...Встретимся в октябре... (СИ) - Моран Маша

Мне нужно было… вбиться в желанное тело и стать обладателем этой женщины. Стать ее хозяином. Оставить в ней часть себя и раствориться.

Я обхватил член и приставил к источающему жар входу в ее тело. Ее смазка тут же окутала головку.

Я замер. Первый раз… Это ее первый раз… Кровь ударила в виски.

Я сдерживал себя из последних сил. Каждая мышца дрожала от напряжения. Приподнявшись над Настей, я лизнул ее губы. Ее язык скользнул к моим, и я тут же обхватил его, всасывая в рот.

Медленно и осторожно толкнулся членом в Настю и тут же отстранился.

Она протестующе застонала, царапая мои плечи.

Ощущение ее жара и влаги, обволакивающих плоть, было сумасшедшим.

Наверное, это было неправильным, но больше я терпеть не мог.

Обхватив бедра Насти, заставил ее поднять ноги и закинуть мне на плечи.

Неумолимо быстрым движением, я скользнул в Настю. Прорывая последнюю преграду и погружая член в горячее лоно. Я сделаю ее своей. Навсегда.

Резко вбил член до основания, чувствуя, как узко и тесно внутри нее.

Настя вскрикнула и вогнала ногти в мою кожу до острой саднящей боли, от которой член набух еще больше.

Я заставил себя остановиться. Дышать. Не двигаться. Собрать губами капельки испарины между ее ключиц.

Настя тяжело дышала. Ее грудь дрожала, притягивая взгляд. Боже, как же я хотел ее. Вдалбливаться в нее изо всех сил, чувствовать, как горячие и узкие стеночки сокращаются вокруг моего члена.

Я опустил руку вниз и обвел Настин клитор. Она рвано выдохнула и сжала пальцами мои предплечья.

— Давай… Чего ты ждешь?..

— Не хочу, чтобы тебе было больно…

— Больно только один раз… Ты же хочешь, чтобы мы повторяли это много раз?.. Постоянно…

— Да… Да, я хочу…

— Тогда дай нам обоим то, чего мы хотим…

После ее слов я сорвался. Под Настины всхлипы и стоны начал вбиваться в ее тесных вход, растягивать узкое отверстие под свой размер, под себя. Чтобы привыкала к моему члену прямо сейчас.

Больше я не сдерживался. Оставлял в ее лоне только головку, чтобы продолжать ее растягивать. Жар ее тела затягивал в глубину.

Настя надавила на мои бедра, срывающимся голосом прошептав:

— Давай же, Дима… Ты должен кончить в меня… Так приятно ощущать тебя внутри… – Она закусила губу от боли. – Ты большой… Я хочу привыкнуть к этому ощущению… Двигайся…

Она соблазняла одними словами. И толкала за грань.

В ней было слишком хорошо. Настолько, что я готов был провести вечность так.

Я старался двигаться неторопливо, но знал, что надолго меня не хватит. Настя стонала на каждый мой рывок. Я пытался не торопиться, но срывался и ускорял темп.

Опустил руку вниз, потирая Настин клитор.

Она всхлипывала, а я терял последнюю выдержку. Член погружался в нее с влажными хлюпающими звуками, от которых внутри все дрожало, как натянутые до предела струны.

Настя застонала от боли. Ее мышцы протестующе сжались, но на меня это подействовало, как спусковой крючок.

Я сорвался в горячую пропасть. С хрипом кончил, заливая ее своей спермой.

Настины глаза вдруг ярко вспыхнули, и она притянула мою голову ближе к себе. Мы целовались так долго, что перехватывало дыхание. В голове плыл туман, а по телу разливалось наслаждение, которого я еще никогда не испытывал.

Меня затопило жаром и сладостью.

Я чувствовал себя сожженным. Искалеченным. Полностью опустошенным. И до невозможности счастливым.

Настя опустила ноги, а я упал на нее. Чтобы никуда не убежала от меня.

Она гладила мою спину, зарывалась пальцами в волосы.

С трудом я прошептал в ее крошечное ушко:

— Теперь ты навсегда моя.

Настя повернулась ко мне и счастливо улыбнулась:

— Не-е-ет, Дима… Помнишь, что было написано в той книге? Что я навечно смогу привязать тебя к себе. Так что, любимый муж, это ты навсегда мой.

— Боже мой… Нет… Нет, это какая-то ошибка… Кирочка не могла… Она… Она…

— Она почти святая! Это ты хотела сказать, мама?

Все взгляды обратились ко мне.

— Н-настя?.. – Отец поправил очки, а мама перекрестилась.

Я скрестили руки на груди:

— Надо же, даже имя мое помните?

— Настя? – Кира бросилась ко мне, но стоящие возле нее полицейские, удержали.

Я улыбнулась и помахала рукой:

— Привет, сестренка. За что загремела?

— Настя! – Мама бросилась ко мне, то ли обнимая, то ли встряхивая за плечи. – Как ты говоришь с сестрой?

От боли, пронзившей сердце, на секунду стало трудно дышать, но это ощущение тут же прошло, как только я подумала о Диме.

— Ого! Как ты тепло меня приветствуешь и радуешься тому, что я жива.

Мама застыла, удивленно моргая и глядя на меня так, словно я сказала что-то невероятно глупое.

По ее щеке скатилась слеза и она все-таки обняла меня. Но в этих объятиях я не ощутила ничего, кроме пустоты.

— Настенька… мы уже похоронили тебя.

— Да, я поняла.

Отец отстранил мать и тоже обнял, шмыгнув носом:

— Ты должна нас понять… Ты пропала… И…

— Бог мой! Мы совсем забыли о Кирочке!

Мама отвернулась, как будто это не я была ее дочерью.

Как-то театрально она начала бросаться на полицейских и кричать, чтобы отпустили «ее Кирочку».

Я повернулась к отцу:

— Мне нужны ключи.

Папа удивленно моргнул и протянул мне ключи.

— Мы… мы сейчас выясним, что с Кирой, и поднимемся… Только там твоя спальня… и твои вещи… мы все отдали Кирочке. Ну, чтобы не пропадало…

— Конечно. – Я иронично улыбнулась: – У Киры ничего зря не пропадет.

Все, что мне нужно было, – забрать бабушкину швейную машинку и папку со старыми эскизами.

— Пойдем, Дим.

Все это время он ждал в отдалении возле машины. Я попросила его пока не подходить и сейчас еще раз убедилась в верности этого решения. Если Нина Павловна окружала Диму нездоровой заботой, то мои родители… оказались неожиданно равнодушными.

Все время пока поднимались на третий этаж хрущевки, где я раньше жила с родителями, Дима молчал.

Оказавшись в квартире, я не выдержала и повернулась к нему:

— Ну?

Он насмешливо вздернул бровь:

— Что?

— Тебе же точно есть что сказать? – Я бросилась в свою спальню, с удивлением понимая, что от меня там осталось… да ничего! В комнате полностью обосновалась Кира.

— И как ты это поняла?

— Ты очень выразительно молчишь.

Я все-таки отыскала одну-единственную коробку, подписанную моим именем. Какая скудная у меня была жизнь, оказывается.

— Твои родители… скоты. Прости.

Я взялась за коробку и начала нервно ее дергать, пытаясь вытащить из-под стола.

— Ты же стоял далеко и не мог слышать, о чем мы говорили.

Дима отодвинул меня и легко вытащил коробку, улыбаясь моей любимой лукавой улыбкой, которая и злила, и восхищала одновременно.

— Дай мне насладиться моментом.

— Каким еще моментом? – Я нахмурилась.

— До сих пор есть то, что ты обо мне не знаешь. – Дима ухмыльнулся: – Я умею читать по губам.

Я закатила глаза, а Дима подхватил коробку.

В этот самый момент хлопнула входная дверь, и мать громко закричала:

— Настя?! Настя, где ты?! И что это за мужчина?..

Мама оборвала себя на полуслове и ткнула в Диму пальцем:

— Это же вы! Тот следователь…

Дима кивнул и снова ухмыльнулся:

— Ну, не совсем следователь.

— А кто тогда?

Я коснулась маминой руки, заставляя опустить ее и не тыкать в Диму пальцем.

— Он мой муж.

Мама и отец хором воскликнули:

— Что?!

— То есть как это муж?! Ты… ты вышла замуж? Пока мы переживали, пока волновались где ты…

Я не выдержала и сорвалась на крик:

— Так переживали, что похоронили и отдали ей мою комнату и все вещи? Так волновались, что когда я вернулась, даже не заметили меня?

Мать что-то хотела сказать, но Дима вдруг вытащил из-за полы кожаной куртки папку и сунул в руки матери: