Марина Рыбицкая - Девять с половиной

   В саду на мраморной скамейке сидела прекрасная призрачная женщина, сжимая изящную мандолину в тонких руках, украшенных длинными, разрисованными алыми и темно-синими разводами когтями. Изумительный голос звал и пленял, заставляя стремиться к ее ногам:

     Опущусь бессильно на колени,

     Попрошу у Вышнего покой.

     Мне уже не стать твоею тенью,

     Захлебнусь я черною тоской… [20 - Стихи Юлии Славачевской.]

   – Дочь моя, – допев до конца станс, опустила мандолину женщина, обращаясь ко мне. – Уже давно пора вспомнить! Ты разочаровываешь меня и своего отца.

   – Упс! – хлопнула я ресницами. – Так я не сирота? У меня родители есть?

   – Конечно есть, – нахмурила тонкие брови призрачная женщина.

   Она протянула мне руку и вручила маленькую рогатку. Вещь, которую она дала мне, не выглядела дорогой – обыкновенная мальчишеская рогатка, только металлическая, но металл был теплый и приятно грел руку. В основании развилки была вытеснена маленькая печать.

   – Милая, это камертон для поиска волшебных камней, он дался нам неимоверно дорогой ценой, но без него ты никогда не сможешь освободиться. Поэтому береги его как зеницу ока.

   Я спросила, на пробу легонько царапая ногтем необычный подарок:

   – Зачем это мне? Что это такое?

   – Потом все узнаешь. А пока запомни: тебе нужны камни – осколки душ, и отыскать их очень нелегко. Осколков нужно собрать ровно девять. Самый главный, самый ценный среди них, – голубой алмаз, чистая душа без изъянов. Его можно найти и получить во владение только по доброй воле. Когда ты соберешь все камни – позови нас с папой, и мы поможем тебе наконец вернуться к нам домой. Мы так по тебе тоскуем!

   Пока я пыталась осознать значение этого камешка и переваривала неожиданно полученную информацию, красавица внезапно сменила тон:

   – И твои родители крайне недовольны, что ты до сих пор болтаешься тут без памяти и бьешь баклуши!

   – Ну-у, я хоть что-то бью, – пожала я плечами, не испытывая ни малейших родственных чувств. Видимо, они еще не проснулись. – И вообще… я замуж выхожу.

   – Мы знаем, дочка, – заверила меня женщина, сверкнув багровыми очами (глазами назвать это великолепие просто грех!). Вздохнула и пожала плечами. – Конечно, на мой взгляд, ты бы могла сделать партию и получше, с твоими-то возможностями… Но уж что есть, то есть… В конце концов, за тысячелетие в первый раз кто-то согласился взять на себя ответственность за твою судьбу!

   – Я что, такая старая и такая страшная, что меня никто брать не захотел? – ужаснулась я, отмахиваясь обеими руками. Выдала, кривясь и гримасничая: – Это как я Агилару свой возраст скажу?

   – Ты ведь женщина! – надула пухлые губы моя собеседница. Пренебрежительно-снисходительно: – Скажи ему, что только-только начинаешь расцветать! Не уточняя, что для этого тебе понадобилась тысяча лет.

   – Да ладно, – безнадежно махнула я рукой. – Может, у меня уже старость неподалеку маячит?

   – Будешь лениться, – ткнула в меня пальчиком гостья, – еще и не то замаячит!

   Она подплыла ко мне, прижалась. Легко погладила по лицу, заглядывая в глаза:

   – Питайся хорошо, качественно и вовремя. Не забывай принимать витамины…

   – Обязательно. В последнее время я изо всех сил налегаю на железо, – кивнула я, проникаясь ценными указаниями и кутаясь во внезапно возникшее тепло от нахлынувших чувств.

   – Мы с папой за тебя волнуемся, – призналась женщина, касаясь призрачными губами моего лба. Шепнула: – Ты уж тут поосторожней… Не разнеси этот мир, чтобы нам не было за тебя стыдно.

   – Договорились, – потупилась я, смущаясь.

   – И мы с тобой договорились, – закончила женщина. – За тобой будет присматривать Веселый Дервиш. Он…

   – Э-э-э… – распахнула я глаза. – А можно переиграть? Взять кого-то еще? А то он как-то странно присматривает!

   – Веселый Дервиш, – строго сказала женщина, становясь еще призрачней, – делает все правильно! Он не дает твоим мозгам превратиться в кашу!

   – Точно, – кивнула я. – Потому как сам делает из них шаулю! [21 - Шауля – узбекская рисовая каша с мясом.]

   – Мы волнуемся за тебя, ребенок, – всхлипнула женщина и тихо испарилась, оставив меня в одиночестве мучиться раздумьями: если за тысячу лет я только расцвела до ребенка, то когда же я заколошусь или заплодоношу?

   – Амариллис! – раздался встревоженный голос проснувшегося Агилара, прервавший мои раздумья. – Ты где?

   – Здесь, – отозвалась я, возвращаясь в спальню.

   Что-то удержало меня от рассказа о появлении призрачной мамы. Я так себе подумала: Агилар от этого счастливее не станет. Он же наивно полагает, что женится на сироте. Ну да, ну да. Угу. Тысячелетней!

   – Что-то случилось? – привстал на локте Агилар.

   – Ага, – кивнула я. – У меня эта… свадебная порка… гонка… нет, горячка… опять не то… О! Лихоманка!

   – Ты имеешь в виду – лихорадка? – светло улыбнулся Агилар, протягивая ко мне руку. – Иди сюда, любимая, я тебя вылечу.

   – Скорее залечу до полного нестояния, – фыркнула я, но пошла к нему в руки без заминки.

   Против моих ожиданий меня просто уложили с собой рядом и убаюкали, ласково поглаживая по волосам и укачивая в сильных объятиях.

   – Спокойной ночи, хоним, – прошептал Агилар мне на ухо.

   Я сладко зевнула, обвила его крепкую шею руками и свернулась в клубок у него на груди, греясь в лучах светлого чувства.

   Утром нас разбудили ворвавшиеся в комнату Саид и Ширин. Они притащили какие-то тазики, кувшинчики и ворох тряпья.

   – Что такое? – сонно моргнула я. – У нас пожар?

   – У нас твоя свадьба! – нависла надо мной Ширин, уперев руки в худенькие бока. – А ты еще не мытая, не выщипанная… ах да! – не накрашенная и не одетая!

   – Все можно опустить, кроме последнего, – приказал Агилар, вставая без малейшего стыда и надевая протянутый Саидом халат.

   После чего наклонился ко мне, поцеловал легким касанием и сказал:

   – Встретимся в саду Золотых Лилий, сегилим. Мне тоже нужно приготовиться.

   – Не перестарайся, – пробурчала я, скрывая напавшую на меня сентиментальность.

   И что эта дрянь ко мне прилипла? На розовую воду, что ли, приманилась?

   Через несколько часов и спустя целую марафонскую дистанцию моих нервов меня все-таки притащили в сад Золотых Лилий, где уже все было готово к ранней церемонии бракосочетания. Под сенью полотняного навеса в креслах сидели судья и служитель Творца, попивая зеленый душистый чай.