Секреты серой Мыши (СИ) - Страйк Кира

Физическая боль притупилась и почти перестала ощущаться. Невыносимо жгучим клубком в сознании ворочались мысли о том, что отец, скорее всего, сопьётся и тоже долго не протянет. Что маленький Тео всю жизнь будет винить себя в её гибели.

Что холодная Лаура, хоть и любит сына, но как-то отстранённо, посвящая весь свой скудный запас сердечности только себе. А значит, малыша ждёт её собственная участь — судьба забытого ребёнка.

И Таис молилась. Не о себе. Не о своём переходе в сияющее, светлое доброе нечто. Она горячо заклинала все верхние силы помочь. Девушка не понимала, как такое возможно, и даже придумать не могла, но продолжала умолять. Уже не важно кого — светлые, тёмные…. Обессиленная душа стояла на краю и кричала в никуда:

— Помогите, хоть кто-нибудь!

Просите, и дано будет вам; ищите, и найдёте; стучите, и отворят вам. (Евангелие от Луки.)

Потом я долго задавалась вопросом: мне показалось, или я и в самом деле видела эту картинку со стороны? Точнее — одновременно несколько картинок из разных вселенных и времен. Это было похоже на грани зеркального шара, в каждой из которых отражались миры…

Как уходила Таис — спокойная, свободная от боли и слёз, как шла к свету по широкому лучу солнца к новой жизни.

Как плакала навзрыд Светка, вгрызаясь ночью в подушку, затыкая себе рот, стараясь не напугать своим горем дочку. Как тихо и безнадёжно поскуливала сестра, уткнувшись в Колину грудь.

Каким-то высшим силам, видимо, в этот момент и подвернулась я. И они, причудливым образом спасая меня от последствий «плохой» гибели, отвечая на призыв светлой девичьей души, перенесли Кристину Михалёву в это чужое тоненькое тело. Ну им, этим самым силам, видней. Хотя осознала это я гораздо позже.

А в моём далёком родном мире шёл дождь. На ухоженном городском кладбище под зонтами стояли люди в траурных одеждах.

— Эх, такая молодая, и инфаркт, — сокрушённо вздохнул Валерий Палыч, — шестидесятилетний владелец сети дачных магазинчиков, с которым мы сотрудничали практически с первых дней, с самого зарождения нашего производства.

— Хорошая была девка. Умная, добрая, сердечная. — тихо сказал Сергей Леонидович — наш крупнейший поставщик и отличный дядька, практически перешедший уже в категорию друзей.

— Да, — в тон ему отозвалась Лидия Петровна, — и небо плачет.

Лиза тоже тихонько плакала, прижимая к губам платочек.

Светлана обнимала её и молча, не мигая смотрела на мою фотографию.

— А ты знаешь, я верю, что у неё всё сейчас хорошо, — вдруг сказала она.

Сестра подняла на неё зарёванные глаза.

— Точно тебе говорю — она мне приснилась и успокаивала. — продолжила подруга, — Только на себя не похожа внешне, но точно она. Уговаривала не горевать.

— И мне снилась, — глаза Лизки стали совсем круглыми и она от изумления аж перестала плакать, — такая молоденькая девушка. А я не поверила. Что-то говорила про завещание, что на всякий случай недавно составила, и что квартиру мне отписала. Я ещё переживала, что тут такое… А мне всякий бред снится — даже рассказывать не хотела.

— Точно, — настала Светкина очередь округлять глаза, — а мне всё про бизнес твердила. Я её зову, кричу, мол, начерта мне тот бизнес такой ценой, а она смеётся, рукой машет. Поцелуй мне с ладошки послала, как она всегда это делала, и ушла.

Народ вокруг начал прислушиваться к разговору.

— А что, говорят, дом-то этот сгорел? — осторожно спросила Татьяна Васильевна.

— Помогли, — со вздохом ответил Коля, поправляя венки на свежем холмике.

— Это как? — переспросил Сергей Леонидыч.

— Да к бабке не ходи — деревенские спалили. Нечему там было ещё загораться. И в полиции сказали, что всё указывает на поджог. Только не найдут крайних — зуб даю. Они деревню от «плохого» дома спасали — не сдадут поджигателей. Одно не понятно, чего молчали? Почему раньше про слухи об этой… чёртовой развалюхе не рассказали?

— Да говорили, — отозвалась Света, — только Крис насмерть упёрлась — очень уж ей место понравилось. Всё отшучивалась, что ерунда это, мракобесие, да и хибару она всё равно снесёт. Не успела.

Размазывая по дороге жёлтую глину, подъехал автобус. Народ, поддерживая друг друга и обходя лужи, медленно потянулся к нему и к стоящим поодаль машинам.

Всё это было потом. А пока мне ещё только предстояло разбираться в сложившихся обстоятельствах, осваивать саму мысль о том, что я — больше и не я вовсе и смиряться с чужим телом, которое, в данный момент, болело и с большим трудом дышало.

Я лежала в темноте с закрытыми глазами, пытаясь собраться с мыслями и пребывая в безграничном недоумении от всего происходящего.

— Может я сплю? — эта мысль казалась самой здравой, — Исключено. Слишком явственно об этом кричало избитое тело.

— Тогда кто притаился за дверью? Точно не Светка и не Лиза. И почему ко мне никто не подходит? И где, наконец, в самом деле сотовый? Дался же мне этот телефон…

Голова шла кругом. Самым страшным в жизни я всегда считала неизвестность. Когда знаешь, что происходит, даже если всё плохо — можно действовать, искать выходы, шевелиться и не чувствовать себя такой… беспомощной. Обрушившиеся на меня нереальность и непонятность ситуации пугали до тошноты.

— Так, спокойно, — я попыталась взять себя в руки, вырываясь из наползающего липкого ужаса, — давай-ка, Кристина Геннадьевна, вспоминать всё по-порядку.

Последние бурные и непростые годы становления в бизнесе всё-таки наложили свой отпечаток на мой характер, закалив в нём бойцовские качества. За это время я прочно усвоила одну верную, собственно, потому и банальную истину: упал — нужно подняться и сделать первый шаг. Самообладание потихоньку возвращалось. Да и память, слава богу, не отшибло. Только очень мешало то, что тело уже буквально трясло от холода.

— Мы отмечаем мой юбилей. Светка, Лиза, Коля, ребятня… Дом. Лестница. Чердак. Сундук. Странный рисунок на полу… Это ж во что я вляпалась обеими ногами?

Сердце опять заухало под рёбрами, подбираясь к горлу с новым приступом тошноты. В голове вереницей понеслись воспоминания.

— Мамочки, так вот о чём так настойчиво талдычил староста деревни! Неужели правда?! — по спине прокатилась волна мурашек, правда уже не от холода.

Вообще-то я всегда была далека от всяческих гаданий, бабок-целительниц, заклятий-проклятий и прочей мистики, полагая всё это несусветным бредом и считая, что в настоящей очевидной вещественной реальности и так есть чего пожить.

В насупившем же моменте эта самая жизнь грубо опрокидывала все мои представления о ней.

— То-то хозяин этой хибары сперва не поверил, а потом практически уронился в восторженный обморок, когда я всё-таки добилась от Степаныча номера его телефона и позвонила с предложением купить это заброшенное имущество! — продолжала восстанавливать цепочку событий я. — И как спешно согласился на первую же озвученную мною сумму. Бли-и-ин, не зря говорят: «дешёвая рыбка — поганая юшка». Вот же хрен плюгавый — ведь ни слова не сказал, гад! А деревенские-то знали и отговаривали. Особенно сокрушался кряжистый пожилой староста — Андрей Степаныч. Вот же дурында, нет бы послушать старых людей…

Додумать я не успела.

В комнату, обгоняя нарастающий за дверью гул голосов, ворвался светленький кучерявый мальчишка лет пяти.

— Таюшка, ты проснулась! Ты услышала! — ребёнок бросился к кровати и обхватил меня тёплыми ручками, с тревогой и надеждой заглядывая в лицо.

Тело тут же отозвалось резью.

— Рёбра у меня что ли сломаны? — подумала я, не сумев удержать стон.

— Прости, сестрёнка! — немного картавя испугался малыш, отдёргивая руки.

Если «Таюшка» на фоне внезапной боли я ещё пропустила, то «сестрёнка» уже зацепила сознание. Мысли заметались, как вспугнутая дворовой кошкой стайка воробьёв.

Опыт прожитой жизни во всю семафорил: молчи и слушай, собирай информацию и делай выводы. Но пацанёнок был так искренне напуган и расстроен своей неловкостью, что, заглянув в его распахнутые глазищи, готовые пролиться виноватыми слезами, не выдержала.