Дарья Кузнецова - XXI век не той эры (СИ)

Сейчас же почти нестерпимо хотелось чего-нибудь жёлтого, зелёного или синего. Эти цвета прочно ассоциировались с давно утраченным домом и возлюбленной Террой, последний раз на которой Ульвар был сорок три года назад, и то — бегом, в ожидании нового назначения и нового корабля.

Приведя свой внешний вид в полное соответствие с уставом, чёрный трибун отправился в зал совещаний.

Народу там было немного, да оно и понятно. Как говорили древние, — а древние говорили очень много, и часто удивительно точно, — нельзя держать все яйца в одной корзине. Ну, или, применительно к ситуации, весь офицерский состав на флагмане. Легат легиона, к паранойе которого даже Ульвар относился с уважением, вообще постоянно перебирался с корабля на корабль, при этом старательно обходя своим вниманием флагман. «Не по уставу, зато надёжно», — повторял ехидный рыжий кельт, и поспорить с ним было сложно. Трибун Наказатель, может, и последовал бы этому примеру, но он для норманна был удивительно тяжёл на подъём, и категорически не желал покидать свою уютную берлогу, а тем более — бегать с корабля на корабль. С него было достаточно, что он живёт на борту «Северного ветра», а не на родной планете.

Офицеры дружно встали, приветствуя нового участника будущего разговора, и Ульвар тоже вскинул руки к груди. Под низким матово-белым куполом круглого зала прокатилось многоголосое «Слава Императрице!», и все расселись обратно. Как и чёрный трибун, привычно занявший место с краю. Он редко участвовал в обсуждении, довольствуясь наблюдением, и это устраивало всех. Лишь иногда раскатистый бас норманна, с лёгкостью перекрывая общий гул разговора, вставлял резкие ремарки, обычно сводящиеся к цитированию пунктов устава, номеров законов, их статей и пунктов. За эту привычку Наказателя считали вдобавок к жестокому вспыльчивому цинику ещё и законченным формалистом. И абсолютно всех это тоже устраивало: офицеров тем, что цитаты чёрного трибуна всегда были к месту и отрезвляли излишне разгорячившихся, а его самого — тем, что спорить с ним никто не пытался.

До начала заседания наградного совета Ульвара интересовали всего двое. И, по счастью, оба человека, которым сын Тора хотел заглянуть в глаза, присутствовали во плоти. Первым холодного внимательного взгляда удостоился Синг сын Шивы, и ответил на него едва уловимым кивком с затаённой в уголках губ мягкой улыбкой: обо всём позаботился, всё под контролем. Когда Синг всё успел, норманна интересовало мало, — успел ведь.

Вторым был алый трибун Олег Лиходеев, и он взгляд чёрного трибуна встретил более нервно. Напрягся, выпрямившись по стойке «смирно» насколько позволяла сидячая поза, и резко утвердительно кивнул головой. Мол, не извольте беспокоиться, всё понял и осознал. Слишком откровенно, конечно, но что взять с мальчишки.

На этом Ульвар успокоился и, прикрыв глаза, углубился в изучение недомученной в прошлый раз хроники. Древняя письменность хинду всегда давалась сыну Тора с огромным трудом, но тот с упорством носорога пёр к цели, один за одним беря сакральные тексты измором. Это было лучшее занятие для развлечения себя в моменты ожидания, а ещё на всевозможных нудных «совещаниях штаба», на которых чёрному трибуну было положено присутствовать по званию. Тот факт, что на его счету этих бессмысленных совещаний были тысячи, и одно мало отличалось от другого, никого не волновал. Ульвара в том числе: он прекрасно понимал значение слова «надо», даже если под этим «надо» не было никакого объективного смысла. Жить на взгляд сына Тора тоже было «надо», но никто почему-то не возражал против бессмысленности сего процесса; так что ворчать на совещания?

А потом дежурный связист, робкий молодой романец, дикими глазами косивший на офицеров, настроил аппаратуру ближней связи, и комната наполнилась виртуальными фигурами тех, кто находился на иных кораблях.

Сегодняшний совет не занял много времени. Наверное, потому, что оказывать серьёзное сопротивление Белой Чуме было некому: по десятку захудалых баз и паре орбитальных батарей на планету, хватило трёх когорт. Награды удостоился пилот истребителя, изящно снявшего одну из батарей; красиво угробивший пару турелей и попутно спасший свой взвод молодой парнишка из центурии Лиходеева (там была спорная ситуация, но он действительно старался; решили поощрить новичка, месяц как взятого в элитное подразделение и теперь стремящегося оправдать доверие). И пару взводов, нарвавшихся на, казалось бы, второстепенном объекте на нешуточное противостояние превосходящих сил противника, и с честью его преодолевших. И ещё двоих бойцов посмертно. Насчёт последних у Ульвара были возражения, потому что по его мнению нарвались оба по собственной дурости, и награждать там было нечего. Но мнение своё трибун Наказатель придержал при себе: пусть их лишний раз вспомнят добрым словом. В конце концов, погибли действительно как мужчины и воины, в бою, не запятнав честь мундира.

Потом, правда, выяснился неловкий момент. Оказалось, что на флагмане, где должно было происходить награждение, и где сейчас находились все награждаемые, из старших офицеров во плоти присутствовал один лишь Ульвар. Решили никого никуда не гонять, и провести награждение как есть; норманн великодушно согласился, сдерживая насмешливую ухмылку. Он догадывался, и даже почти знал, как это будет выглядеть.

Ну, что сказать? Торжественность момента зашкаливала, и каждый из трясущихся бойцов был готов поклясться, что никогда этого момента не забудет. Получить из рук чёрного трибуна заслуженную награду — это было событие, о котором можно было бы рассказать своим детям. Если бы они были у космодесантников.

Нет, иногда случалось и такое. И действительно выходили в отставку, не калеками и не по психическому несоответствию, овеянные славой и увенчанные наградами, и даже семьи заводили, и продолжали служить Империи, уже даря ей сыновей. Но это была участь хорошо если одного из десяти, а скорее — одного из пятнадцати. В основном же солдаты Империи были смертниками. И шли они на эту смерть с гордостью, за что их уважал даже такой чёрствый циник, как Ульвар сын Тора, хотя и делал это молча.

После церемонии награждения чёрный трибун решил проведать лаборатории; мало ли, будут какие-то подвижки? Исикава всегда производил на него впечатление увлекающегося человека, не любящего оставлять незаконченные дела назавтра.

Предчувствие абсолюта не обмануло. Ямато нашёлся в лабораторном помещении, он вертел в руках какую-то плоскую коробочку и периодически поглядывал на показания приборов под широким красочным экраном. А на экране отображался модуль, в котором находилась привезённая со Скальда женщина.