Баллада о неудачниках - Юлия Стешенко

Не знаю, почему я ничего не заметил. С ведьмой все ясно. Ведьма по горло была занята своим колдовством. Со стражников тоже спрос маленький: остолопы — они остолопы и есть. Но я? Как я мог проворонить? Я посмотрел вверх, только когда на землю упала тень и ветер хлестнул траву. И увидал эту дрянь. Здоровенная, как овин, тварь, завернув над прогалиной круг, поперла вниз. Я заорал — кажется, заорал. Матом. Кажется, матом. И рванул через поляну к ведьме. Толканул в спину, отбрасывая в сторону, размахнулся и шарахнул мечом по чешуйчатому рылу. Клинок завибрировал, кисть онемела, а тварь, оскорбленно взревев, взмыла вверх, заходя на второй круг. Несколько арбалетных болтов ударило в чешую и, кувыркаясь, отлетело в сторону.

— Под деревья! Все под деревья!

Дракон пер на меня как таран.

— Ложись!!!

Мне подсекло ноги, над головой что-то пронеслось, полыхнуло зеленое. Лежа лицом в траву, я слушал мягкие, тяжелые шлепки о землю.

— Твою мать.

Я поднялся, сплевывая грязь. То, что осталось от дракона, ровным слоем тянулось до леса — и по нему. Обрывок перепончатого крыла трепетал на вершине ели, как парус. Когда я был маленький, увидел, как суслик под груженую повозку попал. Вот где-то так же было. Размазало тонким слоем.

Я вытер с лица пот и грязь. Ведьма так и сидела на земле, упершись руками в колени и опустив голову. Я подошел, опустился рядом на корточки, открыл рот — и понял, что не помню, как ее зовут. Вообще. Имя вылетело из головы вчистую.

— Леди. Эй, леди!

Она подняла голову, вытерла ладонью текущую из носа кровь.

— А?

— Леди, с вами все в порядке?

Она посмотрела на меня, на свою грязную окровавленную руку, опять на меня.

— Спятил? Какая я тебе, нахрен, леди?

Да уж. Не убавить, не прибавить.

— Ты так и будешь на меня таращиться? Или поможешь встать? Трава сырая, у меня вся задница мокрая.

Я встал и протянул руку. Не-леди вытерла ладонь о штаны, ухватилась за меня, и я выдернул ее в воздух, как морковку из земли. Задница у нее была действительно мокрая.

— Прошу прощения. Я не хотел тебя ударить.

— Что? Где? Это? А, это не ты. Это я с перепугу перестаралась. Дьявол, как голова-то болит. У тебя есть чем вытереться?

Я протянул ведьме полу плаща — все равно хуже ему уже не будет.

— Я должен вас поблагодарить. Лично и от имени шерифа Паттишалла. Благодарю вас, леди де… леди… — я зажмурился от усилия. Чертово имя не вспоминалось.

— Вил. Это короче, — ведьма последний раз хлюпнула носом. — Все? Чистая?

Я постучал себя по щеке, показывая, где осталась кровь. Ведьма потерла еще раз, потом еще.

— А теперь все?

— Нет.

— Поможешь? — она задрала голову, подставляя щеку. Я осторожно потер гладкую кожу тканью. Проклятая грязь размазывалась и сохла на глазах.

— Не получается.

— Дай сюда, — отобрав у меня плащ, ведьма плюнула на него. — На, три.

Теперь получилось лучше. Правда, пришлось пару раз самому плюнуть на ткань. Первый раз было стыдно, второй — почти нормально.

— Готово.

— Как я выгляжу? — она одернула свою дурацкую короткую юбку. На штанах зеленели пятна от травы.

— Хоть на прием к королю, — с облегчением соврал я. Не-леди зыркнула на меня круглыми глазами, пригладила волосы и выудила из них что-то розовое и склизкое. Кажется, не всего дракона по лесу разметало.

— Думаешь?

Я представил себе короля Ричарда — чудовищно важного, в золотой короне и пурпурной мантии. И толпу придворных, пеструю и чванливую. И челядь, и слуг, и пажей. И все они смотрят на маленькую леди-сову, сосредоточенную выбирающую из волос куски дракона. Удержаться не удалось. Я фыркнул. Не-леди хихикнула, встала на цыпочки, потянулась и сняла с меня такую же розово-лиловую дрянь. Я некуртуазно заржал. Стоя посередине поляны, усыпанной кусками дракона, которого вообще не существует, я смеялся как сумасшедший.

Наверное, солдаты подумали, что я окончательно спятил. Плевать.

Может, я и правда спятил. Плевать.

Солнце едва перевалило за полдень, и нужно было что-то делать с этим фаршем из дракона, и нужно было ехать к шерифу и слушать, какой же я бестолковый недоделок, и что-то говорить, и как-то оправдываться. Но мне было плевать. Я был занят. Я смеялся.

Не знаю, что такого необыкновенного люди находят в пении птиц. Приятно, но не более того. Как по мне, любой менестрель лучше любого соловья. В балладах хотя бы слова есть, смысл. А что толку в щебете? Одна головная боль.

Невидимые пернатые паршивцы разорялись так, будто им за это деньги платят. Их не интересовали ни разбойники, ни убийцы. Не интересовало их и лежащее под кустом тело. Девица, впрочем, какая она теперь девица, раскинула руки, словно хотела кого-то обнять, да так и не успела. Голова свернута набок, юбка задрана до пупа. Как говаривал один сакс, а нечего было кочевряжиться. Повесили его, кстати, сакса этого. Достойный пример для подражания. Повешение, я имею в виду. И глядя на раскинувшуюся в траве деревенскую девку, я отчетливо понимал: вешать нужно. И срочно. Осталось только найти, кого. Вот тут-то и начинались проблемы. Очень, очень большие проблемы.

Кандидатов у меня не было.

Мэтью, круживший по поляне, радостно вскрикнул и махнул рукой.

— Милорд! Идите сюда! Опять то же самое!

Его короткая седая борода победно встопорщилась.

— И чему ты радуешься, придурок?

— Ну так это… нашел!

Нашел он. Твою мать. Лучше б не находил. Я обошел по дуге тело, стараясь не глядеть на рыхлые белые ноги, перепачканные кровью, землей и травяным соком.

— Показывай.

— Вот, глядите, милорд. Тут и туточки. Видите? Тут человек шел. Потом вот по земле что-то протащили — и дальше уже волк побежал.

— Ты уверен, что волк появился только с этого места? Может, он давно тут бегал, а ты следы проглядел? Или волк из кустов выпрыгнул. Это может быть прыжок?

Мэтью посмотрел на меня укоризненно. Я усомнился в его выводах. Подверг критике его мастерство. Этого Мэтью не любил — да и не заслуживал, если уж начистоту. Если Мэтью сказал, что волк побежал