...Встретимся в октябре... (СИ) - Моран Маша

Но даже он не мог сравниться с тем, что я ощущал, когда Настя ко мне прикасалась.

Кажется, меня опять отбросило куда-то в сторону. Плевать… Я все равно ее найду. Шум и треск теперь был повсюду. Перед глазами мерцали желтые и оранжевые вспышки, ослепляя до слез.

Настя… Она одна, в лесу… Только бы добраться… Я ведь близко. Близко! Почему я не могу..?

Темнота и боль смешались. Меня накрывало черными волнами, которые смывали все мысли.

Но я продолжал цепляться за Настю. Царапал ногтями лед, но представлял, что путаюсь пальцами в Настиных волосах. По лицу текла липкая кровь, но я убеждал себя, что это испарина с наших тел.

Я должен ее найти. Должен спасти…

Настя… дождись… меня…

Я стоял посреди знакомого поля с руинами. Со всех сторон поле окружал лес, где росли идеально ровные березы и похожие на вырезанные из фанеры осины.

Не знаю что именно заставило меня повернуть и идти прямо в чащу.

Лес напоминал театральную декорацию. Непонятно откуда лился голубой свет, из-за которого все вокруг казалось одной большой сценой. Плоские деревья, стоящие на одинаковом расстоянии друг от друга. Скрипящий под ногами снег, сверкающий так, словно я ступал по бриллиантовой крошке.

С деревьев свешивались клочья блестящей ваты, а в отдалении, в каком-то странном золотистом тумане мелькали чьи-то жутковатые тени. Я опять оказался в извращенной сказке. Но… стоит быть с собой честным – мне здесь нравилось. Потому что, каким бы жутким и пугающим, несмотря на всю свою нарочитость, ни было это место, оно завораживало. Из-за Насти. Я знал, что обязательно встречу ее где-то здесь. Нужно только отыскать.

Грудь кольнуло болью. Такое впечатление, как будто изнутри меня проткнули несколько острых лезвий, а невидимая рука втягивала их наружу. Это дикое ощущение не отпускало. По груди потекло что-то горячее и липкое.

Я задрал рубашку. Все мои раны снова были стянуты грубыми черными нитками. Края опухли и кровоточили. Не знаю, как это объяснить, но концы ниток… их не было! Натянутые через стволы деревьев, они убегали куда-то вперед. Как будто существовал кто-то, кто держал их за другой конец и дергал, заставляя меня идти дальше. За нитками.

Это было дико. Но я послушно пошел за ними, ощущая пульсирующую от натяжения горячую боль.

Деревья закончились, и черные нитки вдруг обвисли. Ветер свободно их трепал в разные стороны, а я стоял и смотрел на круглый стол, застеленный белой скатертью. Сплетая черную нить в клубок, за ним сидела Настя. Моя Настя.

С веток растущих рядом деревьев свешивались люстры и хрустальные подвески, снег сиял, белые свечи в серебряном подсвечнике распространяли колдовской свет. И в центре этого золотого свечения была Настя.

При моем появлении она выпустила клубок из пальцев, и он покатился по столу, сталкиваясь с точно такими же бокалами, как мы покупали, врезался в стеклянную колбу, под которой росли крошечные тыковки, размером с человеческую ладонь.

Я смотрел на нее и не мог отвести глаз. Она стала еще красивее. После того, что между нами было, я не мог отпустить ее просто так.

Настя вдруг положила ладони на небольшую пухлую книгу с пряжкой и камнями в обложке. Ту самую, которую я два дня назад нашел в доме Шипиловых.

— Ты нашел ее? – Настин голос звучал требовательно. Она не просила, а словно утверждала. И почему-то мне это безумно нравилось.

Сегодня в ее волосы были вплетены бордовые розы, обсыпанные золотыми песчинками. А платье… Бл***! Это было не платье – десятки тонких шелковых лент оплетали ее фигуру, скрывая соски и треугольник волос между бедер, но не очертания фигуры.

Даже ее ноги и руки были оплетены ими, словно паутиной. Широкие полосы ткани спускались с плеч до земли и стелились по снегу. Они скрывали ее фигуру, словно полы плаща.

Я знал, что возбуждаюсь. Ее взгляд скользнул по моему паху, и от этого горячее давление в члене только усилилось. Я хотел ее. Прямо на этом столе.

Чтобы сама села на него, раздвинула свои идеальные ноги и предложила мне себя, как самое совершенное лакомство.

Голубые глаза Насти горели звездами, а розовый румянец обжигал огненной лавой.

Она встала из-за стола, легко подхватив бокал с гравировкой.

— Ты совсем на слушаешь меня, Дима… Куда ты смотришь? – Она провела рукой по груди: – Сюда? Или сюда? – Ее ладонь скользнула на красивый живот с продолговатой впадинкой пупка.

Я жадно сглотнул, все еще пьянея от ее призрачного вкуса.

— О чем ты думаешь? – Она поднесла бокал к губам, а у меня сердце застучало как бешеное.

— О тебе… – Голос хрипел так, словно я разучился говорить.

Настя медленно, крадучись, шагнула ко мне:

— Что мне сделать, чтобы тебе понравилось? Чего бы ты хотел?

Боже… Я запустил пятерню в волосы. От нее я хотел всего. Много разных вещей от которых она, реальная, наверняка бы покрылась густым румянцем и смотрела бы на меня, как на извращенца.

Глядя на Настю, я не мог выдавить из себя ни слова.

— Ну же, Дима, смелее… Скажи, как мне сделать тебе приятно?

Она отставила бокал и подошла вплотную ко мне. Ее узкие ладони легли мне на грудь и ласково скользнули по ткани.

— Не стесняйся… Здесь можно все… Я могу исполнить любое твое желание.

Пальцы дрожали, когда я поднимал руку и медленно сдвигал шелковую ленту с ее груди. Красивые розовые соски были нацелены прямо на меня.

— Ну же, Дима… позволь исполнить твои желания… позволь служить тебе…

Служить… Что-то в этом слове было такого, что возбуждало и одновременно заставляло чувствовать себя неуютно. Как будто я ее хозяин.

Да, я безумно этого хотел. Но боялся напугать Настю. Она отвернется с отвращением на лице, если узнает…

— Позволь ублажать тебя… – Она опустилась на колени, гладя ладонями мои бедра и посылая по телу электрические разряды.

Чуть приподнялась и прижалась щекой к моему животу.

— Я хочу быть только твоей… делать все, что ты захочешь… я могу исполнить любую твою фантазию… скажи, о чем ты мечтаешь? Как нужно ласкать тебя? Скажи, что тебе необходимо…

Ее руки невообразимо нежно скользили по моему телу, обжигая сквозь одежду жаром и огнем. Хотелось схватить ее, сжимать до боли. До синяков.

А еще я хотел…

— Смотреть на тебя…

Я потянул Настю вверх, заставляя встать. Она тут же послушалась, покорно выпрямляясь. Не сопротивлялась и тогда, когда я развернул ее спиной к себе и, обхватив ладонями за узкую талию поднял вверх, заставляя с коленями забраться на стол.

Перед лицом оказалась ее обтянутая черной кожаной тканью попка, которую хотелось мять и сжимать, пока не останутся алые отметины моих ладоней.

С трудом дыша, хрипло я простонал:

— Нагнись…

Настя снова не сопротивлялась. По-кошачьи изящно прогнула спину, оттопырила попу и почти легла грудью на стол.

Хотелось сорвать с нее это черное искушение и трахнуть так, чтобы оба перестали понимать, где находимся.

Я уже устал фантазировать, каково будет внутри нее. Эти фантазии изматывали своей… несбыточностью. Я чувствовал себя истощенным, лишенным последних сил. И только Настя могла их вернуть.

Я понял, что больше не могу сдерживаться. Накрыл ладонью горячее местечко между ее ног и слегка сжал. Настя застонала и вытянула вперед руки, сметая со стола все содержимое.

Я потер ее промежность, представляя, как медленно, сантиметр за сантиметр, погружаю внутрь нее набухший член.

Настя подняла бедра и сама потерлась о мою ладонь.

От ее реакции меня бросило в жар. Налетевший ветер ни капли не остудил пылающее тело. Он лишь раскрыл маленькую пухлую книгу и начал забавляться с ее страницами, «перелистывая» их то вперед, то назад.

Настя сжала пальцами книжку, словно искала за что можно держаться.

Мой взгляд зацепился за грубоватые рисунки, похожие на те, которые рисовали в средневековье. Я успел разглядеть костер, вокруг которого водили хоровод обнаженные мужчины и женщины. Еще на одной картинке было изображено уже знакомое существо с вытянутым телом. И на последней, мелькнувшей до того, как ветер перелистнул страницу, была нарисована женщина, сидящая на мужчине.