Елена Муравьева - ПЛАН «Б»

— Знала бы ты, как нам тяжело живется. Таланты постоянно рискуют. Казалось бы, одарил Господь уникальным свойством, отличил от прочих — радуйся, человече, ликуй, гордись. Но отслужи верой и правдой, доверие оправдай. Куда там! Большинство только и стремятся всякой ерундой время убить, лишь нами не заниматься. А мы без развития гибнем, чахнем, пропадаем. Нам ведь учиться надо, шлифовать инструменты, расти. Мастерство прирастает ремеслом. Только люди это редко понимают и, даже зная про свой талант, ленятся, безволию потакают и оставляют нас недоразвитыми, инвалидами детства. Но это еще полбеды. Страшно, когда от нас вообще отказываются. Когда, повзрослев, начинают считать талант баловством, детской забавой и вместо того, чтобы посвятить себя любимому делу идут зарабатывать деньги. Оно понятно, кушать хочется, но мы ведь тоже умеем кормить. Правда, не всегда сытно. Зато жизнь-то наполнена смыслом. Но кто думает, что сойдя с прямой дороги предназначения на кривую тропку благоразумия, утратит свой шанс быть счастливым? Единицы. Остальные мечтают о злате. И все же даже в таких условиях мы еще надеемся: вдруг человек одумается, вспомнит о самовыражении, о том, для чего появился на белый свет. Чаще всего эти надеждам не суждено сбыться. Годы идут в суете сует: дети, заботы, усталость. Нас поминают лишь в редкую минуту грусти: «Ах, если бы обстоятельства сложилась иначе, я бы…» А что «я бы»? Разве не ты сам угробил свое дарование, погасил порыв, упустил возможности? Причем тут обстоятельства, если элементарно шапка оказалась не по Сеньке? Если трусость и пассивность превратились в норму, а смелость и напор почти исчезли из обихода…

— Жизнь — штука сложная, — напомнила Тата.

— Напротив, жизнь проста и ясна, — возразил Талант. — Поступай как должно и будь, что будет.

— Легко сказать.

— Легко предать самого себя и придумать для этого кипу оправданий. А вот быть самим собой, реализовать свои планы — это трудно. Это не каждому по плечу.

Тата молчала, слушала.

— …люди — существа слабые, вероломные, нас, беззащитных предают, не жалея, продают, не торгуясь. А надо — служить. Верой, правдой, минутой, вздохом, причем не на страх, а на совесть. Ведь талант от Бога. И дан не для корысти, не для потехи, а для испытания. Потому сия ноша не каждому по плечу. Это для красного словца говорится «вдохновение», что б дилетантов не пугать. На самом деле талант — это труд. Каторжный. И борьба с собой. Жесточайшая.

— Бедный ты мой.

— А сомнения? Что ты знаешь о сомнениях? Что тебя гложет: подходит или нет платье, удачен ли макияж? А я в вечном недовольстве, всегда изъеден, уязвлен, изыскиваю изъяны в себе. Приемлем ль стиль? Надо ли мое Слово? МОЕ СЛОВО ЛЮДЯМ?! Стоит ли оно потраченного времени или все впустую, зря? А неуверенность? Писатель — не должность. Книга — не наряд на работу, а самоосознание, потребность. Но заслуживает ли труд внимания? Не позором ли завершится литературный подвиг? Найдет ли Книга место в жизни? Или утонет в памяти компьютера ненужным позабытым файлом?

— Больше тебе нечего опасаться. Когда я с тобой, все будет хорошо.

— Теперь когда, ты рядом с Линевым только и начинаются мои страдания. Каждая женщина рядом с Линевым — потенциальная злодейка, искушающая к измене, измышляющая мою гибель. А ты — злодейка стократ. Потому что еще втираешься ко мне в доверие.

— Я не втираюсь. Я хочу с тобой дружить. По-честному, по-настоящему. И слово мое — закон. Я тебя не предам. И Линеву не позволю.

— Не верю! Ни одному слову не верю!

— Не веришь слову?! А делу?

— Ничему не верю!

— Смотри!

Перед Талантом предстал письменный стол. Огромная столешница, две массивные тумбы, множество ящичков и выдвижных панелей, красное дерево, старинная работа. И кресло с высокой гордой спинкой, в резном орнаменте в пару столу.

— Что скажешь?

Молчание порой куда красноречивее слов.

— Я не продаюсь, — выжал из себя обескураженный, поверженный герой в ответ сиятельной женской улыбке.

— Это не все, — игриво зашептала Тата, — не пройдет и часа как осуществится заветная Никитина мечта.

— Какая?

— Я подарю Линеву Дом и Сад. Стол и кресло поставлю в кабинете и распахну окно.

— Что?

— Дом и Сад!

— Не может быть!

— Через час слышишь? Но ты признаешь меня, как прочие свойства!

— За стол и кресло?

— За Дом, Сад, кабинет. За мечту.

— Но это иллюзия, искаженное восприятие реального. Химера. Обман.

— Пусть обман. Но неотличимый от яви.

— Не путай меня!

— Хорошо, перейдем к реалиям. Я займусь издательским бизнесом.

— Что?

— Линев будет писать книги, я — издавать.

— А если у тебя не получится?

— Никита мне поможет. Вместе мы своротим горы. Впрочем, будем реалистами. Возможно, я не сделаю Линева мировой знаменитостью, но уж точно сумею реализовать пару-тройку тиражей, обеспечив нам приличное существование, а Никите — возможность самореализации.

— А! — заорал Талант уже мало, что соображающий от восторга, — да! Да! Да! Бери! Покупай с потрохами! Только не обмани! Не обмани! Пожалуйста, не обмани меня.

— Не обману, — пообещала Тата и вернулась в реальность. Теперь предстояло разобраться со своими демонами.

Из соседней комнаты доносились до отвращения знакомые голоса:

— Что же это делается?! Да, как можно?! Убийца! — причитала Татуся.

— Не ной… — короткое напутствие Татьяна завершила матерным словом. — Мне и так страшно…

Тата подошла к дивану полюбовалась на Линева. Хорош! И колечко на безымянной пальце смотрится отлично. Лечь бы рядом, прижаться тесно …однако следовало заняться делом.

Ее появление осталось не замеченным. Вернее, как бы, не замеченным!

— Видно судьба моя такая, — продолжила Татьяна, — умереть страшной смертью от руки родного человека. Так что не на кого пенять. Не кого винить. А Тату не суди. Она, глупая, обо мне еще не раз пожалеет, да поздно будет…Скажи, что я ушла с без обиды… — засим последовал перечень поводов, по которым Разумница не сочла нужным обижаться, и посыпались наставления: — Еще передай: пусть: цветы поливает, на склад позвонит, перепроверит, как там Камейкин уладил…

— Не умирай, Татьяночка! — всхлипнула Душенька.

«Вот стервы!» — подумала Тата, — на публику играют! Интриганки!» Вслух же произнесла:

— Алло, барышни, я здесь! Если кто-то желает что-либо сказать, есть возможность сделать это лично!

Разумница поморщилась:

— А это ты, явилась — не запылилась. На муки, мои небось, пришла полюбоваться?