Марина Ефиминюк - Бесстрашная

У Лукаса вырвался смешок.

Патрик закончил речь, принялся раскланиваться. Пока он находился в центре внимания, я выкрикнула из толпы:

— Суним королевский посол, меня зовут Катарина Войнич — независимая газетчица. Скажите, правда, что на вас работает преступник, больше известный под прозвищем ночной посыльный?

В тяжелом взгляде Стоммы-старшего, обращенном в мою сторону, светилось столько ненависти, что если бы она травила, как яд, то убила бы меня в считаные секунды. Народ возбужденно зашушукался.

— Ходят слухи, что вы наняли его избавиться от младшего брата, судебного заступника сунима Стоммы! — продолжала я обличительную речь, а публика теперь обратила взоры к Кастану.

— Если кто-то распространяет подобные слухи, то я подам на него в суд, — попытался неловко отшутиться противник. — В конце концов, я пользуюсь услугами лучшего судебного заступника Алмерии.

— Тогда почему вы хотите избавиться от него?

В этот момент над цветочным театром, словно звук лился с облаков, зазвучал окрашенный злостью голос Патрика:

— В тебе совершенно нет чутья, когда стоит замолчать, милая Зои. Видимо, у Каминских такая семейная черта — твой отец тоже никогда не умел держать рот на замке, за что и поплатился. Ты ведь не хочешь повторить его судьбу и лежать завернутой в саван?

Королевский посол поменялся в лице. Пространство взорвалось удивленным гвалтом, а монолог повторялся и повторялся. Охранники метались по саду, пытаясь выяснить, откуда могло исходить столь необычное колдовство. Крошечные кристаллы, прилепленные в тайных уголках и образовавшие над оранжереями невидимый кокон, не нашел бы даже опытный маг, ведь превзойти в выдумке Онри, на мой взгляд, было просто невозможно.

Кастан стремительно приблизился ко мне, схватил за локоть и потащил к выходу. Со стороны он выглядел рассерженным, чтобы публика не сомневалась — за кулисами меня ждала большая трепка.

— Ты отлично справилась! — хвалил судебный заступник между тем. — Патрик в бешенстве и готов сорваться.

— Видишь, какой раздражающей ты бываешь! — принялся глумиться Онри.

— Будешь ерничать, сниму сережки, — пригрозила я. — Ты ничего не узнаешь, а я не стану ничего рассказывать!

— А как я узнаю, что труп надо увозить? — возмутился он.

— Догадаешься! — рявкнула я, и на меня удивленно оглянулись посетители цветочной выставки, верно, приняв за сумасшедшую.

В стеклянных павильонах оранжереи пахло свежей зеленью и лежалыми фруктами. Булькала вода в искусственных фонтанах. Мы с Кастаном вышли в центральный зал, и через стеклянную стену было видно, что перед входом толпятся газетчики из второсортных изданий, которых не допустили до публики.

Лукас нагнал нас в тот момент, когда мы оказались под объективами гравиратов. С непроницаемым видом он вцепился в мою руку и дернул к себе, заставляя Кастана разжать пальцы. Я взвизгнула от боли и принялась выкручиваться. По крайней мере, именно так наша возня должна была выглядеть со стороны.

— Отпусти меня! — вскрикнула я.

— Убери руки! — рявкнул Кастан.

— Иначе что? — ухмыльнулся Лукас.

Началась потасовка, немедленно привлекшая внимание и газетчиков, и скучающей публики. В какой-то момент раздался щелчок затвора, и в судебного заступника оказался направлен револьвер.

— Что ты теперь сделаешь? — тихо спросил ночной посыльный, и судебный заступник попятился, побледнел по-настоящему, видимо, перепутав игру с реальностью.

Трясущимися руками я вытащила из сумочки припрятанную пушку, но от волнения никак не могла правильно схватить рукоятку. Даже со стороны было заметно, что дуло револьвера тряслось, как припадочное.

— Убери револьвер! — приказала я.

Оружие Лукаса переместилось в мою сторону. Мы стояли, целясь друг в друга, и выстрелили одновременно.

Разлетелся женский истеричный визг. Медленно развеивался зеленоватый магический дымок. В цветочный зал высыпали незнакомые люди. Бездыханный Лукас лежал на земляном полу в неестественной позе, раскинув руки. Под ним растекалось кровавое пятно и немедленно впитывалось в почву.

На короткое мгновение мне показалось, что он действительно умер.

Едва живая от страха, я бросилась к любимому, плюхнулась на колени, наплевав на то, что платье было взято в дорогой лавке напрокат. Он выглядел мертвым, но когда я приложила пальцы к шее, то почувствовала едва заметное биение пульса. Лукас спал в луже бутафорской крови.

На следующий день городские газетные листы взорвались новостью, что в королевских оранжереях был убит знаменитый ночной посыльный, по приказу посла Стоммы напавший на невесту его младшего брата.

И только в крошечном провинциальном издании, висевшем на новостном щите у скромной молельни, появилась колонка о том, что из местного храма сначала исчезла каталка для трупов, а потом волшебным образом вернулась обратно вместе лошадью. Однако новость утонула в огромном потоке городских сплетен, а местные решили, что лошадь, как собака, сумела найти обратную дорогу по запаху.

Шел дождь. Тугими струями выбивал барабанную дробь на крышах мануфактур. Город тонул в пелене облаков, от земли поднималась влажная дымка. Мир окрасился дождливым серебром.

Крепко прижавшись и укутавшись одним пледом, мы с Лукасом грелись у очага в огромном цеху, превращенном в плохо пригодные для жизни апартаменты. Я перечитывала копии газетных колонок о суде между братьями Стомма.

Патрика обвиняли в том, что он нанял ночного посыльного для убийства Кастана. После моих колонок для «Вестей Гнездича» о сожженной семье алхимика Каминского на бывшего королевского посла началась натуральная травля, а меня прозвали «Убийца репутаций». Не уверена, что я была рада такому прозвищу.

— Ты помнишь, мы были рядом с той маленькой молельной у предела Изящных Искусств? — вдруг спросил Лукас.

— Угу. — Я кивнула, слушая его вполуха.

— Мне кажется, это идеальное место для ритуала венчания.

— Угу.

Последовала долгая осторожная пауза. Лукас чего-то выжидал.

— Что ты сказал? — Я подняла голову, чтобы посмотреть в его лучистые глаза, теплеющие каждый раз, когда взгляд обращался ко мне.

— Давай повенчаемся.

У меня сжалось от радости сердце.

— Честно говоря, я о тебе почти ничего не знаю, — вместо того чтобы спрыгнуть с дивана и пуститься в пляс от счастья, состроила я недотрогу. — Вдруг ты окажешься каким-нибудь аферистом или, того хуже, ночным посыльным? Слышал о таком? Страшный человек.