Пламя моей души (СИ) - Счастная Елена

— Ты хочешь сказать, княгиня…

— Хочу сказать, что, видно, кровь у тебя с твоей матушкой недобрая — что она распрю между братьями кровными поселила, что ты теперь пытаешься Чаяна и Ледена разделить!

Любогнева встала, упёрлась пальцами в стол — и даже Радан как-то сжался от её грозного вида.

— Не хочу я их разделить! — Елица вдруг разозлилась в ответ. — Я за мысли их и надежды не в ответе!

Княгиня покивала, хоть лицо её и осталось недоверчивым.

— Коли доведёшь их до беды, рассоришь, княжна, то я тебя собственными руками удушу, — пообещала она спокойно. — На их судьбы много недоли и без тебя выпало.

С этими словами Любогнева плавно повернулась и покинула трапезную.

Подле кургана, в котором лежал теперь отец, было тихо. Как и должно быть в таком месте. Тянулась дальше, к самому лесу, гряда насыпей, где покоились предки рода от самого первого князя — Милогнева, делаясь ниже и ниже: время прибило дождями, обтесало ветрами старые усыпальницы. Леден опустился на землю у подножия кургана, посмотрел, обернувшись, на огонь, что горел на его вершине. Чаяну, как и всегда, на месте не сиделось: он решил пройтись вдоль всего Пращурного поля, чтобы вспомнить каждого из них, отдать дань уважения.

Только здесь, верно, становилось спокойно на душе, хоть и жаль было, что с отцом до срока повидаться ещё раз не удалось: погрязли они среди препон, что судьба им, не скупясь, подкидывала раз за разом. Забыли о времени, забыли, признаться, и об Остёрске, и о тех, кого оставили здесь — в ожидании. Словно в морок какой попали или околдовал кто. Стало как будто важным что-то другое. И весь мир сомкнулся вокруг Елицы огненным кольцом — аж внутри всё горело. Не только у Чаяна. Неправильно было это: негоже забывать об истоке, откуда ты вышел. Но и сейчас была княженка где-то рядом. В паре вёрст отсюда, но в то же время словно шею трогало её дыхание. Правда ведь, точно волшба какая опутывает.

Тихо фыркнул жеребец, что гулял неподалёку, безмятежно пощипывая молодую, самую сочную траву. Тряхнул гривой, отгоняя приставших мух. Конь Чаяна — Зорько — посмотрел на товарища круглым глазом и неспешно отошёл, не отрываясь больше от увлекательного занятия.

— Что ж ты, отец, — мысленно обратился к Светояру Леден. — покинул нас, а как будто и половины всего не рассказал, что должен был.

Что мог бы ответить ему курган, коли мог бы говорить? Теперь казалось, что отец скрывал что-то от сыновей намеренно. Оттого-то и не сходились ниточки к одному клубку, оттого-то и затянулись поиски Сердца. Захотелось расспросить матушку, да та, разве, если бы знала что-то да хотела поведать — неужто смолчала бы?

— Что-то ты совсем поник. Будто тебя дождём полило, — прозвучал, приближаясь, голос Чаяна.

Брат сел рядом, опустив руки на согнутые колени и заглянул пытливо в лицо.

— Здесь можно себе это позволить, — Леден устремил взор вдаль, в глубину лесной чащобы. — А там, как закончится всё это, так и легче, может, всем станет. Веселее.

— Кабы не пришлось мне тебя оставить, когда вече случится. Не смогу покинуть Остёрск. Не так скоро, — вздохнул Чаян, словно уже знал доподлинно, что его князем выберут.

Самоуверенность всегда была одной из главных черт его норова. Никогда он не допускал мысли о том, что не всё может получиться так, как ему нужно. И потому-то, верно, почти никогда не проигрывал.

— Справлюсь как-то, — хмыкнул Леден, коротко на него посмотрев. — От тебя в поисках Сердца всё равно толку мало.

— Да и ты сможешь его узнать или нет — то бабка надвое сказала, — не остался в долгу братец.

— Вот и посмотрим. Да только ты бы вперёд лошади не бежал. Вече будет, люди скажут своё слово.

— Думаешь, тебя могут выбрать? — Чаян усмехнулся снисходительно.

— Оно мне нужно, это счастье…

— Зато представь, как Вышемила-то обрадовалась бы, — уколол брат. — Сейчас-то она и не думает о том, что женой князя может стать.

Леден только плечом пожал. Уж с кем ему хотелось о девицах говорить в последнюю очередь, так это с ним. А уж о Вышемиле — тем более. Изгрызало его все те дни, как случилась между ними та близость на ристалище, ясное осознание ошибки. Да он всё увещевать сам себя пытался, что боярышня в жёны годится не хуже других. Может, даже и лучше.

Потянуло дымом, что в преддверии наступающего с запада дождя сполз по плечу кургана и заструился над землёй, когда костёр потух. Показались над краем пала, протягивая к земле тёмные густые нити ливня, хмурые набухшие влагой тучи. Леден встал, отряхнулся. Мысль о том, что и он случайно может князем стать, показалась до того странной, что аж пронеслась холодком где-то в груди. Нет, Чаян с детства к тому готовился, свыкался, ему и княжить — люди не могут это не понимать. А его сторонились всегда, словно он мог что-то выкинуть непотребное в любой миг, как нави и положено.

Догнал со спины Чаян, они погрузились на коней и отправились в сторону Остёрска — через весь, что рядом лежала, за полосой редкого перелеска. Ехали молча, только иногда оглядываясь, чтобы успеть вернуться в город то того, как ливанёт прямо над головами. Западали первые крупные капли, ощутимо ударяя по плечам и голове, как подъехали только к воротам. А как на улицу, ведущую к детинцу, вышли — так и вовсе хлынуло так, что хоть в башне ближайшей прячься или в избу к кому просись — переждать. Но они ударили коней пятками и помчались скорее дальше. Как добрались до терема — уже были мокрыми оба до нитки.

Оставив жеребца на попечение конюшонка, что прятался от ливня под рогожным плащом, пригибая голову, Леден разделился с братом в одном из переходов дома и дошёл до своей горницы, на ходу уже снимая рубаху. Да так и остановился, войдя, у дверей, как увидел, что внутри его матушка поджидает. Она от вида полуголого сына не смутилась, вестимо, даже оглядела его с гордостью, радуясь, верно, мысленно, что вырастила такого воина. Хоть и не без изъянов.

Леден быстро выхватил из сундука сухую рубаху и натянул, жалея, что совсем переодеться пока не может.

— Что-то случилось? — он подошёл к Любогневе, которая, величаво оперевшись локтем на Божью ладонь, наблюдала за ним со спокойной гладью в серых очах.

Мать встала вдруг, обхватила его лицо ладонями и посмотрела в самую глубину глаз, погладила щёки большими пальцами, словно он мальчишкой стоял перед ней, задрав голову, чувствуя безмерную её любовь и купаясь в ней, точно в тёплой запруде.

— Как я соскучилась по вам, — княгиня улыбнулась печально. — Век бы смотрела теперь. И не хочу, чтобы что-то скверное с вами случилось.

Леден осторожно обхватил её запястья, скованные красивыми расписными обручьями. Отвёл от лица её ладони, не понимая, к чему она ведёт. Женщины порой как начнут загадками говорить, так понимай, как хочешь. А как поймёшь — да неверно — только хуже станет.

— Отчего же ты решила, что худое может с нами приключиться? — он улыбнулся, пытаясь унять нежданную тревогу матери. — Верно, что могло, то уже приключилось давно. Проклятия свои уж сколько лет на плечах несём, может, скоро доведётся от них избавиться наконец.

— А то что княженке Велеборской я не доверяю, — без раздумий пояснила Любогнева, и голос её прозвучал точно перезвон серебряных колтов. — Как оказия случится, так быстро она вас с хвоста скинет.

— Не скинула ещё, — возразил Леден, делая шаг назад и отпуская руки матери. — Хоть и были оказии. Не одна даже. Да в лесу она не бросила, как мавка меня увела. И за спину княжича Зуличанского прятаться не стала, хоть и могла. Ты не знаешь её.

И захотелось вдруг, чтобы мать ушла. Зря, видно, он посчитал, что она к Елице теплом проникнется, как только парой слов обмолвится с ней. Уж слишком большую тень бросали поступки Борилы на дочь, которая вынуждена была сейчас за него отвечать.

— И ты туда же, — княгиня усмехнулась с укором в изгибе красивых губ. — Ладно Чаян, у него сердце горячее, всё рвётся куда-то. Очаровала его княженка, верно, тем, что до сих пор подол перед ним не задрала. А ты? Ты чего хмаришься? И защищаешь её.