Наталья Косухина - И замкнется круг

Оторвав восхищенный взгляд от кольца, я подняла глаза на Калеба.

— Калеб, успокой меня и скажи, что ничего не случилось. Прошу.

— Чего ты опасаешься? — удивился он.

— Меня тревожит твое беспокойство и желание всем объявить о нашей помолвке. Разве это так важно?

— Для меня — да. Пусть и корпорация, и весь мир знают, что ты принадлежишь мне. А особенно Ратский.

Я облегченно выдохнула, поняв, что Калеб слышал наш разговор, состоявшийся сразу после того, как совет довел до нашего ведома свое решение об объединении. Тогда Иван Иванович подошел и тихо спросил, не пожалею ли я о слиянии, если через какое-то время наши с Родригесом отношения распадутся?

Я тогда просто промолчала, лишь отрицательно мотнула головой, а вот Родригес услышал и все это время испытывал беспокойство.

Притянув своего мужчину за шею ближе и поцеловав, прошептала:

— Пока ты этого хочешь, я с тобой.

— А я с тобой навсегда.

— Вот и выяснили все, — пробормотала я.

А меня стиснули в объятьях и крепко и тепло-тепло поцеловали.

Через несколько часов мы стояли недалеко от водопада Виктория, рядом с которым теперь высилась прекрасная статуя, белая и невероятно изящная и красивая.

Пышное мероприятие, море радости для всех, в том числе и для нас, тех, кто знал ее истинную цену. А мы стояли, взявшись за руки, и слушали перешептывания репортеров. Заголовки завтра будут не только об архитектурном шедевре, но и о том, что русская аристократка пленила сердце «расчетливого дельца».

Вот только утром триумф Калебу подпортило одно письмо — его приглашали посетить с официальным визитом резиденцию моей семьи.

Перед путешествием в Россию Калеб решил, как он мне сказал, подстраховаться и стребовал с меня подтверждение того обещания, которое я дала ему рядом со статуей Христа-Искупителя. А именно: я должна полностью довериться ему в выборе способа празднования нашей свадьбы.

И как я ни упрашивала и ни пыталась отсрочить этот момент, у меня ничего не получилось. И вот в один из дней, рано утром, мне завязали глаза платком и, усадив в машину, куда-то повезли.

Мучило сильное любопытство и волнение, внутри все трепетало, но снять повязку или хоть что-то подсмотреть мне не дали.

— Калеб, ну куда мы летим?

— Не скажу.

— Ну пожалуйста!

— Потерпи, испортишь сюрприз.

Наконец мы приземлились и меня снова куда-то повели. Дорога, пол, ступеньки и чьи-то руки, в которые меня бесцеремонно сунули.

— Калеб? — тревожно выдохнула я.

— Помни о своем обещании!

А следом шаги и захлопнувшаяся дверь.

В то же мгновение я сорвала повязку и увидела перед собой Еву, а за ее спиной еще несколько женщин-бразильянок.

— Что здесь происходит? — настороженно спросила у единственного знакомого человека.

— Ты выходишь замуж! — радостно ответила Ева.

Пока я стояла в ступоре, осознавая, что Калеб затеял все это всерьез, меня взяли в оборот и начали готовить к церемонии.

Мои запоздалые возражения никого не впечатлили. Сначала меня накрасили, потом облачили в красивое белое платье и фату закрепленную красивым гребнем.

А вот мне было очень интересно, как Калеб обойдет тот момент, что я православная, а он католик, но после того, как мне раз пять напомнили о собственном обещании, я уже послушно выполняла все команды.

Ева проводила меня до церкви, я поднялась по ступенькам, а едва открылись двери, как зазвучала чудесная фортепианная музыка. Мелодия лилась, все поднимаясь кверху, создавая волшебную атмосферу, а я шла и не могла отвести взгляд от ждущего меня впереди мужчины. Мужчины, который стал моей жизнью, стал частью меня и тем, ради кого каждый день бьется мое сердце.

Не было священника, были лишь клятвы, которые мы принесли друг другу, и гражданский регистратор, который без проблем соединил нас узами брака. Калеб предоставил ему для этого все нужные документы.

Но в тот момент я ни о чем таком думать не могла. Калеб целовал меня, а мне хотелось прижаться к нему как можно теснее и остаться вот так, соединенными, до конца наших дней.

Поцелуй прервали аплодисменты, они заставили нас оторваться друг от друга и обратить внимание на гостей. На ближайшей лавочке сидела и, не жалея ладоней, хлопала нам наша команда, все те, кто сопровождал нас в эти трудные дни и встречал на равных с нами опасность.

Подхватив меня на руки, мой муж крикнул одно слово:

— Гуляем!

— Калеб, не волнуйся. Когда ты приходил с визитом к нам домой в первый раз, я не заметила в тебе подобного трепета. Что сейчас-то не так?

Мы как раз подлетали к дому моих родителей.

— Раньше я не был твоим женихом. Что, если они не одобрят наш брак? Ведь я — никто, ни семьи, ни происхождения…

— Не считая нескольких миллионов в банке.

— Это другое. Вряд ли за деньги высший свет простит мне мое плебейское происхождение.

— Уверяю тебя, за деньги свет простит тебе все что угодно, кроме пренебрежения им самим. А сейчас мы тебя продемонстрируем, я похвалюсь и мы улетим на несколько дней в отпуск.

— Ты меня сейчас утешить пытаешься?

— Не получается?

— Нет.

Выбравшись из машины, Родригес помог выйти мне. Оказавшись на твердой земле, я обхватило его лицо руками.

— Послушай меня. Раз дедушка и бабушка тебя одобрили, значит опасаться тебе нечего, семья примет мой выбор. А вообще, просто будь собой и все. Тебя невозможно не полюбить.

На губах Калеба появилась улыбка, и я потащила его к двери.

Дверь распахнула мама и ― дежавю ― стало слышно детский визг со второго этажа.

Я в ужасе посмотрела за плечо родительницы.

― Добрый день, мама. У нас что, гостит вся семья?

― Здравствуй, Вера. Калеб, ― ответила матушка, отступая назад и пропуская нас. ― Конечно, все приехали. Ты же замуж выходишь!

Калеб нервно сглотнул.

― Вы ведь всерьез решили жениться на моей дочери? — повернулась она уже к Калебу.

— Ма!

― Вообще-то уже женился, ― твердо ответил Родригес.

― Как, без семьи?! ― вознегодовала Ксения.

― Мы еще не праздновали! — успела вставить я.

— Хорошо хоть праздника не лишили. Я займусь организацией!

Мы оба закивали.

― Замечательно! Пойдемте за стол. Калеб, я говорила, что вам надо лучше питаться? Вы очень худой.

Улыбнувшись друг другу, мы стали раздеваться.

― Калеб, пойдем… ― начала я, как только мы разоблачились, но тут в холл вышел отец.

— А, жених моей дочери? — посмотрел он поверх очков на Родригеса.