Ольга Резниченко - Враги

Что было потом? Что?

Хотелось бы мне найти такие ножницы, которыми можно было искромсать прошлое. А если не факты, то хотя бы свою память вырезать, истязать до полной белизны.

Но нет.

Не существует ничего подобного, и пути назад — нет. Исправить — не как.

Наигравшись, накупавшись в своем помешательстве, Лорд аккуратно, бережно уложил Королеву опочивать, и принялся… играть уже в другое безумство.

Неспешно подошел ближе, протянул ко мне руку, предлагая встать — подчинилась.

Прижал, притиснул к себе, жадно обнял за плечи.

— Каролина, как же я по тебе… скучал.

(нервно сглотнула я; промолчала)

Губы, его губы коснулись моей шеи и, прилипши наигранно нежным, приторно сладким поцелуем, покорно замерли, наслаждаясь своей грезой (он внимал, внимал биению моего сердца, вслушивался… в бренную жизнь, как звенит она, переливается, обещая тут же прерваться, если будет нарушено, хоть одно правило).

Вдруг его руки скользнули с моих плеч и, несмело коснувшись талии, вмиг замерли, ожидая моего участия. Его губы приблизились к моим, требуя ответных ласк.

…

— Прошу, пожалуйста… всё, что угодно, только не…

(я боялась договорить; но мои слезы и так многое, более… чем достаточно, сказали)

(печально улыбнулся)

— Зря. Зря ты не хочешь подчиниться Сказке. Ведь роль твоя давно уже расписана и менять я не буду.

Вдруг резкий рывок, и дерзко, грубо схватив меня за волосы, вмиг запрокинул голову, высвобождая целое поле для раздолья. Проворное движение — и в следующий миг… его клыки тут же вонзились мне в горло. Запекло, зажгло, будто кто раскаленные спицы мне вогнал в шею. Но доли секунды — и очередной шок… смел все предыдущие страхи.

Нехотя оторвавшись от трапезничества, обмякшее мое тело тут же швырнул от себя на кровать.

Повис, повис сверху. Ловкие, проворные движения и уже в новом месте запекли шпоры, погоняя во мне беспамятство.

В ту ночь я не умерла. Мало того, я многое помню из всего последующего. То, как насиловал, то, как мерно, но жестоко наслаждался новыми укусами. То, как выпивал меня… едва ли не до самого дна, замирая на грани дозволенного и запретного. Наслаждаясь игрой… со смертью, моей… смертью.

И так было каждую ночь.

Утро увенчивалось тем, что "пожилая дама" уводила, едва ли не уносила меня в ту, мою темницу…. и там отпаивала меня какими-то травами, настойками. Я рыдала, я блевала, я Богу душу отдавала… и тут же возвращалась назад. Из этого ада не было выхода. Здесь не было… дверей.

И чем сильнее я кричала, сопротивлялась или молила остановиться, тем его жестокость становилась изощренней. Игра любовника давно переросла в "покаяние" маньяка. Всё, чего я боялась — стало реальным, только подарив мне еще возможность быть снедью… вампира.

Честно, не помню. Не помню, когда именно пришло ко мне прозрение. Когда я смирилась, а апатия впустила в мою голову трезвость.

Но помню эту ночь, ночь, когда я впервые стала на путь Холодной войны. Его удивление. Его тщетные попытки вызвать у меня если не страх, то боль, отвращение.

Я молчала, не сопротивлялась. Я НИКАК не реагировала. Я стала мертвой. Для него — мертвой.

Помню, первое время он пытался меня бить, угрожать уничтожить, даже… несколько раз запрещал старухе отпаивать меня. Целыми неделями я билась в лихорадке на грани умопомешательства и отчаяния. Я изнемогла от жажды, тогда когда желудок буквально разрывался от переполнения водой. Мое тело умирало, но опять-таки из-за всех тех лекарств, что попадали в меня прежде, не могло отдать концы. Я была бессмертна в той мере, в какой мог быть обычный человек. Я была едва ли не зомби.

Он устал. Устал смотреть на такое глупое сопротивление, наплевательское отношение к себе.

Лорд больше не приходил ко мне. Не пытался ни пить, ни насиловать.

У него появилась новая… Каролина.

Я ее никогда не видела, но множество раз слышала.

Как оказалось, спальня Лорда находилась где-то сверху, и плюс-минус в смежной комнате. В общем, в полной тишине, в темноте, если хорошо прислушаться… я слышала их разговоры.

Она играла роль. Роль влюбленной невесты, заворожено восхищалась "любимым", его мастерством играть на скрипке, манерой говорить и даже читать книги.

Не знаю, но иногда мне казалось, что… девушка… действительно начинала влюбляться в Лорда.

…

А я? Я жила… в полном одиночестве, и покое… Казалось, Балдмер про меня и вовсе забыл. Лишь исправные посещения служанки говорили мне о том, что в этом доме обо мне еще помнят.

Я сидела в четырех стенах, запертая, заколоченная, и тихо сходила с ума…

… единственное интересное занятие, которые я для себя отыскала в этом дурдоме — так это подслушивать чужие разговоры. Чужие мечты…

В ту ночь, было всё, как обычно, отыграв "любимой" сонаты, жених спешно утолил свой голод во всех смыслах, а затем… милая, любовная беседа снова переросла в мечты о том, как они поженятся, и как он… обратит ее в вампира. Во всех подробностях он описывал этот процесс, тем самым пытаясь успокоить, подготовить девушку…

А затем. Затем… вдруг что-то изменилось. Изменился сценарий.

И это была ее реплика. Реплика… не из авторского текста. "Каролина" попросила большего. Она захотела… вечности… здесь и прямо сейчас.

(Бог мой, я никогда ничего подобного не переживала. Я прошла тот ад… вместе с ними, вот только вместо картинок обозрения ко мне спустилась — беспомощность. Ведь даже при жутком желании — я бы не смогла убежать, скрыться от этих звуков.)

Не помню, какие слова, что за чем шло, но девушка… отчего-то действительно уверовала в любовь Лорда…. и совсем потеряла чувство реальности, потеряла меру, забыла свое истинное место — место бесправной, безголосой куклы.

Я слышала, как она горько вопила от ревности, кричала, что он обязан выполнить обещанное… и вообще… ВСЕХ, ВСЕХ СВОИХ КУКОЛ УНИЧТОЖИТЬ, оставив лишь ее одну, ее — настоящую. Он ОБЯЗАН сделать ее такой, какой она заслуживает быть. Каролина должна стать ВАМПИРОМ.

И снова немой отказ. И снова взрыв истерики.

…

И всё, быть может, закончилось очередной "отправкой на чердак" сломанной "актрисы", но не в этом случае.

Девушка, действительно, сошла с ума. На крыльях ветра "почти реальных" чувств Лорда к ней, она начала чрезвычайно гневно, напористо качать свои права, подкрепляя все это постоянными усердиями что-то растрощить, уничтожить. Звон битой посуды, стекол… и Бог знает еще чего, казался сплошным психопатическим безумием, пока…. пока не прозвенел один единственный, важный… литургический звук.