Софья Ролдугина - Моя рыжая проблема

Но поразило меня не это. Ну, невысокий, ну, жилистый и сильный, мало ли подобных. Кожа хорошая тоже встречается, некоторым с природными данными везёт…

— У нас глаза одинаковые, — сказала я тихо, отведя с его лица рыжие пряди.

Он резко дёрнул головой вбок — то ли в знак согласия, то ли уходя от контакта — и рефлекторно опустил ресницы.

— Угу.

Удивляться было чему. Цвет моих глаз, как и большинство ярких черт и особенностей, являлись исключительно заслугой мамы, опытного биокинетика пятой ступени. Я редко болела, у меня отсутствовали врождённые пороки и сколько‑нибудь серьёзные проблемы с кожей или волосами — как и у Нэсс с братьями, собственно. Но после троих светленьких детишек подряд мама поддалась моде на всё восточное, решила побаловаться с моими данными и запрограммировала гладкие чёрные волосы… и синие глаза, очень тёмные, настолько, что оттенок можно было различить только на ярком свету.

Но я‑то продукт биокинеза. А Тейт? У него это… естественное?

Спросить он не позволил. Подался вперёд с нечеловеческой резвостью, сгрёб меня в охапку, сдавил едва ли не до хруста костей — и вдруг лизнул в щеку, затем в другую и быстро прикусил голую ключицу.

У меня сердце чуть сквозь ребра не выскочило. Концентрация слетела, сверхчувства умолкли. Я медленно сдвинула ноги, скрещивая щиколотки, замкнула энергетический контур, вышла на третью ступень эмпатии и заново развернула купол.

От рыжего — никакой агрессии. Зато сильное чувство вины, любопытство, симпатия, вполне понятное влечение ко мне… и беспомощная злость. На кого‑то другого.

Оттуда, со второго слоя сознания, до которого я не добралась.

— Ты чего, Тейт?

Он, кажется, улыбнулся и честно ответил:

— Пытаюсь сойти за дикаря. Вдруг прокатит, и мне что‑нибудь обломится?

Я хихикнула против воли. «Прокатит», «обломится»… Образы шикарные. Чувствую, когда немного подучу язык, речь Тейта расцветёт невиданным богатством оттенков.

— Не обломится.

Точно не сейчас, тогда у меня от стресса ум за разум заходит, ужасно хочется наплевать на три правила Эрнана и положиться на сильного и вроде бы доброго чужака.

— Жаль, — от рыжего повеяло разочарованием.

А мне вдруг стало смешно. И я задала вопрос, который долго уже витал на границе сознания:

— Слушай, а сколько тебе лет?

— Двадцать! А тебе?

— Двадцать четыре. Но мне тут ещё одна мысль в голову пришла. А представления о времени у нас совпадают?

Он с любопытством отодвинулся, снова заглядывая мне в лицо, и мы углубились в подсчёты, сверяя часы. Я даже задействовала первую ступень конструирования и моделирования, чтобы создать визуальную таблицу с условными кружочками и палочками вместо цифр. На Тейта эти спецэффекты особого впечатления не произвели, кстати — неудивительно, учитывая, что здесь в ходу магия.

Вскоре выяснилось, что день делился тут на пятнадцать равных отрезков — десять на бодрствование, пять на сон. Один отрезок назывался «сет», и уже он дробился на сотню фрагментов поменьше — на «каты». Несложное сравнение показало, что их каты и наши минуты — примерно одно и то же. Значит, и сутки длятся столько же.

— Удобно, — вслух констатировала я. — Легче будет переучиваться. Но надо же, как совпадают мелочи в разных мирах…

— Пф, нашла чему удивляться, — фыркнул Тейт, с любопытством трогая пальцем полупрозрачную схему расчётов. Она дрогнула и расплылась, точно круги по воде пошли. — Ритуал вытягивает самых подходящих. Зачем свободным «выдернутый» вроде айра, с щупальцами и жвалами? Или тот, кто от нашей еды и воздуха в два счета загнётся? Выбирают людей из похожих миров. Наверно, и всякое такое тоже совпадает.

Что ж, в логике ему не откажешь. Как незабвенным «ритуалам». Вот ещё важный пункт, магические заклинания обладают волей и интеллектом? Или это просто программы, вроде компьютерных и биокинетических?

Задать этот крайне любопытный вопрос не получилось.

Тейт внезапно схватил меня за плечи и отшвырнул себе за спину.

От удара воздух из лёгких вышибло. Я с трудом поднялась на колени, прокашливаясь, и позорно пискнула.

На том месте, где мы сидели мгновение назад, из земли торчала здоровенная гибкая змея с треугольной головой — бледно — зелёная, с лиловыми размытыми полосами. Три алых глаза смотрели в разные стороны. Рыжий стоял напротив твари, сцепив пальцы в замок, бледный и сосредоточенный.

Купол эмпатии ничего не регистрировал. Айр? Бездушный?

Видимо, так.

А потом змеюка вдруг растопырила на голове громадный веер из полупрозрачной розоватой кожи или плёнки, влажный и трепещущий. Тейт резко разомкнул руки — и пространство на десять шагов впереди него мгновенно обратилось в ревущий огненный кошмар. Змея буквально растаяла. От нахлынувшего жара меня опять скрутило в приступе кашля, а волосы затрещали.

Шрах, надеюсь, не вспыхнут!

— Дурак, ой, дурак, — застонал рыжий, закинул меня на спину, не позволяя даже отдышаться толком, и ломанулся прямиком через заросли. — Отвлёкся. Засекли!

— И теперь что? — крикнула я ему в самое ухо, с трудом поймав равновесие.

— Теперь всё полный отстой!

Понятно было и без эмпатии, честно говоря.

Он резко свернул и ломанулся в заросли высокой травы с фиолетовыми метёлками. Я ойкнула — закрывайся не закрывайся, а узкие жёсткие листья резали, как бритва. Руки быстро покрылись мелкими порезами. Позади что‑то взвыло и захлюпало, точь — в–точь как ночью. Трава резко закончилась — обрывом под ногами, слепящим солнцем в лицо. Мимо что‑то просвистело, шипя, как гаснущий фейерверк, и часть противоположного берега почернела, обваливаясь в ревущую реку внизу.

Я не орала по одной причине — воздуха не хватало.

На той стороне рыжий мгновенно развернулся на пятках, выпустил меня, освобождая руки, что‑то сделал — и заросли сизоватой травы полыхнули гигантским костром. В ответ вылетел чёрный масляный шар, шипящий и искрящий.

Тейт ругнулся и с размаху отшвырнул его ногой обратно, по плавной дуге. Я только и успела заметить, как вокруг ботинка вспыхнул огненный ореол.

— Подавитесь!

За обрывом раскинулся лес, утопающий в голубоватых мхах. Там пахло чем‑то кислым, с примесью сырого мяса, до тошноты. Чистого пространства без рыхлой голубой «губки» почти не было, но рыжий избегал наступать на неё и скакал с одного поваленного дерева на другое, с камня на камень. Две щетинистые химеры, которые ринулись за нами, отстали очень быстро — вляпались в одно такое голубоватое мшистое пятно, а выскочили обратно уже с оголёнными костями. Одна, похожая на ежа с жилистыми ножками, сразу завалилась набок и затихла, а другая, более массивная, сделала ещё несколько шагов и опрокинулась, конвульсивно дрыгая оплавленной лапой.