Мэгги Стивотер - Синяя лилия, лиловая Блу (ЛП)

И тут что-то колыхнулось у её лица и ещё что-то. Тело отклонялось от стены. От потолка. Лучи от их фонариков разорвались на тысячи мерцающих кусочков.

Звук крыльев. Звук.

Не осы.

Летучие мыши?

Нет.

Вороны.

Вороны тут не жили, и вороны так себя не вели. Но они вырывались и вырывались из пропасти под Гэнси. Касалось, стая никогда не закончится. У Блу возникло дезориентирующее чувство, что так было всегда, вороны, носящиеся вокруг них, перья, задевающие её щеки, когти, царапающие её шлем. И тут внезапно вороны стали кричать оттуда и отсюда, оттуда и отсюда. Гул рос, становясь всё более и более певучим, и затем он превратился в слова.

«Rex Corvus, parate Regis Corvi».

«Король-Ворон, дайте дорогу Королю-Ворону».

Перья посыпались, когда стая птиц накренилась в сторону входа в пещеру. Сердце Блу разрывалось от того, каким большим он был, в этот момент и ни в какой другой.

Затем наступила тишина, или, по крайней мере, звуков было недостаточно, чтобы Блу их услышала за своим гулко стучащим сердцем. Перья подрагивали в грязи рядом с Адамом.

— Держитесь, — сказал Гэнси. — Я вылезаю.

Глава 2

Адам Пэрриш был одинок.

Нет ни одного хорошего слова в противовес слову «одиночество». Может возникнуть соблазн предложить «единение» или «удовлетворенность», но фактически эти два слова несут значения, не относящиеся друг к другу, что прекрасно показывает, почему «одиночество» не может быть полностью зеркально отражено. Оно не означает «уединение», «единственность» или «необитаемость», хотя «одиночество» может содержать в себе все эти понятия.

Одиночество означает состояние разлуки. Обособленности. Один-очество.

Адам не был всегда один, но он был всегда одинок. Даже в группе он медленно совершенствовал своё умение держаться обособленно. Это было проще, чем можно было бы ожидать, остальные позволили ему так поступать. Он знал, что стал другим с тех пор, как объединился с энергетической линией этим летом. Он был самим собой, но более сильным. Самим собой, но менее человечным.

На их месте он бы тоже тихо наблюдал свое отдаление.

Так было лучше. Он так долго ни с кем не ругался. Он не был зол уже на протяжении недель.

Сейчас, на следующий день после их экскурсии в пещеру воронов, Адам вел свой маленьких говённый автомобиль подальше от Генриетты, чтобы выполнить работу Энергетического пузыря. Через подошвы ботинок он чувствовал неторопливый пульс энергетической линии. Если он специально не фокусировался на нём, то его сердцебиение подсознательно синхронизировалось с ним. Было что-то успокаивающее и тревожное в том, как это теперь переплелось с ним; он больше не мог сказать, было ли это дружественной силой, или сила фактически была теперь им.

Адам с опаской наблюдал за уровнем топлива. Машина вернет его назад, как он думал, если не нужно будет ехать слишком далеко в осенние горы. Он ещё не был уверен, что должен сделать для Энергетического пузыря. Потребность того приходила к нему бессонными ночами и болезненными  днями, медленно становясь видимой, словно вплывая на поверхность озера. Нынешнее чувство, мучительное чувство незавершённости, ещё не было совсем четким, но вот-вот начнется школа, и он надеялся позаботиться обо всём до того, как возобновятся занятия. Тем утром он обернул раковину фольгой, наполнил водой и искал объяснения. Он только определил проблеск нечёткого местоположения.

«Остальное придёт, когда я доберусь поближе. Наверное».

Вместо этого, пока он приближался, его мысли возвращались к голосу Гэнси в пещере днём раньше. К боязливой ноте в нём. Страх... страх столь глубокий, что Гэнси не мог заставить себя выбраться из пропасти, хотя ничего физически ему не мешало.

Адам не знал, что в Ричарде Гэнси III было что-то, чтобы быть трусом.

Адам вспомнил, как сидел на корточках на кухонном полу трейлера своих родителей, уговаривая себя последовать часто повторяемому совету Гэнси уехать. «Просто положи всё, что тебе нужно, в машину, Адам».

Но он оставался. Висеть в пропасти гнева своего отца. Тоже трус.

Адам чувствовал, что ему нужно пересмотреть каждую беседу из тех, что у них с Гэнси были, в свете этого нового знания.

Так как в поле зрения попал выезд на Скайлайн Драйв, его мысли резко вернулись к Энергетическому пузырю. Адам не бывал в этом парке, но он знал из жизни в Генриетте, что этот национальный парк тянется вдоль Голубого хребта, следуя энергетической линии с почти зловещей точностью. Перед ним три узких дороги вели к трём приземистым коричневым лавкам. Маленькая очередь из автомобилей стояла в ожидании.

Его взгляд нашел информацию о ценах. Он не представлял, что нужно платить за вход. Пятнадцать долларов.

Хоть он и не был в состоянии точно определить место задания Энергетического пузыря, но был уверен, что оно по ту сторону этих пропускных пунктов. Других путей внутрь не было.

Но он также знал и содержание своих карманов, и там не было пятнадцати долларов.

«Я могу вернуться в другой день».

Он так устал делать что-либо в другой день, другим способом, более дешёвым способом, в день, когда Гэнси мог бы сгладить края. Это, как предполагалось, было чем-то, что он мог бы сделать сам, своими силами мага, присоединённого к энергетической линии.

Но энергетическая линия не могла провести его через пункты оплаты.

Если бы Гэнси был здесь, он бы беззаботно бросил чек из Камаро. Он бы даже не задумался над этим.

«Когда-нибудь, — подумал Адам. — Когда-нибудь».

Пока он стоял в очереди, он опустошил свой бумажник, а затем, когда тот не выдал достаточно, начал искать мелочь под сидениями. Момент, который был бы и легче, и тяжелее, если бы он был с Гэнси, Ронаном и Блу. Потому что тогда должны были бы создаваться долговые расписки, имущие бы заверяли, что возвращать необязательно, а неимущие бы настаивали, что обязательно.

Но так как это был только Адам, одинокий Адам, он лишь молча смотрел на скромную сумму, которую ему удалось наскрести.

Двенадцать долларов тридцать восемь центов.

Он бы не умолял около пункта оплаты. У него было очень мало чего-то, кроме чёртового достоинства, и он не мог заставить себя протянуть его в водительское окно.

Должно быть, в другой день.

Он не злился. Не было никого, на кого можно было злиться. Он только позволил себе на краткий момент склонить висок к водительскому окну, а затем выехал из очереди и обернулся через плечо.

Тут его внимание привлекли автомобили в очереди. Два из них были именно такими, как Адам мог себе представить: минивен с молодой семьёй внутри и седан со смеющейся парой учащихся колледжа. Но третья машина была не совсем правильной. Она была взята на прокат — он видел наклеенный штрих-код в углу лобового стекла. Возможно, это и не странно, турист мог прилететь и посетить парк. Но на приборной панели находилось хорошо знакомое Адаму устройство — датчик электромагнитных частот. Другое устройство располагалось рядом, хотя он не был уверен, что это. Может быть, сейсмограф.