Василиса Опасная. Воздушный наряд пери (СИ) - Лакомка Ната

Но если я надеялась, что после моей проникновенной речи главный злодей сюжета расплачется, покаяться и полезет обниматься, обещая, что никого больше не обидит, то мои надежды сдулись, как воздушные шарики на пятый день после праздника.

– Идем, – зохак схватил меня за руку и потащил в арку.

Мы поднялись по знакомому крыльцу и остановились возле двери, над которой висела веревка колокольчика.

– Открывай, – велел змей, и я повернула дверную ручку.

Дверь открылась, как всегда, легко и без проблем, будто и не была заперта.

Зохак удивленно прищелкнул языком и взял меня за локоть, заводя в дом.

– Открывай здесь, – указал он на двери Особой тюрьмы.

– А ты всё знаешь, оказывается, – заметила я. – Шпионил?

– Открывай, – мрачно повторил он.

Я толкнула дверь Особой тюрьмы, и мы спустились в хранилище яиц.

– Сколько их тут, – зохак скрипнул зубами, оглядываясь.

– И все – преступники, – подсказала я.

– Не преступники, – огрызнулся он. – Они не захотели подчиняться, и проиграли.

– Ага, – я покачала головой, показывая, насколько верю его убеждениям. – если что, зохак в синем яйце. А яйцо спрятано вон в том сундуке, у стены. Мне Кош Невмертич рассказывал.

– Здесь? – зохак подтащил меня к сундуку и осмотрел его со всех сторон, только что не обнюхивая. – Он не заперт. Тут только магия. Открывай! – он заметно заволновался, и облик Анчуткина сполз с него, как размокшая бумага.

Теперь передо мной опять был высокий крепкий парень – смуглый, черноволосый. Спасибо хоть, что змей своих не выпустил.

Я подняла крышку, она подалась легко, и я открыла сундук полностью, прислонив крышку к стене. Внутри лежало синее яйцо, и золотая змейка зловеще поблескивала синими глазами-сапфиринками.

– Достань и открой, – произнес зохак одними губами.

Я запустила руку в сундук, взяла яйцо и покрутила, соображая, где тут потайной рычажок. Но змейка была припаяна намертво, не двигались ни головка, ни хвост.

– Дай сюда! – не выдержал зохак и выхватил яйцо у меня из рук.

Он только и успел, что перевернуть его вверх ногами, когда сундук вдруг ожил. Стукнув крышкой, как разинутой пастью, он скакнул в сторону зохака и заглотил его в одно мгновение! Змей был крупноват для сундука и не поместился внутри весь. Захлопнувшаяся крышка придавила ему ногу, закрывшись не до конца, и теперь эта нога жутковато торчала снаружи, энергично взбрыкивая.

Синее яйцо покатилось по полу, зохак орал, пытаясь освободиться, но сундук пропрыгал на прежнее место и держал крышку намертво.

Я наблюдала за всем этим, перепуганная не меньше, чем Горыныч, и вздрогнула, когда кто-то обнял меня, бесшумно подойдя сзади.

– Вот и всё, – произнёс Кош Невмертич, погладив меня по плечу, по голове. – Ещё один экспонат в наш особый музей.

Зохак сразу прекратил вырываться и кричать, а потом из сундука раздался смех.

– Вот ведь старый лис! – прокряхтел Горыныч. – Устроил мне ловушку! Когда же ты меня раскусил?

– Вот именно, – пробормотала я.

Только что я думала о ректоре в романтично-возвышенных выражениях, а сейчас готова была понаставить ему синяков под оба глаза. Мог бы сказать, что задумал. А так… получалось, опять использовал меня, как приманку. И пусть рыбка попалась крупная, приманке от этого было не легче.

– У него Борька, – сказала я, освобождаясь из-под руки Коша Невмертича. – Он его в подвале спрятал, в пустом доме…

– С Анчуткиным всё будет в порядке, – сказал ректор, но обниматься больше не стал.

– А со мной? – подал голос зохак. Он говорил насмешливо, словно не лежал упакованный в сундук.

– А для вас приготовлено вот это, – Кош Невмертич взял с полки яйцо.

Оно было сделано точно так же, как синее, с такой же золотой змейкой, указывающей раздвоенным язычком на циферблат, но в красном корпусе и украшенное красными камешками.

– То есть вы прекрасно знали, что он притащит меня сюда? – спросила я, засовывая руки под мышки. Но не потому, что замерзла, а потому что мне страшно хотелось пустить в ход кулаки.

– Предполагал, – ответил ректор в своей обычной уклончивой манере.

– Да ладно, кому вы сказки рассказываете, – я прислонилась к стене, стараясь не смотреть на ногу, торчавшую из сундука. – Всё вы знали. И про зохака из Индии мне рассказали, и яйцо в сундук спрятали. Это же тот сундук, из лаборатории? С кафедры артефакторики?

– Тот самый, – Кош Невмертич улыбнулся уголками губ. – Пригодился, как видите.

– Да видим, видим! – Горыныч закряхтел, устраиваясь поудобнее. – Но где я спалился-то? Хоть скажите, ваше бессмертие?

– Легко, – ответил ректор. – Я вас подозревал с того самого дня, когда вы с Облачаром рыскали по институту ночью, а наткнулись на Краснову. Они как раз с Анчуткиным молнии ловили на крыше. Краснова мне всё рассказала, и я понял, что вы как-то подозрительно не к месту поспешили обвинить Краснову, что это она напала на профессора. Хотя все в Совете знают, что у Облачара в грозу всегда кататонический ступор, когда его душа в облике волка покидает тело, чтобы разгонять грозовые тучи. И настоящий Быков должен был это знать. А вы не знали, – закончил он обманчиво-ласково.

– Не знал, – повинился зохак. – Эх, балда я трехголовая…

– Совершенно верно, – подтвердил Кош Невмертич. – Ваш сообщник уже определен в заключение, – он погладил по макушке голубовато-серое яйцо, оплетенное нитями золотой канители. И вас ожидает то же самое.

Я недовольно покосилась на ректора. Мне тоже интересно было послушать, как он всё провернул, но лучше бы побыстрее засунуть змея в яйцо, а не болтать.

– После того, как кто-то пытался проникнуть в copia ova, – продолжал Кош Невмертич, заливаясь соловьем, – и когда рядом с Красновой обнаружился зохак, который почему-то очень хотел наладить с ней дружеские отношения, а не засунуть в мешок, я понял, что Краснова нужна только как средство к достижению некой цели. Какой? Освободить кого-то из Особой тюрьмы. Ведь для жар-птицы не существует никаких преград. Кого будет освобождать зохак? Скорее всего, своего сородича.

– Там мой отец! – рыкнул Горыныч и дернулся с такой силой, что сундук затрещал, но выдержал.

– То есть не вы один меня используете? –поинтересовалась я. – Чудненько. Для вас я – вроде воблера, для него, – я мотнула головой в сторону торчащей ноги, – вроде отмычки. Чудесно! Всегда об этом мечтала!

– Не пылите, Краснова, – Кош Невмертич щелкнул ногтем по основанию красного яйца, и оно раскрылось. – Выскажете мне свое недовольство, когда мы посадим нашего трехголового гостя в эту красную горницу.

И тут Горыныч расхохотался. Доски сундука заходили ходуном от этого хохота.

– Что-то вас рассмешило? – спросил ректор, склонив к плечу голову. – Может, поделитесь?

– Легко, – с издевкой ответил зохак. – Ты всё просчитал, старый лис, только одного не предусмотрел. Я ведь был не один.

– Мне известно, что вас наняла Морелли, – спокойно сказал Кош Невмертич. – Я уже отправил на нее жалобу в Совет, за применение непедагогичных методов в отношении студентов «Ивы». Обещаю договориться, чтобы вам смягчили условия заключения, если дадите показания против Морелли.

– А я и не про нее говорю, – заржал зохак.

Не про неё? Я оторвалась от стены, предчувствуя, что ещё не все ниточки смотались в клубочек.

– Он говорит обо мне, – раздался с верха лестницы сладкий голосок.

Мы с ректором оглянулись и увидели Вольпину.

Кариночка спускалась к нам, стуча каблучками по ступенькам и кокетливо поправляя капюшон своей меховой куртки.

– Обалдеть, – только и сказала я. – И мне никто не верил!

– Ты такая глупенькая, – захихикала Вольпина, останавливаясь на нижней ступеньке. – Но везучая. Правильно говорят – дуракам везет.

– Конечно, везучая, – не осталась я в долгу, – раз тебе не удалось меня придушить. Это ведь ты была, поганка несчастная! Ты меня пыталась убить. А самое глупое, что вы, Кош Невмертич, вместо того, чтобы запихнуть зохака в яйцо, речи тут толкали, как с бронепоезда. Давайте теперь, показывайте, на что способны.