Джанин Фрост - Эта сторона могилы

Затем я посмотрела вниз на упыря, чувствуя, как прежняя ненависть слабеет. Пусть и учитывая все жизни, за окончание которых он был ответственен, и его слепые, длиною в столетия поиски власти, в конце концов, Аполлион оказался слишком жалким, чтобы ненавидеть его. Его даже не стоило убивать, но если я позволю ему жить, мои настоящие и будущие враги не сочтут это за милосердие. Они воспримут это как слабость, которой они могут воспользоваться. С ясностью, которой мне не хватало прежде, я поняла, почему Кости сделал то, что он сделал, с моим отцом, и почему Влад позволял своей жестокости быть заметнее, чем его более прекрасные качества. Это было не из — за садистского удовольствия или любви к сражениям. Это было для того, чтобы предотвратить их.

— Подними меч, — сказала я Аполлиону, четко проговаривая каждое слово. — Или я убью тебя там, где ты сейчас стоишь на коленях.

Я не извлеку из этого удовольствие, но я сделаю это, потому что так нужно. Веритас уже приговорила его к смерти от имени Совета Вампиров. Если я отступлю, это не спасет его жизнь. Она или кто — нибудь другой убьют его.

— Нет, — сказал Аполлион, почти хныкая. Затем он рванул вперед и попытался убежать.

Я поймала его прежде, чем он успел сделать даже дюжину шагов, позволяя ему ударить меня со всей силой, имеющейся в его коренастом теле. У него были только руки, а у меня по — прежнему настоящий длинный меч.

— Аполлион собрал всех вас, взращивая ненависть на лжи, что я стала наполовину вампиром, наполовину упырем, — обратилась я к упырям, наблюдавшим за нами с мрачной увлеченностью. — Поскольку, если кто — то необычен, вы должны бояться его, так?

Аполлион попытался прижать меня к земле, но все годы своего существования он очевидно потратил не на обучение борьбе — а у меня был адский учитель. Несмотря на боль, все еще пронизывающую мой бок, я вывернулась в последний момент, запрыгивая ему на спину, когда он по импульсу все еще летел вперед. Затем я поднесла меч к его горлу.

— Вы все хотите знать, почему у меня есть способности, которых нет у других новообращенных вампиров? — сказала, погружая лезвие в его горло. — Потому что я не питаюсь от людей; я пью вампирскую кровь.

А затем я дернула меч на себя, порезав руку, когда для максимального баланса захватила голый край лезвия. Я чувствовала большее удовлетворение скорее от публичного признания, чем от вида головы Аполлиона, отсекаемой от тела. Всю свою жизнь я должна была скрывать, кто я есть. Сначала ребенком, когда я даже не знала, почему другие дети не такие как я, затем, уже подростком, а потом и взрослой девушкой, охотясь на вампиров, и наконец, став в прошлом году полноценным вампиром со своими странностями. Все, я закончила прятать, ненавидеть или приносить извинения за ту часть меня, которую я не выбирала и изменить не могла. Если у кого — то были проблемы с моим отличием от других, хреново было уже для них.

— Все верно, я ем вампиров, — сказала я снова, громче на сей раз. Я оттолкнула тело Аполлиона и встала, стряхивая кровь со своего меча и поворачиваясь лицом к группе оставшихся упырей.

— Самая ненормальная кровопийца в мире прямо перед вами, — продолжила я. — И знаете что? Если кому — то с этим некомфортно — очень плохо. Если это напрягает кого — нибудь из вас настолько сильно, что вы хотите начать выбивать из меня дерьмо, идите сюда и посмотрим, не снямкаю ли я вас следующими!

Последнюю часть я подразумевала как угрозу, но где — то в моей страстной декларации о независимости от скрывания того, кто я есть, я забыла обдумать свое выражение. Я видела, что Кости приподнял брови, приглушенное хихиканье раздалось со стороны Яна, а Влад громко и от души заржал.

— С таким приглашением, Смерть, ты могла бы предложить им построиться в очередь по правую сторону от тебя.

— Это не… Я имела в виду, «снямкать» в плохом смысле, — пробормотала я.

— Я думаю, все поняли, милая, — ответил Кости, его лицо было совершенно ровным, хотя я и уловила слабое подергивание его губ. Затем его выражение стало твердым, когда он посмотрел на Веритас, обернувшуюся, чтобы посмотреть, как я казню Аполлиона. — И я поддерживаю это, — сказал он, и весь юмор исчез из его голоса.

Хранительница Закона уставилась на меня. Я не жалела о моменте своего публичного заявления — ну, кроме формулировки — но я знала, что ее ответ был намного весомее, чем всей моей вампирской аудитории или двадцатки сдавшихся упырей. Она по — прежнему представляла в своем лице высшее вампирское руководство.

Наконец, Веритас пожала плечами.

— Это действительно делает тебя самой ненормальной кровопийцей в мире, но нет никакого закона против вампира, питающегося от других вампиров.

А затем она отвернулась.

У меня вырвался смех, который, однако, замер в горле, как только я уловила движение позади ворот.

Мари Лавуа медленно вошла на кладбище.

Я, не моргая, смотрела на Мари. Для любого, кто знал не так много, вид одинокого упыря, вошедшего сюда, вообще не должен был быть пугающим.

Но я знала, что Мари может вызвать стену Остатков даже раньше, чем я успею прошептать: "О, дерьмо”. Могла ли я поднять свою собственную армию этих существ достаточно быстро, чтобы противостоять ее нападению? Или же мне стоит сосредоточить энергию на попытке управлять теми, что она уже подняла, если до того дойдет? Я верила, что Мари дала мне свою силу, чтобы окольным путем суметь помочь мне победить Аполлиона, но вдруг все это время она была на его стороне? Было ли все, что я о ней думала, неправильным?

— Зачем ты пришла сюда? — прошипела ей Веритас.

Я подняла руку, игнорируя недоверчивый взгляд, который Хранительница Закона кинула на меня, когда я заставила ее замолчать.

— Величественная, так хорошо, что ты пришла, — сказала я голосом намного более спокойным, чем я себя чувствовала. — Я надеюсь, ты нашла это место, потому что тебе рассказали твои призрачные друзья, а не потому, что ты опоздала на ненавистнический митинг.

Ее темно — карие глаза встретили мои. Лицо ее абсолютно ничего не выражало. Она пошла вперед, и ее пристальный взгляд заскользил по кладбищу, охватывая тела павших упырей. Те, кто еще были живы и всего несколько минут назад сжимались от страха, теперь начали продвигаться к ней.

— Аполлион мертв? — спросила Мари без малейшего намека в своем масляно — гладком голосе на то, что она об этом думала.

— Весьма, — ответила я, прежде чем успела заговорить Веритас. — Большинство его старших лейтенантов тоже мертвы.

Теперь Мари стояла впереди всех оставшихся упырей, и только несколько дюжин подножий надгробных камней отделяли ее от Мастеров вампиров.