С. Алесько - Обуздать ветер

Лицо сына было спокойным и не по-детски отрешенным, лоб, нос и верхнюю губу покрывали крошечные капельки пота.

— Приляг, отдохни, прямо здесь.

Мальчик послушался. Видно, усмирение ветра далось ему нелегко и отняло много сил. Тим собрался было прилечь на пятачке цветущего тимьяна, пришлось мягко подтолкнуть его к специально сотворенному плоскому камню. Нельзя позволить сынишке коснуться позели, ощутить ее запах — это мигом восстановит защиту его сознания, и запереть память вряд ли получится.

Он присел рядом с камнем, взял теплые маленькие кисти рук с безвольными пальцами в свои ладони и закрыл глаза. Чтобы запереть дар, нужно прежде всего спрятать все воспоминания о нем, будто он еще не пробудился. Да, волшебство сможет прорваться сквозь беспамятство, но только в исключительных обстоятельствах, к примеру, если мальчику будет угрожать смертельная опасность. А он, Тёрн, позаботится, чтобы этого не случилось.

Работа с памятью требует точности и осторожности. Если б он владел воздушной или водной стихией, было б, наверное, легче: развеять воспоминания по ветру, смыть чистой струей. У него же получится только сложить полотнище памяти, спрятать вот это яркое переливчатое пятно (такое красивое! Еще бы: Тим узнал, что он волшебник) в складку и скрепить края острыми терновыми шипами. Один, второй… Аккуратнее, Тёрн, аккуратнее, чтобы не получилось, как с Рябинушкой.

А руки трясутся, пожалуй, еще сильней, чем тогда. Лишь бы обошлось, лишь бы с сынишкой все было в порядке… Как не к месту проснулись воспоминания о превой любви! Ведь после той неудачи так и не смог заставить себя подойти к ней. Казалось, что своей неловкостью предал ее. Какая разница, что руки тряслись из страха потерять самое дорогое? Кому нужна такая защита и опора — не может рану залечить, потому что слишком боится, что любимая умрет.

— Ты что с ним делаешь?! — мужской голос, да какой там голос, рычание.

Бор. До чего ж невовремя! Скорей, еще шип, другой, ох, кажется, прихватил слишком много, так Тим и имя свое забудет. Надо скорей выныривать, уж очень странно звучит голос шурина. Потом, если мальчик будет не в себе, можно поправить работу, вытащить лишние шипы. Только бы Мирика не напугалась…

Из отцовских воспоминаний, а заодно и из степи меня вырвал звук шагов за дверью. Раньше такого не случалось: я полностью погружался в свой мир, теряя связь с реальность. Будем надеяться, сие означает, что дар теперь полностью в моем распоряжении.

Прислушиваясь к лязганью ключа, я думал, что очнулся очень вовремя, и не только потому, что странное беспамятство в конце концов вызвало б подозрения. Если приколотый в спешке к моей памяти кусочек отцовской заключает и миг его гибели, я не хотел бы это видеть. За остальное был благодарен. Не столько отцу (у него это наверняка вышло случайно), сколько судьбе или высшим силам, какое бы имя они не носили.

Все части головоломки встали на свои места, сложившись в ясную и простую картину. Отец не боялся моего дара, не считал, что он всерьез может навредить мне или еще кому-то. Всего лишь припрятал от ребенка игрушку, до которой тот еще не дорос. А сейчас пришла пора ею воспользоваться.

И пока солдат связывал мне руки спереди, пока мы шли такими знакомыми теперь коридорами, я рисовал в воображении, как побеги тимьяна оплетают ошейник, врастают крошечными корешками в железо и камень, разрушают их побегами. Как там говорил Корень про "росток"? Мол, айрово оружи пробивает плоть врага, как весенние ростки — твердую землю. Все верно, побеги и корни обладают невероятной силой, которой по плечу и камень.

Когда я в сопровождении солдат дошел до Закатной башни, где, как выяснилось, обосновался Бор, сил поубавилось, зато в запирающем волшебство камне пролегли две поперечные борозды вроде глубоких надпилов, по которым я надеялся выломать его из ошейника. Только освободят ли мне руки? А, не освободят, так с помощью дара доломаю, вот передохну чуток и закончу, а то картинка расплывается, и тимьяновые веточки норовят залезть то в рот, то в нос, заставляя чихать.

— Что с тобой? — спросил Бор, встретивший меня в просторной круглой комнате.

— Простыл, — сдавленно ответил я. — Ты ж меня без продыху водой окатывал.

— Надеюсь, его простуда не помешает обряду, а, Горицвет? — Бор повернулся к незамеченному мною колдуну. Впрочем, и разгляди я бывшего узника — нипочем не узнал бы. Тот помылся-побрился-постригся, переоделся, и превратился в мужичка довольно заурядной наружности, на вид не сильно старше меня.

— Нет-нет, мой лорд, — поспешно заверил хозяина колдун, к моему удивлению безо всякого смущения ловивший мой взгляд.

Во гад! Мог бы сказать, что пока я не буду здоров, как молодой селянин в погожий летний денек, ни о каком обряде и речи быть не может. До чего не терпится ноги сделать из моего родового гнездышка! Впрочем, на его месте… Да что ж ты так таращищься? Ну, давай и я тебе в глаза загляну.

Не отводи взгляд, пожалуйста! — тут же раздалось у меня в голове. — Не видя глаз, тяжелее держать связь. Колдун я не самый лучший, а тут еще столько времени считай без стихии. Сил мало, а провернуть нужно много.

Три болота и одна лужа! Парень-то, похоже, помочь хочет. Что ж, послушаем. И я уставился в горицветовы глаза.

Ошейник с меня сняли, но Бор поставил защиту, и выйти из башни я не смогу. Какой только дряни не навыменивал он у диких колдунов! Обряд — ложь. Нельзя отнять у кого-то дар и тем более передать другому…

Об этом я и сам догадался, — перебил мысленно, чтобы не терять время. — Каков план?

У тебя в самом деле дар? Я думал…

Не трать время, Горецвет! — меня как раз укладывали на широкую каменную плиту, покоившуюся на двух здоровых деревянных опорах. Колдунец вертелся вокруг, то и дело теряя из вида мои глаза, но разговор не прерывался. Дар творящего действует, не иначе.

Я создам мороки. Сначала будто вонзаю тебе в сердце нож, потом — будто ловлю в магический кубок твою душу. Потом самое трудное. Нужно будет внушить Бору, что он, выпив душу, овладел даром. Пока я буду отвлекать его внимание, якобы обучая пользоваться новыми способностями, ты должен будешь подкрасться сзади и оглушить его…

У него амулет неуязвимости.

Уже нет. Я сказал, что он может помешать усвоению дара.

Ясно. Веревки ты разрежешь или мне самому?

Если сможешь, лучше сам. Меньше риска, что лорд заметит, как я мухлюю.