Кимберли Дертинг - Клятва

“Иден останется с тобой.”

Я взглянула на женщину с синими волосами, которая наблюдала за нами.

— Она обещает заботится о вас.

Правда, Иден?”

Иден кивнула, кратко и по-деловому, как солдат костям.

Я вернула взгляд на Анжелину.

“Ты доверяешь ей, не так ли?”

Анжелина не отводила от меня широко раскрытых глаз, и в первый раз она совсем не ответила.

Задержка меня волновала.

Мне был нужен ответ Анджелины.

Но затем ее глаза заискрились, совсем слегка, когда она дала мне свой ответ едва заметным кивком.

Наверное, больше никто не мог знать, как много значил этот простой жест.

Иден была благородной.

Анджелина рассказала мне об этом.

Это была еще одна способность Анжелины, я теперь поняла.

То, что я думала, было странной интуицией — талант знать, кому можно, а кому нельзя доверять — теперь стало чем-то большим.

Как ее дар излечения.

Бы были той причиной, по которой родители так сильно беспокоились, почему они защищали нас и учили держать наши необычные способности в секрете.

Они все время знали кем и чем мы были.

Я снова улыбнулась сестре, удовлетворенная тем, что договоренность принималась.

Я поцеловала ее в щеку и ощутила липкий аромат конфеты от ее дыхания, интересно, она уже получила лакомство от своей новой няни.

Неудивительно, что Анжелина не была против остаться с Иден.

Я повернулась к Максу, глубоко вдыхая, чтобы успокоить нервы, и приняла решение.

Ладно.

Я готова

Когда мы были вне пределов слышимости моей сестры, он повторил: “Ты не должна этого делать, ты же знаешь?” И я услышала сомнение, сквозящее в его голосе.

“Да, знаю.

Это единственный способ убедиться, что мои родители остались живы.

Ты слышал, что сказал Клод, королева обещает не причинить им вред, если я приду во дворец.

“Тем, что она обещала, было освободить их,” — спорил Макс, напоминая мне снова, что его бабушка тщательно подбирала слова.

“Я все еще думаю, что ты могла бы заставить ее согласиться на встречу где-нибудь еще.

Дворец ее земля.

— Это ее страна, Макс.

Везде ее земля.

Думаешь, она была бы где-нибудь не в своей тарелке, если бы мы согласились встретиться в другом месте? Кроме того, чем дальше от Анжелины, тем лучше.”

Я потянула Макса остановиться, используя это как предлог, чтобы коснуться его руки.

Макс, казалось, не возражал и привлек меня ближе, когда мы выскользнули из толпы, в поисках более тихого места, где мы могли бы поговорить наедине.

Он посмотрел вниз на наши переплетенные пальцы, и тысячи крыльев бабочек затрепетали в моем животе.

Я чувствовала его дыхание на моей щеке и я хотела обратится к нему, чтобы найти его губы моими.

Даже ощущение его руки, трогающей мою, отвлекало, и я должна была сосредоточиться, чтобы помнить, почему хотела остаться с ним наедине в первый раз.

Понизив голос, я, наконец, спросила: “Кто такой Ксандр?”

Макс вскинул голову.

— Что ты имеешь в виду? Он лидер революционеров.

Он же не мог представить, что я поверю в его ложь? Даже без моей сестры, которая бы сказала иное, я знала лучше.

“Ты знаешь, о чем я, Макс,” — настаивала я, убирая мои руки от него и упирая их в бедра.

— Я хочу знать, почему он может говорить на Королевском языке, так же как ты.

Откуда точно он? Почему он знает так много о королеве?”

Он дрогнул, и опровержение, что я чувствовала, пришло, напоминая о себе, вися в воздухе без слов.

Наконец, он громко вздохнул.

— Он из дворца, Чарли

Ксандер мой брат.

“Нужно было сказать тебе раньше,” — Макс попытался снова, когда мы благополучно спрятались в убежище для ожидания транспорта.

Он сел рядом, но был на мили дальше.

“Но никак не было хорошего момента.

Кроме того, я не уверен, что это еще имеет значение.”

Мы были одни позади, только мы вдвоем.

По настоянию Макса Ксандр, Клод и Зафир поехали впереди.

Если бы мы говорили с обычной громкостью, они могли бы с легкостью нас подслушать.

Макс сохранял свой голос низким, не озвученная просьба.

И мой упрямо оставался где-то в горле.

Это был первый раз, когда я ехала на топливном автомобиле, и это не походило ни на что, что я могла вообразить.

Я чувствовала, будто плыла по облакам.

Машина гладко скользила, подобно шелку, по каменным улицам.

Автомобили были редкостью, даже на улицах Капитолия, и люди уходили с дороги, вставая на тротуарах и в страхе наблюдая за нами.

Это была возможность, которую редко предоставляли кому-то, родившемуся в моем положении.

Тогда я вспомнила, какого было мое настоящее положение, и поняла, что ошибалась.

Это точно был вид роскоши, позволенный кому-либо моего статуса.

Я никогда не свыкнусь с этим фактом.

Я повернула голову в сторону окна и наблюдала, как мы достигли стен города, скользили мимо пешеходных очередей к контрольному пункту, даже не замедляясь.

Любой на транспортном средстве не подвергался досмотру и проверке документов, в отличие от остальных.

Предполагалось, что тем, кто внутри, это было дозволено, они выше позора.

Это был день открытий, потому что я также никогда не видела сельскую местность.

Я родилась и выросла в стенах города.

Я слышала рассказы о полях и лесах и небольших деревнях страны, я даже видела рисунки.

Но от увиденного у меня перехватило дыхание.

Это было почти так же сладко, как первый поцелуй.

Кожу покалывало, потому что я думала о губах Макса, прикасающихся к моим, напоминая, что он сидел рядом.

Тишина в кабине машины была гнетущей, и насколько я хотела продолжать его игнорировать, настолько же мое любопытство пересиливало.

Кроме того, я пыталась утешить себя тем, что он уже извинился несколько раз.

“Любопытство — наркотик,” — обычно говорил мне отец, когда я задавала слишком много вопросов.

Я хотела прислушаться к предостережениям своего детства о моей любознательности, но обнаружила, что уже поддалась соблазну.

Все же я отказывалась смотреть на Макса, когда, наконец, прошептала: “Как ты можешь отрицать своего собственного брата?”

Его лицо потемнело.

“Я не отворачивался от него.

Он был тем, кто решил, что быть членом королевской семьи недостаточно хорошо.

Он был тем, кто хотел изменить мир.”

Я смотрела на мужчин впереди, изучая затылок Ксандра и пытаясь вообразить, как же я пропустила схожие черты между ним и Максом, не только во взгляде — их глаза были различными оттенками расплавленной стали — но и в строении и в манерах.