолетка?

— Я не малолетка. Мне уже восемнадцать. — Я поджала губы, но тут же цыкнула оттого, что ранка на ней отдалась острой болью. Прикоснувшись к ней кончиками пальцев, я посмотрела на парня. Черты лица грубые, но привлекательные. Красивый парень. За ним, наверное, девушки толпами бегают. Только все равно он странный. Сидит почему-то с закрытыми глазами.

Он подкурил сигарету, и я только сейчас поняла, зачем ему понадобилась эта тарелка. Он использовал ее как пепельницу.

— Я не спрашивал, сколько тебе лет. Мне похуй.

— Тогда зачем спросил, из-за чего я плакала? — Меньше всего мне хотелось обсуждать с каким-то незнакомцем то, что происходило в моей жизни.

— Не поверишь, но мне и на это плевать. Вот только ты бесишь, глупая малолетка, ночью шляющаяся по лесу. Потом таких, как ты, в канавах находят.

— Еще немного — и я решу, что ты беспокоишься обо мне.

На его губах появилась пренебрежительная ухмылка. Я точно была ему глубоко безразлична. За последний месяц я поняла, что вообще никому не нужна.

Я бы могла сказать этому парню, что в лесу мне безопаснее, чем в городе, ведь там мой ненормальный сводный брат. Но не решилась. Вдруг он меня после такого прогонит? Этот парень явно простой человек, а Мейсон Рид — король этого города. Вряд ли этому незнакомцу нужны такие проблемы.

А мне бы тут хоть до утра пересидеть.

Но вдруг Мейсон все же узнает, что я была тут и этот незнакомец меня приютил? Тогда у него будут проблемы. Может, все-таки стоит рассказать?

Это начало меня грызть. Заживо внутренне уничтожать, из-за чего я до онемения в пальцах сжимала одеяло. Почти решила, что надо уйти отсюда прямо сейчас, и даже представила, как ночью под дождем бреду по грязи хоть куда-нибудь… но почувствовала, что моего лица коснулся горький сигаретный дым.

Подняв голову, я заметила, что незнакомец улыбнулся. Уже без пренебрежения, но как-то необычно. Улыбка у него была красивая. Еле заметная, но из-за нее парень напоминал забавляющегося беса.

— А ты забавная, малолетка. Даже чем-то мне нравишься. — Он опять поднес сигарету к губам. — Можешь оставаться тут сколько хочешь.

— С чего внезапно такая щедрость? — Я насторожилась. Вдруг он что-то задумал?

— Чего напряглась? Думаешь, что руки буду распускать?

— Я тебя не знаю. Мало