Юлия Григорьева - Солнышко (СИ)

- Ясно, - кивнула я.

- Поспеши, - генерал снова уткнулся в бумаги. Сам он был уже в светской одежде.

Я кивнула и пошла в свою комнату, которая меньше всего напоминала общую комнату в женском корпусе. Здесь были и занавески с рюшами, и кровать с периной чуть ли не в треть моего роста, и мягкий ковер на полу с таким ворсом, что нога утопала по щиколотку. Я быстро разделась и пошла в купальню, где меня уже ждала остывающая вода. Быстро привела себя в порядок и направилась в гардеробную. Не сказать, что у меня было много платьев, все-таки одеваться в них у меня поводов мало, но пара любимых имелось. Одно из них я и выбрала, с удовольствием рассматривая в большое зеркало, как нежный шелк скользнул по упругому крепкому телу. Потом нацепила локоны, которые смотрелись совсем как мои собственные волосы, потому что длина моих волос была слишком короткой для того, чтобы делать прически. В кадетском корпусе дозволялось иметь небольшой хвост, но этим разрешением пользовались в основном мальчики. Девочки, почти все, носили короткие стрижки. С хвостиками ходили только я, Мини и еще пара сокурсниц. В моем случае это было настояние отца.

- Готова? - генерал заглянул в комнату.

- Почти, - ответила я, втыкая в голову последнюю шпильку, затем надела туфельки, натянула перчатки до локтя и повернулась к отцу. - Теперь готова.

- Пойдем, экипаж уже ждет. - он первым направился вниз, я следом.

Экипаж отца соответствовал всем требованиям светской моды, требовавшей, чтобы в гривы лошадей была вплетена лента красного цвета, а фонарей висело не больше двух. Были еще условности, но я не забивала себе голову, запоминая их. Придумывали всю эту ерунду придворные вешалки, которым больше нечем было заняться. Я усмехалась, когда узнавала о новых требованиях, отец стойко молчал, но следовал правилам, когда дело касалось выезда в свет. В основном из-за меня, чтобы я ничем не отличалась от великосветских сынков и дочерей. Потому очень радовало, что такие выезды были крайне редки. У нас в кадетском корпусе было все ясно и просто. Вот как сегодня с Ори Райсом. Совершил недопустимое, получил в зубы. А придворные кривляки и городская знать долго расшаркивались, дамы закатывали глаза, мужчины задирали носы. Мне этот балет совершенно непонятен.

Как-то отец вывез меня в городской сад. Там к нам подошел один повеса, который долго мусолил мою руку, пока генерал разговаривал со знакомым, шептал мне на ухо всякие гадости, а потом рискнул положить руку на талию. От лекарей повеса долго не вылезал. Ему вправляли нос и сращивали пальцы. С тех пор всякие там дрыгалки долго думают, прежде чем подходить ко мне. Однажды случайно услышала, как меня называют в обществе. Безумная Ана, рыжая ведьма. А что, мне понравилось, я даже гордиться начала, стараясь не ронять честь нового прозвища.

- Какой повод для ужина? - спросила я, глядя, как мы выезжаем из ворот кадетского корпуса.

- Просто ужин, дорогая, - ответил отец. - Старый приятель пригласил в гости, для этого повод не нужен.

Я пожала плечами и продолжила смотреть в окно. Ехали мы в богатую часть столицы, что, впрочем, было неудивительно. Имя приятеля отца мне ни о чем не говорило, я особо никогда не запоминала имена и дворянские звания, мне это было неинтересно. Вот разбуди меня среди ночи и спроси имя того, кто выиграл битву при Кардаме, я сразу скажу - генерал Хаган, и назову все его победы, поражения, годы жизни и награды.

- Ана, - заговорил отец, когда мы подъезжали к большому особняку со статуями единорогов на входе, - я тебя очень прошу, попробуй вести себя менее... грубо. Ты сама сегодня сказала, что ты женщина, помни об этом.

- Хорошо, - кивнула я.

- И не ломай никому ничего, - добавил генерал, подумав немного.

- Барон может дать для этого повод? - я изумленно посмотрела на него.

- Нет, - отец усмехнулся. - Барон младше меня всего на десять лет, так что вряд ли он себе позволит что-нибудь этакое. Но на ужине будут присутствовать два его сына. Очень приличные молодые люди...

- Папа, - я строго посмотрела на отца. - Если не будут распускать руки, я никого не трону, клянусь своим мечом.

- И мечом не клянись... там. - вздохнул отец. - Будь нежней, пожалуйста.

- Как скажешь, - я пожала плечами и приготовилась выйти из экипажа.

Отец остановил мой порыв, вынуждая ждать, пока лакей откроет дверцу и подаст руку. Я взглянула сверху вниз на протянутую руку в белой перчатке, на согнутую в почтительном поклоне спину, потом на отца, вздохнула и вышла, как предписывал этикет. Отец одобрительно улыбнулся, подал мне руку, и мы начали подниматься по широкой белой лестнице, ведущей в особняк.

Ужин проходил в пугающей тишине, и отчего-то мне казалось, что пугала за столом всех именно я. Приглашенных кроме нас с отцом было еще трое. Одним из этих двоих оказался тот самый повеса, чей нос некогда очень близко со мной познакомился. Он, повеса, не нос, бросал на меня время от времени злые взгляды, на которые я отвечала полным равнодушием. Только один раз, когда отец отвернулся, я продемонстрировала повесе хищный оскал, после чего жертва моего гнева больше на меня так откровенно не смотрел. Вторым гостем был какой-то королевский сановник, приехавший тоже вместе с дочерью. Эту девушку я видела в первый раз.

Миленькая кокетка, с нежной кожей и пухлыми губками, сразу привлекла внимание двоих молодых мужчин: одного из сыновей барона и повесу. Я заметила, как недовольно поморщился отец, когда увидел ее, мне же было все равно.

- Прелестное дитя, - улыбнулся генерал, приветствуя сановника и его дочь.

- Как и ваша Анариоль, - с приторной улыбкой ответил сановник.

Отцы раскланялись и разошлись, а мне пришлось выдержать фонтан девичьих восторгов по поводу нового модного фасона летних шляпок от "прелестного дитя". Похоже, она тоже меня видела в первый раз, иначе бы просто не рискнула начать со мной подобный разговор. Но я обещала отцу быть женщиной, потому даже поулыбалась ей, вместо того, чтобы сделать прямолинейное предложение засунуть себе шляпки в... Впрочем, вскоре я уже радовалась, что есть эта девушка, потому что она очень хорошо оттягивала мужское внимание. Мне достаточно было кривить губы в вежливой улыбке, обходясь редкими односложными ответами, если меня все-таки замечали.

- Ана, будь поживей, - шепнул мне отец, когда все встали из-за стола и проследовали в гостиную.

- Я постараюсь, папа, - так же шепотом ответила я.

Генерал кивнул, и мы уселись на диван, обитый шелком. Повеса уселся музицировать, Теми, так звали девушку, упросили спеть. Я усмехнулась, глядя на происходящее. Глаза девицы горели от желания продемонстрировать свои вокальные данные, когда сановник похвалился голосом дочери, но, прежде чем свершилось сие событие, ушло добрых десять минут, которые все присутствующие расшаркивались и умоляли оказать им честь и позволить вкусить очарование прелестного голоска. Тьфу. Вот за что я не люблю всю эту светскую дребедень, именуемую хорошим тоном. Ну, что хорошего в том, чтобы двадцать человек, ну ладно, четыре мужика плясали вокруг одной кривляки в розовых рюшах, чтобы она пропищала своим тонким голоском пару слащавых песенок?