Око воды. Том 2 (СИ) - Зелинская Ляна

Откуда пришли эти слова? Лея не знала, но они всплыли в голове сами собой, и губы повторили их, а вода окутала руки теплом, будто связывая.

А потом, как и всегда бывает перед грозой, после затишья пришла буря…

Ветер сорвался и, обезумев, завыл наверху под крышей маяка, и Лею окатило брызгами, с такой силой вода ударила о камни волнореза. За первой волной пришла ещё одна, более сильная и ещё, и ещё… Ветер погнал их к берегу и ужасный шторм обрушился на Рокну.

Нужно было ждать. Бродить с бокалом вина или танцевать, изображая скучающее безразличие. И это было практически непосильной задачей, потому что Дитамар никогда не отличался терпением, а сейчас, когда на карту было поставлено абсолютно всё, он не мог держать себя в руках. Его глодало беспокойство и мысли о том, как там Лея? Удалось ли генералу Альбе вывезти их с Рут из дворца, или генерал не сдержал своё слово? Довериться генералу было отчаянной попыткой, но у него в этом городе было не так много союзников и пришлось рискнуть. Удастся ли Ребекке пронести кинжал? Получится ли у него подобраться к королеве?

Вопросов было так много…

Он ходил между гостями и ждал, когда пробьёт полночь — в полночь королева будет закрывать бал. И когда гости, которые покидают Рокну, подойдут к ней попрощаться и выразить своё восхищение, у Дитамара будет возможность подобраться к ней совсем близко. А как раз перед этим доверенный человек Ребекки должен будет передать ему кинжал. Столько всего должно было совпасть идеально, что не было никаких сил для терпеливого ожидания.

Время, как назло, тянулось невыносимо медленно, по капле вытапливая из Дитамара последние остатки терпения. Он не мог даже пить, ведь ему ещё понадобится крепкая рука, но внутри было так холодно и пусто, что отчаянно хотелось залить эту пустоту вином, а лучше чем-нибудь покрепче. Он больше не чувствовал связи с Леей, и пустота в его душе была похожа на огромную дыру, на большой осколок льда, такой холодный и острый, что любое движение давалось с трудом.

Дитамар и подумать не мог, когда направлялся в Рокну, что всё изменится настолько быстро. По дороге в столицу он думал, что войдёт с кинжалом в покои королевы и его рука будет тверда. Он не знал, как это сделает, но был уверен, что не дрогнет в нужный момент, ведь это было всё, чего он хотел. Он даже сочинил целую речь, чтобы, глядя прямо в глаза Лейсе—Итане—фальшивой королеве, сказать всю правду. И он должен был увидеть в её глазах страх и боль — плату за всё, что она совершила. Он предвкушал эту встречу, лелеял её в душе как самую заветную свою мечту, так жаждал этого, и вот он здесь… и всё вдруг стало безразлично. Так что произошло?

Почему вчера на королевском обеде, когда он сидел с королевой за одним столом, когда обращался к ней, ничего в его душе не отозвалось. Ни ненависти, ни ярости, ни любви, ни той былой жажды, что глодала его все эти годы…

Что с ним случилось? Куда делась вся та, взращиваемая столько лет ненависть, и мысли о том, с каким наслаждением он вонзит нож в сердце этой гадюки? Всё перегорело. Всё превратилось в пепел. Какие-то совсем другие вещи вдруг стали важны, и мысли о том, а что будет после всего, вызывали странную грусть. Всё, что у него осталось — это долг, который ему нужно выполнить. Долг перед Лааре, перед Эйвером, перед Кайей и Леей. И будущее за пределами этого долга было неопределённым. Или его и вовсе не было? Это была черта, до которой он дошёл и за которой начиналась неизведанная земля. А попадёт он туда или нет — это большой вопрос.

Дитамар рассматривал охрану и видел, что она незримо присутствует в зале, он видел ашуманского хитта, который что-то шептал на ухо королеве, он видел Ассима Наффир-шана — королевского лекаря, который, конечно, был вовсе не лекарем. Слишком тяжёлой аурой он окатил Дитамара, проходя мимо него. Королева была погружена в мрачные раздумья, и это заметил не только Дитамар, он слышал, как шептались фрейлины, что её величество сильно не в духе. Ассим высматривал кого-то и то и дело трогал перстень на своём пальце, а затем тоже подошёл к королеве и стал нашёптывать что-то на ухо. И по его беспокойству Дитамар понял, что побег Леи вот-вот обнаружат.

Только бы Фингар не сглупил!

Время приближалось к полуночи, осталось совсем немного… А потом он увидел леди Вальфред — старшую фрейлину, которую королева поманила к себе и что-то произнесла, щёлкнув пальцами. И Дитамар понял, что исчезновение Леи заметили, как только помощница леди Вальфред принялась обходить одну фаворитку за другой, пытаясь что-то у них выяснить.

И он просил небо только об одном, чтобы лодка к этому моменту уже отчалила от берега.

— Милорд Ландегар?

Он обернулся на бархатный женский голос и глазам своим не поверил, перед ним стояла Тайла — бордельная мистресса. И в любое другое время он бы её не узнал. Она отделилась от свиты какого-то восточного вельможи и остановилась рядом с Дитамаром, как будто заинтересовавшись картиной в простенке. Она была в длинном платье из алого шёлка, расшитом золотыми птицами и перьями. Застёгнутое до подбородка и перетянутое под грудью широким чёрным кушаком, оно скрывало почти всю фигуру, а длинные широкие рукава полностью прятали кисти рук. Лицо мистрессы покрывал толстый слой белил, глаза и брови по восточной моде были подведены чёрным, губы прорисованы кармином, а голову венчал огромный завитый парик — настоящее произведение искусства. В нём и розы, и птицы, и россыпь жемчуга, и несколько золотых и серебряных заколок, похожих на острые кинжалы, которые пронзали это сооружение насквозь, скрепляя и удерживая его на голове.

— Э-м-м, добрый вечер, миледи…? — произнёс Дитамар, пытаясь справиться с удивлением.

— Сана аку Най, наложница тейя акэ Лёи, прибыла с ним на корабле и сопровождаю его на бал, милорд, — мистресса чуть склонила голову набок, оставаясь совершенно бесстрастной и продолжая разглядывать картину.

— Ну да, разумеется… миледи, — пробормотал Дитамар.

— Вам нравятся мои заколки? — произнесла она, трогая рукой одну из них, и даже не взглянула на Дитамара.

— Прекрасные заколки…

— Думаю, вот эта вам должна особенно понравиться, — она провела пальцами по одной из заколок, в виде золотой птицы, — кстати, она может вполне дополнить ваш наряд.

Тайла ловким движением вытащила заколку и незаметным жестом положила на край постамента, на котором возвышалась статуя крылатого льва

— Наслаждайтесь вечером, милорд Ландегар.

Мистресса склонила голову и засеменила вслед за свитой тейя акэ Лёи, пузатого вельможи в голубой парче с длинным хвостом волос, заплетённых в толстую косу. Дитамар накрыл ладонью заколку, которую венчала золотая птица, инкрустированная драгоценными камнями, и ощутил прохладную остроту тончайшего лезвия с выпуклостью рунического заклинания по краю.

Ну, Ребекка! Этой женщиной определённо стоит восхищаться!

Ритуальный кинжал тут же перекочевал к нему на камзол, войдя в одёжный шов так, что на поверхности осталась только золотая птица. И в вычурном наряде милорда Ландегара она совершенно не бросалась в глаза.

Осталось дело за малым. Дитамар вышел на террасу, глубоко вдохнул, ощущая в воздухе что-то тяжёлое, предгрозовое. Ветер пробежал по вершинам деревьев и глухо зашумел в кронах, прошёлся по фонтанам, окатив гостей мириадами брызг, и перевернул одну из ароматических ламп на ступенях лестницы. Слуги бросились сметать угли, а факиры, загасив свои огни, направились прочь из парка.

Воздух наливался тяжестью и тревогой. Будет шторм.

И это даже хорошо.

Дитамар ещё раз взглянул на тёмную даль моря, подумав о том, что хотел бы в этот момент оказаться в горах, где-нибудь на вершине, среди тишины и прозрачности воздуха, чтобы надышаться им напоследок. Но увы…

Он тронул пальцами золотую птицу, словно удостоверяясь, что она ещё здесь и развернулся, собираясь направится обратно в зал, но не успел. Один из псов королевы появился перед ним так, словно отделился от самой темноты, и в этот момент Дитамар понял, почему ашуманских ичу называют Тенями. Позади него появились ещё двое. А за ними Миранда Борас.