Драконова Академия. Книга 2 (СИ) - Индиви Марина

— Ты ничего не сделаешь! — выдохнула я. — У тебя нет доказательств!

Валентайн жестко усмехнулся:

— Можешь мне поверить, доказательства у меня есть. Больше того, поскольку ты являешься моей женщиной, никто не сможет предъявить мне претензии за размещение следящих заклинаний в твоих покоях. Я вполне мог поставить их для того, чтобы тебя защитить и оберегать.

Это прозвучало не как издевка, а как откровенный плевок в лицо — после всего, что он только что сказал.

— Какая же ты все-таки темная тварь! — крикнула я.

В комнате потемнело. На миг. Или у меня потемнело перед глазами, или мы снова провалились на первый слой? Мгновение, я не успела ничего понять, успела только увидеть залитые темной силой радужки Валентайна, поглотившие его зрачки.

— Ты абсолютно права, Лена. — Холод его голоса можно было сравнить разве что с рычащим шипением дракона, выходящего из самого Загранья. — Поэтому я предоставлю тебе непростой выбор: отчисление твоего друга. Или наказание для тебя.

Мне на щеки плеснуло краской. От обиды — незаслуженной, горькой. Но ужаснее всего было то, что я готова была вот-вот разреветься, хотя запретила себе это делать.

— Ненавижу тебя, Валентайн, — выдохнула я. — Как же я тебя ненавижу!

Не надо было показывать свои чувства, но они уже поднимались изнутри — черные, сильные, острые, такие же, как его режущие и бьющие наотмашь слова.

— С той самой минуты, как я тебя впервые увидела, моя жизнь превратилась в кошмар! — выплюнула я. — Начиная от твоих прикосновений и заканчивая приказами, унижениями, желанием разрушать все, до чего ты дотрагиваешься!

У меня под рукой не было ничего, кроме сумки, поэтому я запустила ей в него. Запустила — громко сказано, практически шмякнула, со всей дури. Шмякнула бы, если бы мы не стояли так близко, и он просто магией не отвел и мою руку, и направляющуюся в него сумку. А больше у меня ничего и не осталось. Хотя нет, вру! Осталось!

Я расстегнула браслеты и швырнула их на пол.

— Забери! Подавись своей силой! Своими знаниями! Всем, что у тебя есть, и что никогда никому не принесет счастья!

Мне было уже настолько все равно, что будет дальше, что я не почувствовала, как изнутри вслед за чувствами поднялась волна силы. Она обрушилась на меня, затопив всей своей мощью, холодом, ледяной отрешенностью. В этой отрешенности не было ни слез, ни отчаяния, ничего вообще. Меня уже не пугало отчисление Ярда. Не пугало и то, что я никогда не найду Соню, и то, что стоящий передо мной мужчина сотворил, играя моими чувствами и моей надеждой.

Я даже почувствовала, как губы изгибаются в улыбке, улыбке освобождения от всего, что мешало мне жить. Чувства? Ерунда какая-то. Досадная неприятность. Как будет здорово их стряхнуть… навсегда. Я даже плечами повела, избавляясь от этого наваждения, звучавшего во мне забытым эхом.

Человечность? Какое нелепое слово. Кому вообще все это нужно, весь этот бред.

Я так сосредоточилась на замораживающем меня изнутри холоде, что пропустила момент, когда Валентайн шагнул ко мне.

— Лена. — Собственное имя показалось далеким, забытым, странным.

Прикосновение — вот что выдернуло из погружающей меня в оцепенение темной магии. Я вздрогнула, словно очнувшись, когда его пальцы сомкнулись на моих плечах, на моих глазах вытягивая тьму, которой я будто бы пропиталась. Странно было видеть текущую сквозь меня, искрящуюся черную силу, вплавляющуюся в его ладони.

Это длилось какие-то мгновения — прикосновение, или все, что случилось, когда я соскользнула с грани темной магии, а после вернулись чувства. Обрушившись огненным шквалом, затопившим меня с головы до ног.

Чувства, среди которых билось осознание-страх: я могла этого всего лишиться. Я была рада этого всего лишиться. Минуту назад. Две? Три?

Неважно.

Прямо в руках Валентайна меня затрясло, а он резко прижал меня к себе. Рывком, выбивая из груди воздух, но я все же судорожно втянула его, не поднимая головы. Глядя в лацкан его пиджака, оказавшийся непростительно близко.

— Я не хочу становиться такой, — прошептала я. — Не хочу. Не хочу…

— Я тоже этого не хочу, Лена, — его голос звучал глухо. — Поэтому я сделал то, что сделал. Потому что потерять тебя во тьме…

Он не договорил, и, когда я подняла голову, в его глазах по-прежнему клубилась суть его силы. Вот только помимо нее в ней клубилось такое, что становилось нечем дышать. Настолько, что в комнате снова потемнело.

— Я не могу к тебе прикасаться, — вытолкнул он. — Не прикасаться тоже не могу. Это сводит меня с ума. Это, крутящиеся вокруг тебя мальчишки, а еще то, что постоянно подвергаешь свою жизнь и свой свет опасности. Я никогда не видел никого более светлого, чем ты, Лена. И более темного одновременно. В тот вечер, когда я перенес тебя на крышу, я слышал твои мысли даже через браслеты. В тебе сила, природа которой не поддается описанию, и все, что я могу — это держать тебя как можно дальше от того, зачем тебя сюда привел мой отец.

— Через… браслеты? — переспросила я.

— Да.

— Но разве они не должны сдерживать мою темную магию?

— Должны. Мы ходим по грани, Лена. Поэтому я пытаюсь… — Он судорожно вздохнул. — Удержать тебя. И себя. Себя было удерживать проще.

Меня все еще морозило от того, что случилось, и еще чуть сильнее морозило от того, что Соню спасти нельзя. Точнее, можно, но то, во что я потом превращусь…

На глаза все-таки навернулись слезы. Я всхлипнула. Стараясь их удержать, но не получилось. Оплакивая свои несбывшиеся надежды, я заревела так, что моим голосом можно было бы объявлять о начале пары или делать побудку. Тот дракон, который был до меня, от зависти просто бы удавился.

Не представляю, сколько я так рыдала, выплескивая из себя напряжение, страхи, отчаяние, пепел осыпавшейся надежды. Пиджак Валентайна, наверное, можно было уже выжимать, но даже это меня не смущало. Меня не смущало даже то, что я стою в его объятиях после всего, что было. И, когда мне начало казаться, что сил на слезы уже не осталось…

— Я хотел спасти мать, — произнес он. — Хотел вернуть ее. После того, как отец убил ее у меня на глазах и запер меня с ней. Он знал, что я могу это сделать. Он хотел, чтобы я это сделал. Но я так и не сделал, потому что последнее, что она мне сказала — останься человеком для меня, Валентайн. Книга, которую я написал, была ценой за возможность остаться в Даррании.

Я хотел спасти мать.

Хотел вернуть ее.

После того, как отец убил ее у меня на глазах и запер меня с ней.

Каждое слово кажется тяжелым, как камень, оно ударяет по мне так, что снова становится невыносимо больно. Я даже тру грудь в надежде избавиться от этой боли, она не моя, во мне ее быть не должно, тогда почему она есть?

— Я говорю это тебе не для того, чтобы вызвать жалость, Лена. — Его голос становится сухим, надтреснутым и неживым. Как хрустящие под ногами ветки в лесу после пожара, должно быть, или как после прошедшейся по всему живому темной магии. — И уж тем более не для того, чтобы заставить прожить все это вместе со мной. Исключительно для того, чтобы ты поняла: если бы была возможность вытащить твою Соню без последствий, которые ты сама сегодня почувствовала, я бы это сделал. Это было бы первое, что я бы тебе предложил.

Во мне уже давно должны были закончиться слезы, и кажется, они все-таки закончились, но дышать по-прежнему нечем. Сейчас — неожиданно становится нечем совсем, поэтому я судорожно, несколько раз вздыхаю прежде, чем вообще открыть рот. Боюсь, что у меня ни слова не получится сказать, но все-таки получается:

— Прости меня.

Может, эти слова звучат слишком поздно, а может, они вообще не в тему, но они вырываются как-то сами собой, и я о них не жалею. Жалею только о том, что… да кто его знает о чем вообще. Меня как через мясорубку провернули, я такой эмоциональный фарш, который точно не стоит пускать на котлеты: несварение будет. Поэтому я отпускаю многострадальный пиджак Валентайна, разжимаю пальцы, отмечая, что вцепилась в него, как ребенок: странно, что вообще получилось отцепиться. Отхожу и сажусь туда, где только что сидела. Или не только что.