Воронье сердце. Отбор по принуждению (СИ) - Бородина Мария

Ноги вросли в землю. Я не могла бежать: лишь зачарованно смотрела, как Рэм улыбается одними глазами и по шагу приближается ко мне.

— Хр-р-р-р! — мощный раскат выбил меня в сонную темноту, и я открыла глаза.

Уставилась в белый высокий потолок с безвкусной лепниной. Первые мгновения не понимала, где я и как меня сюда занесло. Наверное, и не вспомнила бы, если бы шея не отозвалась отвратительной болью. Застонав, я потерла плечо и села на постели. Значит, мне ничего не померещилось, и все осталось на своих местах. Дворец, слащавый принц, фарфоровые куклы и я, нахально оплеванная Богиней Филлагорией. А ведь так надеялась, что проснусь дома — ну, или в крайнем случае на нарах — и жизнь понесется по привычному кругу.

— Хр-р-р-р-р! — раздалось с соседней кровати.

Я вгляделась в полумрак, едва озаренный сиянием маглюма-ночника. На втором ложе, спрятавшись под одеялом и выставив из-под него лишь блеклые волосы и босые ноги, спала девушка. Судя по тому, как мало места она занимала, этот ужасающий звук просто не мог помещаться в ней!

— Хр-р-р-р! — снова выкатилось из-под одеяла, и я поняла, что все в этой жизни возможно.

— Эй! — я осторожно подошла к кровати и потрясла девушку. — Ты храпишь!

— Хр-р! — ответила незнакомка и еще сильнее закопалась в белье.

— Повернись на другой бок! — возмутилась я. — Я тоже хочу спать, а мне тут из-за тебя всякий бред снится.

— Хр-р-р-р! — босая пятка дернулась, и девушка свернулась калачиком. На пятке алым огнем горела стигма. — Хр-р-р-р!

Злость взяла меня за грудки и почти подбросила над кроватью. Приятное знакомство, ничего не скажешь! Тут ценные полезные советы направо-налево раздаешь, а ей все по боку — храпит, как конь, да пятками дергает. Нет уж, я так это не оставлю!

Склонившись над незнакомкой, я пощекотала ее пятку. Ту, что со стигмой, чтоб неповадно было! Щекотала долго, качественно и самозабвенно: аж пальцы устали.

— Хр-р-р! — возвестила девушка, даже не дернувшись.

— Перевернись! — проорала я над одеяльным свертком: примерно там, где должно быть ее ухо. — Я спать хочу!

— Что? — раздался из-под одеяла тихий хриплый голосок, и в этот миг я готова была воздать Филлагории жертву. — Спа-ать? Я тоже хочу…

— Ты храпишь! — возмутилась я.

— Хр-р-р-р! — был мне ответ.

В отчаянии я запустила в тельце подушкой. И даже попала! Из-под одеяла деловито высунулась рука, обхватила ее и прижала к себе, как плюшевого медведя, после чего раскаты храпа стали еще громче и протяжнее.

Мои попытки наладить с соседкой контакт успехом не увенчались. Да и подушку она мне отдавать не собиралась. Всю ночь я провалялась на голом матраце, таращась в потолок, слушая раскатистый, мелодичный храп девушки и лицезрея ее голые пятки.

Когда в окно заглянул рассвет, раскрашивая белые стены розоватыми разводами, девушка перестала храпеть. Я задремала, подобрав под голову сложенное в несколько погибелей одеяло. Мне ничего не снилось: лишь сине-черная пустота, наполненная смутными образами из прошлого. Никаких королевских оружейников. Никаких акульих зубов…

— Ибресы, подъем! — проорал кто-то сквозь истому сна, но я даже и не подумала разлепить глаза. — Приводите себя в порядок! Через полчаса вас ждут к завтраку!

Мне было все равно, кто меня ждет и где. И даже мысль о том, каким вкусным может быть завтрак в королевском дворце, не придала мне бодрости. Все-таки, наедаться на ночь вредно: в животе все еще царствовала неприятная тяжесть. А не спать по ночам еще вреднее!

Образы расцвели перед глазами новой чередой: густой и красочной. Тан-Комино. Отец. Олаф и его улыбка, когда мы гуляли в городском парке после последнего заседания… Улыбка, что значила куда больше, чем «ты мне нравишься, Лира Крэтчен».

— Да что же это такое?! — нахально разбил череду воспоминаний громкий женский визг. — Все уже давно готовы, а эта еще спит?!

Зевнув, я протерла глаза. Образы моих снов послушно растаяли в золотистом мареве утра, лишь запах одеколона Олафа — свежий, с легкими нотками чабреца и лаванды — все еще дрожал в памяти.

— А ну, поднимайся, красавица! Солнце давно взошло. Ты задерживаешь всех!

Надо мной склонилась немолодая женщина в платье желтого бархата, худая ровно настолько же, насколько была полна Андара. Глаза незнакомки походили на вспученные бесцветные визиоллы. Седые волосы собирались в высокую прическу, похожую на праздничный торт, а ключицы торчали сквозь пергаментную кожу так, что казалось вот-вот ее прорвут.

— Ты не на отдыхе, девочка! — снова возмутилась дама и деловито уперла руки в бока. — А ну, быстро в душ и спускайся! Тебя одну ждут!

— А если не спущусь? — пробормотала я сонно и назло перевернулась на другой бок.

— Дался мне ваш завтрак! Отравите еще.

— Что за девушки пошли?! Счастье им в руки падает, а они его не берут! Вот в наше- то время все ждали стигму с трепетом! Поднимайся, не то я тебя пинком в столовую отправлю! Лет мне уже много, но магии у меня пока хватит, поверь!

— Да заберите эту стигму уже, — я нехотя свесила с кровати босые ноги и потянулась.

— Мне болячка коварных низших не нужна.

— Могла бы — отобрала бы, — строго произнесла женщина. — Неблагодарным и невоспитанным во дворце не место. А на троне Аэрии — и подавно!

— Знаете, я очень этому рада, — высказалась я.

Костеря систему на чем свет стоит — естественно, про себя, ведь седовласая не сводила с меня глаз — я накинула на плечи чопорный пеньюар и всунула ноги в королевские кашемировые тапки. Кровать храпливой соседки уже была аккуратно прибрана, а ее самой и след простыл! Заочно возведя несчастную в ранг потенциальных врагов, я пошлепала следом за дамой по коридорам и галереям дворца.

Постояв под струями воды в долгожданном тихом одиночестве, обтеревшись мягким полотенцем и перетерпев иссушающую пытку горячим воздухом, я, наконец- то, получила на руки вчерашнее скучное платье. Одна мысль о том, что я — возможно, единственная среди претенденток — оказалась во дворце без личных вещей, вызывала уныние и панику. Впрочем, зеркало в предбаннике оповестило, что даже в привычных нарядах я выглядела бы ужасно. Под глазами залегли глубокие черные тени, некогда свежие и румяные щеки запали, выделив скулы, а в уголках губ появились заеды. Оно и лучше: такую на отборе долго держать не станут! Спасти меня теперь мог, разве что, родной дом.

Но, как бы я ни убеждала себя в обратном, я предпочту находиться здесь, нежели на нарах в вонючей камере. До поры до времени. В камере, конечно, никто не храпел, но ведь вчерашний ужин оказался куда аппетитнее разваренной безвкусной картошки!

Седая жердь в желтом платье, которую, как оказалось, зовут Хельга, вывела меня в светлый зал с колоннами, увитыми розовым плющом и неведомым вьюном с гигантскими фиолетовыми цветами. Воздух здесь звенел от солнечных бликов и голосов. Две стены помещения, исполненные из прозрачного стекла, открывали чудесный вид на дворцовый сад и далекие горы. Даже беломраморная облицовка не казалась здесь вычурной и излишне пафосной.

Визиолла, к которой я уже успела привыкнуть, застыла, едва мы перешагнули порог, и, забравшись в капсулу, приклеилась к стене. Так, будто она была живой. Рядом темнело еще несколько неактивных капсул.

— Разве за нами не будут наблюдать во время завтрака? — спросила я с издевкой.

— Здесь другие визиоллы, душечка, — недружелюбно оборвала Хельга. — Более мощные.

И махнула рукой в сторону длинного стола, ломящегося от яств, за которым завтракали претендентки. Вокруг, как рабочие пчелки, сновали четыре хрупкие женщины в дворцовой униформе, чепцах и белых передниках.

Я издалека оглядела соратниц по несчастью. Приблизиться сразу отчего-то побоялась. Все девушки — даже те, что напоминали чертами лица фарфоровых куколок — вышли на завтрак явно не в лучшем виде. Решив, что это часть плана, я пересчитала головы.