Путь океана: зов глубин (СИ) - Райт Александра

Ещё он помнил, что не был таким до триб…

В дальнем углу грянул хохот дружный компании.

— Я те чо говорю-то! Чо расселся-то, говорю!.. Двигай давай!

Витал отпил из стакана и чуть погонял во рту терпкий марочный портвейн, запоминая вкус. Уголок рта чуть приподнялся в едва заметной усмешке.

Возможно пора обсудить с трактирщиком место потише…

Он сам не понял, как резко обернулся со стула, молниеносно заломил руку стоявшего позади незнакомца и приложил того мордой об стол. Звякнула подпрыгнувшая посуда.

В гробовой тишине слышался только скрип полотенца по стакану в руках флегматичного трактирщика.

— Капитан, как погляжу, у вас совсем худо с чувством юмора стало… Пустите уже что ли, — вдруг хрипло рассмеялся забияка, прижатый к столешнице. И зашмыгал разбитым носом.

— К-красавчик⁈

Витал не поверил глазам.

— А я чо и думаю-то. Думаю, вспомните старика, — деланно надулся бывший боцман, рассматривая на рукаве кровавый след от вытертого носа.

Не поднимая головы, Витал закрыл глаза и прислушался. Забитое до отказа в это время суток «Пыльное Весло» молчало.

Было так тихо, что ему померещился звук чьего-то живого сердца. Как будто вся таверна перестала дышать в ожидании его взгляда.

Не веря себе, Витал выпрямился и осмотрелся.

Отовсюду в полной тишине на него глазели сплошь знакомые синеполосые лица мореходов.

Вон те, у камина, — неженки с «Лентяя», которым не было равных в наводке и уходу за артиллерией… Конечно же не все, они не могли быть здесь все! А вот, вот же, позади них развалились, как сытые черти, мореходки с «Фурии»… о, как же хороши они были в бою, невзирая на чудовищное разгильдяйство на борту… И чёрт бы его подрал, если рядом не присоседилась команда «Золотых Песков»! Усердных тружеников, которые знали больше всех песен и передавали такие древние легенды, что наутро после их собраний то у того, то у другого морехода начинали сбываться желания. И они, и эти засранцы были здесь…

В глазах вдруг нестерпимо зажгло.

Витал уже знал, что за сброд всё ржал, но вдруг притих в том углу, где сидела дружная компания.

Он знал, и робко улыбнулся, стараясь сдержать предательски выступившие слёзы.

Едва выдохнув «Крылатый Марлин», он только и успел, что растроганно прикрыть руками лицо.

Среди прочих его экипажей, команда «Крылатого» поредела меньше остальных.

Здесь были почти все, включая даже трюмных матросов!

Здесь была бессменная парочка юнг — Дафна и Лукас, вечно препирающиеся, вечно готовые отдать жизнь друг за друга, не раздумывая.

Неизменно злобный, парадоксальный, на этот раз — помолодевший, Маркиз.

Толстяк Жиль, от шуточек которого краснел даже Фаусто… Красавчик, победоносно потрясающий измазанным в крови от разбитого носа рукавом. Даже близнецы-тугодумы Жан и Жак, — все были здесь!

Заметив взгляд растерянного капитана, команда немедленно загалдела и обступила его со всех сторон.

Его тискали.

Звонкие хлопки по плечам. Перестуки кулаками. Объятия до хруста рёбер. Жак так крепко его обнял единственной рукой, что даже приподнял над полом под хлопанье Жана.

Кажется, он никогда в жизни не чувствовал себя таким счастливым. Пусть даже вкус его счастья и отдавал пеплом.

Витал не знал, как можно смотреть одновременно на всех, как можно обнять всех вместе и каждого по отдельности. И ведь они что-то пытаются рассказать, перекрикивая друг друга, но разобрать из-за вышедших из берегов чувств он ничего не может и только рассеянно кивает…

Дверь таверны хлопнула и, едва завидев капитана, к нему рванулся Фаусто. Квартирмейстер кинулся его ощупывать, как если бы хотел убедиться, что перед ним живой человек, а не привидение.

Он всё не мог наглядеться на своего капитана, как и Витал не сводил невидящий взгляд с лица квартирмейстера. Чёрные глаза Фаусто сверкали из-под сдвинутых бровей, пока сам он осыпал его дюжинами вопросов, шутил, смеялся над собственными же шутками, жестикулировал, злился. Смоляные кудри падали ему на лицо, но он так спешил, что всё не заправлял их за ухо. И казалось, Фаусто жизненно важно опустошиться, вывалить на Витала всё прожитое за всё время их разлуки, прежде чем наполниться сумасбродством их нового бытия.

Ничего, кроме облегчения тревоги, за его словами не было.

Витал молчал и просто слушал его интонацию.

Фаусто наконец устал от слов, сердито махнул рукой, притянул его к себе за ворот бушлата и крепко обнял.

За стойкой подле трактирщика стоял Джу, наблюдал развернувшуюся перед ним панораму и благодушно отхлёбывал из большой глиняной кружки.

Когда наконец все главные новости и сплетни были озвучены, и речи начали иссякать, над застольем повис немой вопрос «что дальше?».

Аккуратно подбирая крошки табака со столешницы и располагая их в трубке, Маркиз как бы невзначай процедил сквозь зубы:

— Всем же известно, что через неделю в порт придут «Крылатый Марлин», «Пески», «Фурия» и «Лентяй»? Только на один день. Не более. И это ни для кого не секрет, господа, верно?

Застольная песня умолкла.

Раздавалось сосредоточенное сопение жующих да большие глотки хорошего рома по случаю праздника.

Красавчик вдруг осклабился, смачно сплюнул под ноги и гаркнул:

— Ну чо, ублюдки! Погудели — и буде? Чо, кто куда, с запретом-то на воду, а? Я — бухать, да?

— Жан с Жаком — мыть полы в казармах, а я — на частные уроки фехтования подальше от побережья, да? — вторил ему Фаусто и нахально посмотрел на капитана.

Близнецы недовольно замычали, но украдкой покосились на Витала.

Дафна протянула:

— А чо такого. Мне-то с придурками по-любому снова сраться за подработку на контрабанде подальше от мореходских харь, да? Ай!

Она так резко дала подзатыльник ущипнувшему её Лукасу, что у того громко стукнула челюсть. Тот только потирал переносицу и из-под руки поглядывал на капитана.

Таверна «Пыльное Весло» оказалась вдруг наполненной четырьмя почти полностью укомплектованными экипажами фрегатов второго и третьего ранга, которые потирали затылки, ковыряли под ногтями, изучали потолок, вздыхали, бормотали «а чо поделать-то», «посидели и будет», и являла собой заведение, до отказа набитое самой отъявленной шайкой самых возмутительных манипуляторов, коих в жизни Виталу встречать не доводилось.

И чьи наивные уловки он знал как свои пять пальцев.

Утерев локтем пивные усы, Джу только посмеивался в кулак.

К горлу Витала подступила знакомая горечь, и он скрестил руки на груди.

— Друзья, полагаю, вам известно, как называется то, что вы сейчас предлагаете, и что бывает за исполнение того, что вы сейчас предлагаете?

Мореходы загалдели «да!», «так точно, капитан!» и «да мы только для того и здесь капитан!».

— … и верно ли то, что выбора вы мне не оставили? — улыбнулся он.

— Никакого, капитан! Нет! Пожалуйста, капитан!

Не сдержавшись, Фаусто выкрикнул:

— Да я нам даже Кодекс написал!

— Ну не кретин ли? — Маркиз мученически закатил глаза.

Сердце Витала стучало, как бешеное. Он помолчал и, не сдержав многозначительную улыбку, пожал плечами и тихо сообщил:

— Значит нам нужен план.

До прибытия на Да-Гуа оставалось не более недели.

Список первейших дел консула Альянса Негоциантов вырос до дюжины страниц убористым почерком. На новом месте вникать придётся быстро и полагаться в этом на легкомысленного Антуана как консул она не могла.

Апатия и праздный образ мыслей в последнее время начинали тяготить Селин. Перестать плакать всё не удавалось. Оставаться наедине с размышлениями и увязать в переживаниях собственного одиночества становилось всё невыносимее.

Мысли о Витале не отпускали. Жгучие, мучительно-горькие, они рвали на части истерзанную душу. Не смея разворачивать их в воспоминания, она не имела возможности избавиться от них вовсе, и жестокий, скомканный, их рой всё жалил, жалил, и отдавался глухой неукротимой болью. Селин уже несколько раз ловила себя на унизительных попытках вернуться к поруганному счастью, когда украдкой вынимала из комода его рубаху, в спешке надетую в день их расставания. От запаха, что хранила прохладная ткань, становилось ещё хуже. Но к этой боли примешивалось и абсурдное удовольствие. Придя в себя, де Круа сминала рубаху, заталкивала обратно в бельё и всё тщилась найти разумные объяснения услышанному о Витале от Марсия.