Эйвери Уильямс - Невозможное завтра

– Амелия, – говорю я, поднимая руки, сдаваясь, – он может быть твоим.

– О, – отвечает она со смешком, – он и будет моим.

И она снова прыгает вперед, ножом целясь в мое сердце.

Звук выстрела пронзает ночь. Птицы взлетают в воздух. Тело Амелии падает к моим ногам, спиной к небу. Посреди ее серебряного платья расцветает красный цветок из крови.

Голова Ноя поворачивается к Киру, который все еще держит пистолет нацеленным, его руки дрожат.

– Ты больная? – вопит он.

Снова звук выстрела. Я отвожу взгляд от Амелии и вижу остановившегося Себастьяна, его глаза закрыты. У его ног отверстие в асфальте, как крошечная выбоина. Струйки дыма поднимаются из нее.

– О Господи, – шепчет Ной. – Что за хрень тут происходит?

Я смотрю, как Амелия теряет форму, цвет, серебряный блеск ее платья становится матово-серой кучкой пыли.

– Видишь, Сера? – запинается Кир. – Видишь, на что я способен ради тебя? Я готов убить любого, кто станет между нами.

Я ненадолго задумываюсь, заставит ли звук выстрелов кого-нибудь изнутри выйти на помощь. Но потом думаю, как громко включает музыку диджей – выбранный Киром, – и надежда умирает у меня в груди.

Ной становится на колени рядом с тем, что было Амелией.

– Я не понимаю, – говорит он, позволяя своим пальцам двигаться к куче. – Посмотри, что ты наделала! – кричит он Киру, вставая. – Ты убила Ребекку.

Кир смеется.

– Не будь таким идиотом, Ной. Я думал, ты умнее. Думал, ты достоин моих тайн, моих знаний.

Ной бледнеет.

– Я не понимаю, – повторяет он.

– Да ладно, парень! Только не говори мне, что ты забыл наш разговор после школы. О науке. Об алхимии. О физических свойствах человеческой души...

– Мистер Шоу? – Ной хмурит лоб.

– ...о бессмертии, – заканчивает Кир.

Глаза Ноя распахиваются. Я вижу в них проблеск понимания. Он ничего не говорит.

– Ты мог бы стать одним из нас, – грустно говорит Кир. – Ты мог бы жить вечно. Но, к сожалению, ты влюбился в неправильную девушку. – Он машет пистолетом в мою сторону и взводит курок. От тихого щелчка мое сердце сжимают пальцы страха.

Он направляет его на грудь Ноя.

– Мне жаль, – говорит Кир. – Веришь или нет, мне действительно жаль. Ты был таким многообещающим, я не видел подобного сотни лет.

Меня начинает трясти.

– Кир, не надо. Оставь его в покое. Я пойду с тобой. Мы можем взять новые тела и уехать, как ты и хотел. Только прошу, не делай этого. – Я тихо проклинаю нотки мольбы в своем голосе.

Кир качает головой.

– Хорошая попытка, Сера. Но Ной должен уйти. Он умрет, и ты вспомнишь, что действительно чувствуешь. Как сильно ты меня любишь. – Его голос мягок. – Но чтобы доказать тебе, что я не так жесток, как ты думаешь, я позволю тебе попрощаться. Вперед, – показывает он мне пистолетом. Я делаю нерешительный шаг к Ною и, когда он не двигается, делаю еще один.

Уголком глаза я замечаю движение, но не поворачиваю головы. Медленно, осторожно Себастьян приближается к Киру. Но Кир слишком сосредоточен на Ное и мне и пока не замечает его.

– Кир прав, Ной, – безэмоционально говорю я. – Ты всего лишь человеческое отвлечение. С тобой можно просто повеселиться. – Он в недоумении, испуган, разозлен. Это разбивает мне сердце. Я для подтверждения смотрю на Кира и рискую притянуть Ноя в быстрое объятие. – Ной, – выдыхаю ему в ухо. – Что бы дальше не случилось, нужно, чтобы ты сделал то, что я скажу. Даже если я скажу тебе бежать. Особенно если я скажу бежать. Прошу, доверься мне.

– Что ты такое? – шепчет он.

Я качаю головой, игнорируя его вопрос.

– И я хочу, чтобы ты знал, что я люблю тебя. Я не всегда была честна – просто не могла. Но я люблю тебя, очень сильно.

Кир с горечью смеется над этим.

– Он мальчишка, Сера. Он даже твоего имени не знает. Не он был рядом с тобой шесть сотен лет. Он никогда не мог узнать тебя, как знаю я. И сейчас у него даже нет на это ни малейшего шанса. – Он поднимает пистолет...

Себастьян прыгает в сторону Кира, опрокидывая того на землю...

И в то же мгновение я встаю перед Ноем.

Очередной выстрел разрывает ночь пополам: до и после.

Себастьян опоздал на секунду.

Боль ослепляет. Она несется через меня каждым цветом, как на палитре, куда Кайли окунает свою кисть, чтобы оживить волшебных существ: ангелов, фей, драконов. Языки пламени ласкают мое тело. Огонь и вода, капая на грубый асфальт.

Вот только это не вода; это кровь. Моя кровь, кровь Кайли. Но сейчас между ними нет различия; сейчас они одно и то же.

– Беги, Ной! – кричу я. Или думаю, что кричу. Это мой голос?

Боль обретает форму. Она встает. Она возвышается надо мной. Она заносит свою ногу над моими ребрами и ударяет. Я кричу.

Смутные звуки борьбы. Удары о плоть. Где-то там кричит Шарлотта.

Боль, должно быть, нашла совесть. Она решает, что с меня достаточно. Она гладит мое лицо, прижимается к ране, как кошка, как Луна.

Ной смотрит мне в лицо. Он ужасно бледен.

– Кайли? – спрашивает он. – Или как они тебя по-настоящему называли? У тебя другое имя? – Его голос густой и медленный.

Почему он все еще здесь? Сирены, кроваво-красные сирены ползут сквозь туманную ночь. Уже близко.

– Я сказала, уходи, – шепчу я, а боль передумывает и пронзает мои легкие. Я выгибаю спину.

– Не могу, – ругается он.

– Ной. Послушай ее. – Акцент Шарлотты. Ох, как я по нему скучала.

– Ей нужно в больницу, – надламывается голос Ноя.

– Мы о ней позаботимся.

– Но что, если она умрет? – молит он. Сирены приближаются.

– Не умрет. Я прослежу, чтобы этого не случилось.

– Ты не можешь. В нее стреляли.

– Если это тело не справится, я найду ей другое. А теперь иди.

С огромным усилием я открываю глаза. Ной смотрит на меня. С... чем? С любовью? Ужасом? Я никогда не узнаю. Он отворачивается от меня, рыдание сокрушает его тело, он, спотыкаясь, уходит в туман. В тумане, что плавает вокруг меня, что тушит огонь, что переносит меня на луг, и он зеленый, но больше чем зеленый. Это цвет, который я никогда не видела раньше человеческими глазами.

Шаги, сирены, крики. Все неправильного цвета.

Снова выстрел.

Внутри меня переплетаются огонь и лед, и звук их борьбы – это звук падения моей крови на землю.

Мои глаза закрываются, и я больше ничего не знаю.

Девушка рисует мой портрет.

Она окунает кисть в воду, затем, в нерешительности кусая губу, держит ее над красками. Ее волосы темно-русые, волнистые. Ее серо-зеленые глаза перемещаются между мной и холстом.