Кэтрин Смит - Будь моим этой ночью

Затем Прю вступила в платье, и сердце ее заколотилось, когда Фанни натянула ей его на плечи. Казалось сущим безрассудством надевать такое великолепие ради мужчин, которые скорее всего даже не заметят, как изящно оно облегает ее бюст и подчеркивает талию, но Прю все равно выбрала именно его. Как ни прискорбно, только одному Богу известно, представится ли случай надеть это платье еще раз.

— Вы выглядите прелестно, мисс, — заметила Фанни застенчиво.

Прю улыбнулась с явным удовольствием. Она и впрямь выглядела прелестной и к тому же совершенно здоровой, со щеками, залитыми ярко-розовым румянцем. Кроме того, она казалась уверенной в себе и явно не собиралась поддаваться на уговоры или запугивания мужчин, которые могли — или не могли — отобрать у нее последнее чудесное средство к исцелению.

Покинув теплую гавань своей комнаты, Прю проследовала по коридору к извилистой лестнице, которая вела на первый этаж. Возможно, надеть это платье было не такой уж удачной идеей. Ей не хотелось, чтобы святые отцы подумали, будто она сознательно насмехается над ними. Но ведь оно было таким красивым…

Проклятие! Не стоит тратить и без того короткую жизнь на суету из-за какого-то наряда, который все равно не увидит никто, кроме ее родных и пары церковников.

Едва Прю вошла в гостиную, как все головы повернулись в ее сторону. Действительно ли отец ахнул, или ей это только показалось? Старшая сестра, Матильда, уставилась на нее как на сумасшедшую. Конечно, Матильда представляла собой олицетворение благовоспитанной и утонченной английской леди в обшитом кружевами платье из розового шифона. Кэролайн также предпочла сдержанные оттенки — кремовый и цвет слоновой кости. И только Джорджия решилась одеться в нечто более яркое — недаром Прю всегда могла положиться на нее — и стояла здесь, улыбаясь сестре, в платье цвета тигровых лилий.

Дело было не только в цвете платья — цвете, который Прю до сих пор носить не решалась, — но и в самом платье. Оно было очень женственным, смелым и соблазнительным — а между тем прошло уже немало времени с тех пор, как Прю в последний раз прилагала усилия, чтобы выглядеть как подобало даме ее круга в светском обществе. Даже на Маркуса ее вид произвел впечатление.

Впрочем, Прю сейчас гораздо больше беспокоила реакция людей, с которыми она до сих пор не была знакома. Томас подозвал ее к себе как раз в тот момент, когда она окидывала взглядом собравшихся. Только одно лицо она прежде никогда не видела — то был пожилой человек с седеющими волосами и добрыми глазами. Колоратка[2] на шее свидетельствовала о роде его занятий.

— Отец Молино, это моя младшая дочь, Прюденс. Именно ей принадлежит вся затея.

Прю бросила беглый взгляд на отца, не то улыбаясь, не то хмурясь. Чего было больше в голосе Томаса — похвалы или укора?

— Приятно с вами познакомиться, мадемуазель. — Голос у священника был низким и умиротворяющим, с едва заметным акцентом. Улыбнувшись, она протянула ему руку.

— Для меня честь работать вместе с вами, святой отец. — Как ни странно, ее слова звучали совершенно искренне. Возможно, Прю проявляла излишнюю наивность, но этот человек не внушал ей никаких опасений.

— А где ваш спутник? Насколько я понимаю, у нас сегодня двое гостей? — Прю осмотрелась в поисках еще одного незнакомого лица.

— Да, — ответил Молино. — Моему другу понадобилось выйти на террасу, чтобы предаться своей порочной страсти к курению. — Тут он заметил кого-то за спиной Прю и глаза его заблестели. — А, Шапель! Вот и ты!

Прю, обернулась, горя нетерпением увидеть их второго гостя.

Проклятие.

Мистер Шапель оказался высоким — даже на удивление высоким — мужчиной в черном пиджаке и брюках, контрастировавших с белым жилетом, такого же цвета рубашкой и галстуком. Рыжевато-коричневые с золотистыми прядями волосы зачесаны назад с загорелого лица. Густые высокие брови, длинный и прямой нос, широкие и чувственные губы — не слишком тонкие и не слишком полные, представляющие собой идеальную середину. Щеки и подбородок казались изваянными из мрамора лучшим скульптором. Однако больше всего внимания привлекали его глаза медового цвета, яркие и чистые даже на расстоянии.

Боже правый, Прю не могла оторвать от бедняги взгляда! А он уставился на нее в ответ, отчего по ее жилам пробежал жар смущения.

— Мистер Шапель, — обратился к нему Томас, — позвольте представить вам мою дочь Прюденс.

Словно в тумане, Прю протянула ему руку, и мистер Шапель сжал ее в своей. Пальцы у него были сильными и теплыми, пожалуй, даже неестественно теплыми — или же ей просто показалось, поскольку ее пальцы вдруг стали холодными, как сосульки.

— Весьма польщен, мисс. — Его голос звучал негромко и мягко, словно мед, с французским акцентом, подобного которому ей никогда раньше слышать не приходилось.

— Надеюсь, ваше пребывание в Корнуолле станет для вас приятным, мистер Шапель. — Пожелание вышло довольно избитым, однако ничего лучшего в голову в тот момент прийти не могло, ибо рассудок, похоже, отказывался ей служить.

— Только не «мистер», — отозвался он, проводя большим пальцем по костяшкам ее руки и одновременно поднося ее к губам, чтобы поцеловать. Все это время его взгляд оставался прикованным к ее лицу. — Просто Шапель.

Прю как в полусне наблюдала за его медленными, плавными движениями. Его дыхание согревало ее похолодевшую кожу, вызывая трепет настолько сильный, что по спине пробежали мурашки.

— Шапель, — повторила она хриплым, к собственному смущению, голосом, едва его губы коснулись ее руки.

Звук собственного имени на ее устах поразил его, судя по тому, как он чуть подался назад. Тыльная сторона ее руки покапывала, но едва он поднял на нее глаза, как это ощущение исчезло, сменившись стеснением, которое — Прю в этом не сомневалась — не ускользнуло от внимания присутствующих.

К счастью, все были слишком заняты беседой, чтобы заметить румянец на щеках Прю или хищнический интерес в глазах Шапеля. Совсем не так священнику подобало смотреть на женщину…

Впрочем, он и не был священником. Шапель отпустил руку Прю — к ее сожалению.

— И давно вы в лоне церкви, мистер… э-э-э… Шапель?

Он улыбнулся, словно в ответ на шутку, понятную только им двоим.

— Мне кажется, целые столетия.

Значит, он находился на церковной службе уже довольно долго, однако на вид ему было не больше тридцати. Озадаченная, Прю подняла на него глаза — лишь для того, чтобы, к своему смущению, обнаружить, что его взгляд так и оставался прикованным к ее лицу.

— Вы готовитесь принять сан священника?