Ульяна Соболева - Шели. Слезы из Пепла

— Все еще считаешь себя королем? Виват, Ваше Величество.

Рухнул на колени, рыча от боли, стискивая челюсти, сдерживая стоны и ускользающее сознание.

— Аш…

Намного сильнее обволакивающего бреда и мучительного шипения под кожей. Разложение живьем. Не боль, а дикая агония, которая на мгновения отключает сознание.

— Аш…

И снова поднялся, чувствуя, как темнеет в глазах. Сейчас нельзя подпускать костлявую суку с косой слишком близко, иначе тварь утащит их обоих. Подполз к ней, приподнял и рывком прижал к себе.

— Кажется, мы вдвоем останемся здесь, — пробормотал и провел пальцами по волосам, обхватывая ее затылок, зарываясь лицом в серебристые локоны.

«Мы…вдвоем. А где, не важно»

Да, не важно… Совершенно не важно. Отдаваясь боли, позволяя ей взорвать тело яростными ударами.

Почувствовал, как тонкие пальцы сплелись у него на шее и в затуманенное сознание ворвался голос Веды:

«Нет, Аш! Третьего она родит тебе через четыре месяца, если останется жива».

С громким криком, переходящим в хриплый стон, встал на ноги, чувствуя каждый миллиметр своей кожи, каждую полусгнившую кость, задыхаясь от боли. Поднял Шели на руки и резко выдохнул.

Сделал первый шаг, закатывая глаза и кусая губы.

«Останется! Я так решил!»

— Я сделала все что могла, Шели. Все. У меня нет другого выбора, но это решать ему, а не нам с тобой.

Я чувствовала, как хочется закричать, и не могла, смотрела на ведьму, то сжимая, то разжимая ладони.

— И он решил…

Добавила ведьма и отвернулась, сбрасывая в урну кровавые бинты.

— Твои порезы заживут очень быстро, регенерация сильная, организм борется. Даже шрамов не останется.

— Что…, — тихо спросила я, — что он решил?

— Ты знаешь, — так же тихо ответила ведьма и сполоснула руки в тазу.

— Я не позволю.

Отрицательно закачала головой, понимая, как сердце рвется на части. Я не могу это принять. Никогда не приму. Я вскочила на постели, поморщилась от резкого головокружения, опираясь на стену, чувствуя, как дрожат колени от слабости.

Ведьма молчала и не смотрела на меня, потом поставила на стол пузырек с темно-синей жидкостью.

— Это снимет боль и погрузит его в беспамятство. Агония займет часа четыре, пять. Хрусталь доберется до вен и потом к сердцу. Он ничего не почувствует, а у тебя и у воинов будет время достойно попрощаться.

— НЕТ! — закричала так громко, что показалось, оглушу саму себя. — Нет! Я не позволю. Почему? Почему сейчас? За что?

Веда обернулась ко мне:

— За все в этой жизни приходится платить по счетам. Иногда самую дорогую цену мы платим за жизнь тех, кого любим. Это была его цена за твою жизнь. Настоящее наказание вершим не мы, а где-то свыше, выбирая меру и глубину искупления. У каждого она своя.

— Мы достаточно ее искупили! Я искупила сполна и больше не хочу мириться ни с какими решениями свыше! Ложь! Их принимаем только мы! Либо опускаем руки, либо боремся!

С трудом переступая дрожащими ногами, вышла из шатра, ветер швырнул в лицо комья снега, заставляя глотнуть проклятый воздух всей грудью.

Когда откинула полог его шатра, в нос ударил запах крови и смерти, которая невидимо кружила вдоль стен, бросая синеватые тени на лицо Аша. Я стиснула кулаки.

Не отдам! В висках забилась только эта мысль вместе с бешеной яростью. Я достаточно отдала тебе! Он мой! Я выгрызу его у тебя с мясом, но не отдам! Убирайся!

Подошла к постели и замерла. Когда-то я уже видела его таким. Но тогда выбор не был столь ужасающим. У меня были шансы, и они зависели только от меня.

Глаза Аша приоткрылись, и он посмотрел на меня сквозь туман боли. Я глухо застонала, чувствуя, как слезы обжигают грудь и сжимается сердце.

— Нет, — едва слышно, но достаточно, чтоб я разобрала.

— Да! — громко, сжимая руки и заламывая пальцы, — ты не можешь сделать это с нами сейчас. Хотя бы раз скажи мне ДА! Мне, а не своим эмоциям и эгоизму. Мне, а не своим страхам!

Увидела, как сжал пальцами простыни до хруста в суставах. Захотелось накрыть его руки своими, целовать ладони, отогревая, забирая боль себе.

— Наши дети живы, Шели, — глядя на меня сквозь туман, стиснув зубы.

Пошатнулась, сдерживая стон неверия, опускаясь на колени у постели.

— Они живы …, — надтреснутым хриплым голосом, превозмогая слабость, вздрагивая от каждого слова, которое давалось ему с трудом. — Ты сможешь уйти. Веда поможет. Найдешь их, и…

Мне показалось, что я лечу в бездну, опять, в черную пропасть отчаяния, только теперь я уже точно знаю, что ждет меня на её дне.

— Не уйду, — сказала и поняла, что вынырнула из темноты, открыла глаза, мы найдем их вместе. Потом. С тобой. Ты и я.

Пальцы все так же сжаты до крови, смотрю на него и понимаю, что снова взметнулась вверх и снова стою на самом краю.

— Они живы, Шели! Ты слышишь меня?! Черт тебя раздери! — громко, с надрывом, покрываясь каплями пота, по телу прошла судорога боли.

— Слышу, — ответила тихо, — я слышу тебя, Аш. Это ты не слышишь меня. Я хочу, чтобы ты…. — я сглотнула, но в горле так же сухо.

— Чтобы я стал уродом? Безногим королем Мендемая? Этого ты хочешь? Провести вечность с… недодемоном и недочеловеком?

Я чувствовала, что задыхаюсь, увидела, как глаза Аша наливаются кровью, сжала его руку, притягивая к своему лицу.

— Я хочу провести ее с любимым, Аш. Я не хочу больше никого терять. Я хочу смотреть на тебя и понимать, что я больше не мертвая. Неужели ты думаешь, что я могу отказаться от тебя? Я смирилась с их потерей, но я не смирюсь снова, если потеряю тебя. Когда ты рядом, у меня есть надежда. Она в тебе, Аш. В твоем сердцебиении, голосе. В твоей силе. С тобой я смогу всё. Ты — моя сила. Ты должен, Аш, любимый, слышишь? Ты должен дать нам шанс!

Покрыла поцелуями его ладонь, снова прижимая к щекам, пачкая слезами.

— У нас так мало времени. Пожалуйста. Посмотри на меня.

— Нет!

Оттолкнул, а я отшатнулась от него, и, глядя в каменное лицо, искаженное болью, прокричала:

— Ты снова бросаешь меня! Ради себя! Своих целей! Своего эгоизма! А я? Все такая же игрушка? Вещь? Никто! Твои решения, а я должна с ними мириться. Так убей меня, Аш. Ты и так убиваешь! День за днем. Год за годом ты убиваешь меня снова и снова.

Повернул ко мне голову, делая тяжелый вздох, проводя большим пальцем по мокрым щекам, губам.

— Я люблю тебя, Шели.

Сжала его руку сильнее, чувствуя, как от волны его боли мое тело лихорадит и трясет. Страдания любимых чувствуются намного острее собственных. Они фантомны и нескончаемы, как и любая иллюзия. У реальности есть естественный конец. Иллюзия бесконечна и мучительна.