Ольга Ильина - Последняя из рода Леер - 3

— Сегодня день благословения, — счастливо проговорила Клара. А душу в очередной раз кольнула зависть. Они с Максом снова переплюнут всех своим сиянием.

— Арон потащит меня на праздник, а потом начнется ад.

— Мне так жаль, — искренне, без тени фальши ответила Клара.

— Зато я увижу Рейвена, — чтобы хоть как-то сгладить неприятный момент, ответила Гвинерва.

— Это настоящее счастье — видеть, как наши дети играют вместе. Они уже становятся маленькими мужчинами.

— Хотела бы я посмотреть.

Но Арон не разрешал слишком часто навещать сына. А ведь она бы променяла все те подарки, которые он дарил, на один настоящий день со своим мальчиком. Целый день с ним, без нянек, охраны и прочих анвар.

— Сегодня Лили приедет. Ты обязательно должна с ней познакомиться. Уверена, вы подружитесь.

Гвинерва лишь пожала плечами, думая о чем-то своем. Жаль, Арон не женился на ней. Тогда бы она была свободна и, возможно, счастлива.

А вечером ей представили почетных гостей и впервые за всю свою жизнь, ее душа потянулась к другой душе, сердце забилось так сильно от одного лишь взгляда красивого беловолосого мужчины с невероятно синими, пронзительными глазами. Ее трясло от желания прикоснуться, от тяги к этому побратиму, потому что сейчас она понимала, что все это время просто не жила. Без половины души нельзя жить полной жизнью, потому что где бы ты ни был, что бы ни делал, с кем бы ни жил, всегда будешь искать, пусть в мыслях, свою потерянную половину. В тот день она ее нашла. Он был всем, что она хотела, к чему стремилась, для чего могла бы жить. И он чувствовал то же.

Арон, Макс и Эдгар исчезли куда-то, и только это дало им возможность побыть вместе, почувствовать друг друга сердцем. Они сияли ничуть не хуже, чем Клара и Макс и в этот момент все ее естество наполнялось теплом и томлением, и желанием завершить слияние. Они сбежали тогда из зала, держась за руки, почти вбежали в пустой кабинет, она даже не успела понять, чей он, да и не важно было в тот момент. Ей хотелось быть с ним, вбирать в себя все, что он давал, и отдаваться в ответ так, как никогда и ни с кем не было. И он брал ее прямо на чьем-то столе, заставлял кричать и плакать от наслаждения, забывать обо всем и всех на свете. А потом, когда они уже почти достигли пика, он прокусил ее запястье и то же самое проделал со своим, чтобы в миг наивысшего наслаждения соединиться полностью, стать единым целым во всем. А потом появился он, мой отец. Эдгар, ведущий внутреннего круга, правая рука повелителя и его лучший друг. Это его кабинет и его стол они использовали вместо постели.

— Эдгар, — шокировано и напугано произнесла Гвинерва, подошла к нему, не в силах что-либо сказать. А он ударил, отвесил ей пощечину за друга, потому что не мог рассказать ему о таком предательстве. Она заставила его самого предать.

Эллай мгновенно ощерился, его окутало солнечное свечение и вместо человека, на столе сидела огромная белоснежная пума, готовая напасть в любую секунду и разодрать горло тому, кто посмел ударить его любимую.

Гвинерва остановила. Она смотрела на него и обливалась слезами, пыталась сказать что-то, а потом просто выбежала из комнаты переполненная отчаянием и болью.

Но на этом ничего не закончилось. Они встречались где и как только могли, предавая всех и вся. Занимались любовью, строили планы на будущее, спорили о том, мальчик у них родится или девочка, и придумывали имена.

Это потрясло меня тогда больше всего. У нас с Рейвеном был общий брат или сестра. И я теперь не была последней из рода Леер. А значит, этого второго родственника нужно было найти и как можно скорее, пока до него не добрались безликие.

Из всех людей только Эллай и Клара знали, чей это ребенок. Да, подруга не понимала, осуждала, постоянно твердила, что так нельзя, но согласилась помочь Гвинерве бежать. Они не успели, роды начались значительно раньше, пришлось возвращаться и рожать во дворце под неусыпным надзором счастливого повелителя. По иронии судьбы, он пребывал в уверенности, что это его ребенка ждет Гвинерва, и, не сложно представить какой удар он получил, когда взял на руки малыша. Точную копию своего отца, беловолосого снежного барса, Эллая.

В тот день в душе Арона что-то умерло и он начал превращаться в чудовище, погубившее целый народ своей жестокостью. Но в ней он зашел дальше и забрал ребенка у матери. Куда он дел младенца — ни я, ни Гвинерва не знали. Только надеялись обе, что не поднялась рука убить. А потом были годы боли, одиночества, тоски по сыну, по халфу, по потерянному ребенку. И жестокость Арона. В конце она уже не узнавала его. Ее побег я видела через кольцо, а вот почему она убила Эллая, поняла только сейчас. Она хотела все остановить, прекратить всю ту боль, которая почти уничтожила ее. И когда убивала, была совершенно уверена, что они умрут вместе. Браслет не позволил. Тот, кто его носит, не стареет и не может умереть, даже если убиваешь часть души. В тот день она убила и себя тоже. Осталась оболочка, заполнившаяся холодом и равнодушием. Ничем, пустотой. Идеальное вместилище для тьмы. И она впустила ее.

И увидев тогда, во что она превратилась, поняла, что никогда не пойду на разрыв связи. Я не самоубийца и не собираюсь становиться этим бездушным, холодным монстром, какой стала Гвинерва. Я попытаюсь смириться, примириться с самой собой и со своим халфом. Даже если никто не поймет. Прав был Яр, прав Азраэль. Это наша природа, наша суть, если хотите. Как человек не может жить без души, так и мы, побратимы, не можем друг без друга. Да, часть души я отдам ему, но сердце… оно всегда будет биться только для одного анвара, для наследника.

Нил никак не мог забыть встречу со своим странным двойником. Иногда, ему казалось, что это просто страшный и странный сон, полный загадок и недомолвок. Но отказать своему двойнику не смог, хотя боялся, и очень. Он уже неделю служил во дворце, а до этого границы охранял. Теперь же стал приближенным второго советника Адеона. Ему нравилась работа и то оживление, что царило здесь. Через неделю помолвка и свадьба наследника, затем передача силы, и все. Когда Нил впервые увидел это существо, то чуть не упал от того, что узнал его. Это с тем самым анваром танцевала Рей на выпускном балу. И ведь Нил тогда совершенно точно увидел. Этот анвар горел в своем собственном аду. Однажды взглянув в его глаза, он с содроганием отвел взгляд, да и не он один. Большая половина анвар просто не смотрела в глаза этому существу. В них была сама смерть, как бы пафосно это ни звучало. Но только в Адеоне он узнал, почему. В первую же неделю у мастера Одена он услышал шепот двух учеников:

— Я как увидел его, чуть не поседел, — говорил один.