Брешь (ЛП) - Файн Сара Ф.

— Сначала мы должны их найти, — добавил Генри, напомнив мне о том, что до сих пор наши поиски не увенчались успехом.

— Завтра вечером мы отправимся на патрулирование, начнём с района, где в последний раз они были замечены, поскольку гнездо может быть где-то поблизости. Впрочем, может быть, мы сможем проверить эти лагеря для бездомных, — сказала я. — Кроме того, у нас с Малачи завтра в школе уроки. Мне нужно идти, иначе моя... — или же Нэнси, мой надзиратель, с радостью отвезёт меня обратно в колонию для несовершеннолетних за нарушение моего испытательного срока, но мне не хотелось это объяснять. Я повернулась к Джиму. — Ты пойдёшь с нами в школу?

Генри никак не мог сойти за ученика, но Джим выглядел как подросток.

Джим потянулся и преувеличенно зевнул.

— Если вы не возражаете, я бы хотел поспать.

Малачи сощурил глаза.

Мы сидели, молча, пока я не вспомнила, что должна быть главной. Я расправила плечи и безуспешно попыталась не обращать внимания на пылающие щёки, притворяясь, что знаю, что делаю.

— Тогда отдыхай. Я заеду за вами завтра вечером.

Генри кивнул, когда я поднялась со стула, и взгляд Джима метнулся от моего лица к груди. Малачи свирепо посмотрел на него и встал между нами, закрывая Джиму обзор. Мой лейтенант держался на почтительном расстоянии от меня, но бросил на меня долгий взгляд, полный желания и жажды. Мне потребовалось всё моё терпение, чтобы не прикоснуться к нему. Но бросаться в объятия Малачи в присутствии Генри и Джима это было бы не очень профессионально.

Поэтому я отправилась домой.

Я вошла в дом как можно тише, но как только закрыла входную дверь, услышала тяжёлое и ровное дыхание. Диана крепко спала, как и обещал Рафаэль. Я прошла по коридору в свою комнату и закрыла дверь. Книги и бумаги были разбросаны по всему столу. Рюкзак был прислонён к спинке стула, а фотоаппарат засунут в один из боковых карманов. Куча грязной одежды в углу, пара кроссовок под кроватью.

Жизнь, какой она была раньше.

Я приподняла свою флисовую куртку и опустила взгляд на талию, на чёрный кожаный пояс и нож в ножнах.

Жизнь, какой она была сейчас: странное пересечение нормального и сумасшедшего, жизни реальной и потусторонней, загробной жизни, нежити, чего угодно. Я приложила руку к сердцу и почувствовала, как оно бьётся, вспомнив, как я ощущала биение сердце Малачи сквозь рубашку, когда он поцеловал меня. Были ли мы живы? Неужели нам отведено здесь одолженное время? Имеем ли мы право жить или только служить Стражами? Есть ли у нас будущее, или мы вернёмся в тёмный город, когда закончим тут? Разве что-нибудь из того, что мы здесь делали, кроме устранения Мазикинов, имело значение? Могли ли мы приберечь что-нибудь для себя? Я точно не подписывала контракт, в котором это было бы прописано для меня.

Рафаэль сказал мне, что я должна окончить школу, что должна быть "нормальным американским подростком". Но это был не тёмный город, где у всех Стражей был свой участок — база, с которой они патрулировали. Там, где у них была власть. Там, где они могли бы что-то сделать.

Нет, это был долбаный Род-Айленд. И я была чертовски похожа на Лилу Сантос. Я застряла в этом доме со своей чересчур заботливой приёмной матерью, Департамент защиты детей взял меня под опеку ещё на три месяца и шестнадцать дней. Я должна была посещать школу, чтобы мой надзиратель не приходил с визитом, и чтобы я смогла воздержаться от совершенно бесплатной поездки обратно в исправительную школу Род-Айленда или точнее КДН[2], славное учреждение для несовершеннолетних. Я должна была поддерживать свои оценки на высоком уровне, чтобы закрепить за собой право на получение стипендии в Университете Род-Айленда. Если бы мы могли избавиться от всех этих Мазикинов, может быть, Судья дала бы мне такой шанс. Может быть, она позволит мне иметь будущее.

— А пока я должна спасти мир и быть дома к десяти часам, — прошептала я.

Судья сказала, что это будет нелегко. Ну, для меня, это казалось невозможно. 

Рано утром проснувшись в панике от кошмаров о битве с миллионом Мазикинов, которые приближались ко мне с цепкими руками и безумным, голодным оскалом, я поехала в дом Стражей. Я обнаружила Малачи, он сидел на качелях у крыльца и ждал меня. Скользнув на переднее сиденье, он окинул меня озабоченным взглядом.

— Ты хорошо спала? — спросил он, поглаживая пальцами мою щёку.

— Могла и лучше.

Я свернула с подъездной дорожки и направилась к школе.

— Что случилось?

— Четверо против миллиона, — сказала я, чувствуя, как внутри у меня всё сжимается от страха.

— Только если мы будем сидеть сложа руки и ничего не делать, Лила. Мазикиным потребуется много времени, чтобы привести столько людей в это царство, и это даже при том, что им никто не будет противостоять.

— Но шансы...

— Они никогда не были в нашу пользу. Это не в новинку. — Он вздохнул. — В тёмном городе нам дали достаточно для борьбы с ними, и не более того. Мои просьбы удвоить число Стражей и аванпостов неоднократно отклонялись.

— А Рафаэль говорил тебе, что ты хочешь большего, но не нуждаешься в этом? — спросила я со смехом, который быстро угас, стоило мне только взглянуть на Малачи.

Он уставился на свои пустые руки.

— Иногда я думаю, что они не хотят, чтобы мы победили, или им интереснее наблюдать, как мы боремся, — тихо сказал он и покачал головой. — Но если я зациклюсь на этом, то только рассержусь. Поэтому я предпочитаю верить, что нам не дано больше, потому что остальное мы должны найти внутри себя.

— Я бы предпочла иметь армию.

Он усмехнулся.

— Я бы тоже хотел, но это помогает поверить, что есть причина, по которой у нас её нет.

Остаток пути мы провели в молчании, я размышляла над его словами. Было ли всё это игрой, которую Судья затеяла забавы ради? Или это был своего рода "опыт взросления" — как однажды мой надзиратель описал КДН — для немногих счастливчиков? В любом случае, слишком уж это требовало много усилий и хлопот. И я не была уверена, что это правда, но мне не хотелось спорить об этом. Если это помогло Малачи поверить, что его собственная внутренняя сила может компенсировать ничтожные шансы, то кто я такая, чтобы отнимать у него эту надежду? Особенно если я никогда раньше не встречала такого сильного человека, как он. Я не знала наверняка, что он ошибается, по крайней мере, в отношении себя.

Мы добрались до школы с запасом времени, поэтому я направилась к торговым автоматам за батончиком мюсли. Стоя рядом со мной, Малачи был настороже и внимательно осматривал коридоры, Страж всегда искал опасность, но его взгляд остановился на огромном ассортименте конфет за стеклом витрины.

— Ты не завтракал, да? — спросила я.

— Я всё ещё привыкаю к тому, что голоден, — сказал он, когда я сунула ещё три четвертака в прорезь и достала батончик для него.

Держа еду в руках, мы направились в открытую столовую, проходя мимо спящих на рюкзаках готов, мимо тощего парня-гангстера в грязных джинсах, завершающего свою ох-ну-и-подлую сделку с наркотиками за одной из широких круглых колонн по периметру комнаты, мимо прокрастинаторов, сгорбившихся над домашним заданием, и мимо болельщиц, столпившихся вокруг ...

Тиган.

Она сидела за столом, а над ней висел плакат с надписью: "Надя Виттер: памятный сбор продуктов для голодающих".

— Это в честь для твоей Нади? — спросил Малачи.

Я закатила глаза.

— Да, конечно. Я понятия не имею, что она задумала.

Я поставила рюкзак на стол и скользнула на стул, наблюдая, как Тиган принимает банки с едой и денежные пожертвования от остальных студентов. Её короткие каштановые волосы были стильно растрёпаны вокруг её пикси-подобных черт, и её наряд тщательно прослеживал границу между болезненно модным и возмутительно распутным. У неё было такое святое выражение лица, что мне пришлось отвернуться, потому что это выводило меня из себя.