Избранная и беглец - Штерн Оливия

«Издевается, — мрачно подумал Оллин, — ну-ну».

Он даже зажмурился, чтобы не смотреть, но назойливый аромат щекотал ноздри, заставляя аватара беситься и требовать свою самку «прямо сейчас и немедленно».

Тем временем Айрис, то вытягиваясь, то делая ленивый взмах руками, преспокойно плавала наверху. В какой-то миг Оллин все же не выдержал, посмотрел на нее — и оторопел, поняв, что плавает она совершенно без одежды. Жжение в груди сделалось невыносимым, и непонятно было, отчего так больно — то ли нужно было срочно всплыть, чтобы вдохнуть, то ли всплыть именно к ней.

Все разумные мысли разом куда-то делись. И Оллин, окончательно устав бороться с собой и понимая, что уже проиграл, оттолкнулся от дна всеми четырьмя лапами, чтобы взмыть вверх, к самой луне.

Он вынырнул уже человеком, прямо за спиной у купальщицы, подняв тучу брызг. Вдохнул поглубже, рукой провел судорожно по волосам, откидывая их с глаз — и зло посмотрел на Айрис.

— Ты зачем это делаешь?!

— Что — это?

Она совершенно не испугалась. Ждала чего-то подобного. И голос — сама невинность. Глазищи сверкают бриллиантами, и мокрые волосы, словно плети лунного света.

— То! — рыкнул Оллин. — Ты нарочно плаваешь здесь в таком виде?!

— В каком? — Она очаровательно нахмурилась. — А-а, прости. Но я же у себя дома, как хочу, так и плаваю. А что?

И бросила на него взгляд, исполненный истинно женского лукавства. Но Оллин плохо разбирался во всех этих хитрых штучках и тем более не думал о них сейчас, когда перед глазами все плыло от аромата Айрис, когда в груди бесился аватар, а от осознания, что она рядом и совершенно голая, кровь приливала отнюдь не к мозгу.

— Ничего! — огрызнулся он. — Совсем ничего! Отпусти меня наконец… Я не хочу так больше, понимаешь? Плевать на аватара, я здесь хозяин! И я ни в чем перед тобой не был виноват, и виноватым себя не чувствую, чтобы вот так…

— Я знаю, — вдруг совершенно серьезно сказала она, — знаю, что ты никогда не был виноват. Это я дура. Но я надеюсь, что ты меня простишь за ту глупость. Я не верила в себя, я не верила в тебя, а в результате чуть не потеряла все.

Оллин запнулся. Хотел сказать что-то злое, едкое, то, что накипело, — и не смог. А потом Айрис как-то незаметно скользнула ближе, и Оллин совершил важную стратегическую ошибку: позволил ей коснуться себя.

Это было одновременно мучительно и сладко, когда тонкие руки Айрис обвились вокруг его шеи. А еще с чувством человека, летящего в пропасть, он осознал, что их больше ничто не разделяет. Вообще ничто. Он-то тоже был без одежды.

— Молчи, — выдохнула она прямо ему в губы, зарываясь пальцами в мокрые волосы, — пожалуйста, ничего не говори. Когда-нибудь ты простишь меня, верно? Это ведь правда было так глупо, поверить в какую-то видеозапись и не поверить в нас.

— Айрис, — с трудом выговорил он, — зачем ты так со мной?

— Как — так?

Она обняла его бедрами под водой, осторожно целуя, прихватывая губами кожу на щеке, на шее, спускаясь к ключице.

— Вот так. — Он зарылся носом в ее мокрые волосы, с наслаждением вдохнул аромат, от которого все и так плыло перед глазами.

— Я хочу любить тебя, — прошептала она рвано. — Неужели ты отвернешься от меня?

Оллин молча прижал ее к себе одной рукой, так, что она сдавленно ойкнула, а второй решительно погреб в сторону берега, благо что недалеко было. Там, где уже можно было ногами достать дна, подтянул Айрис повыше, укладывая ее на спину.

— Почему тебе так больно сейчас? — заглянул в блестящие глаза. — Ты плачешь. Почему?

— Я счастлива, потому что ты рядом, — всхлипнула она, обхватывая его за шею, притягивая к себе ближе, — а еще…

И быстро прошептала что-то на ухо такое, отчего Оллин просто задохнулся в первое мгновение, а затем, осознав, решительно раздвинул ее бедра. В конце концов, между ними уже не было ничего, кроме любви и взаимного желания.

Она открыла глаза и некоторое время лежала, не шевелясь и почти не дыша, боясь спугнуть ощущение всеобъемлющего счастья. Такое трепетное, несмелое чувство, как прикосновение крыла бабочки. И в происходящее едва верилось.

Но подушка под щекой была теплой, рука Оллина, придавившая спину, — горячей и приятно тяжелой. И Айрис улыбнулась, блаженно жмурясь. Ей захотелось потянуться всем телом, но она вовремя спохватилась, тогда ведь Оллин проснется.

Нелегко ей далось вчерашнее решение отправиться «на рыбалку». Но в любимых серо-зеленых глазах Айрис видела смятение. Злость, растерянность… А еще любовь, которую он умудрился сохранить.

Тогда же, когда жемчужный дракон удрал из комнаты и плюхнулся в пруд, она и подумала, что сделает все возможное и невозможное, но вытянет Оллина из той скорлупы, в которую он себя загнал.

В конце концов, тут и ее вина. Даже по большей части ее.

Прежняя Айрис Ленне ни за что в жизни не пошла бы купаться голышом.

Нынешняя, хихикая про себя, размышляла, что если это единственный шанс выманить вредного дракона из темной воды, то она его использует.

Ну и получилось. На все сто процентов.

А последней каплей, обеспечившей победу, стали слова Айрис, которые она прошептала на ухо человеку, которого любила.

«Я хочу от тебя ребеночка», — вот что она ему сказала.

И похоже — Айрис не была в этом уверена — именно эти простые слова и такое незамысловатое желание оказали действие куда более сильное, чем все эти «прости, я виновата» или «люблю».

Оллин, как выяснилось, был очень даже «за», и в результате они усиленно работали над этим вопросом почти до рассвета. Сперва прямо в пруду, потом уже в спальне Айрис, куда Оллин принес ее на руках. Хорошо, что было темно, обитатели замка спали — ну или хотя бы делали вид…

Айрис снова улыбнулась, повернулась на бок и посмотрела на Оллина сквозь ресницы. Выяснилось, что он тоже не спит, а молча смотрит на нее. Серьезно, почти сурово. Айрис рассмеялась в голос, взяла его лицо в ладони и поцеловала, и тут же оказалась сверху, распластанной на широкой груди.

— Айрис… — Хриплый со сна голос, и ощущение бархатного прикосновения к коже.

— Оллин…

Он вдруг нахмурился, словно вспомнил что-то нехорошее, аккуратно переложил ее на скомканную постель.

— И что… теперь?

А сам смотрит настороженно, как будто ожидает подвоха.

— А чего ты хочешь? — Она беззаботно улыбнулась.

— Есть желания, а есть обстоятельства, которые могут быть сильнее.

— Сильнее богов Федерации? — приподняла брови в наигранном удивлении.

Оллин вздохнул, провел по ее щеке костяшками пальцев. Помолчал, словно раздумывая, что стоит говорить, а о чем лучше промолчать.

— Раньше мне бывало больно рядом с тобой, теперь — нет. Это значит, что ты счастлива?

— Я еще никогда не была счастлива настолько, — честно призналась она. — И теперь никто — слышишь? — никто не помешает нам быть вместе. Если, конечно, ты тоже этого хочешь.

Оллин сглотнул, глядя на нее так, словно впитывал взглядом каждую черточку.

— Я всегда этого хотел, ты знаешь.

— Так теперь к тому нет преград.

Айрис легла на бок, подперла щеку кулаком.

— Я вот только спросить хочу: что мы будем делать с твоим дядей?

Оллин пожал плечами.

— Ничего.

— Совсем ничего? И отомстить не хочешь? Он ведь приказал тебя убить.

Едва заметная улыбка скользнула по губам Оллина.

— Согласен. Но у него были свои мотивы. Он боялся огласки, да и, будь я сговорчивее, согласись жениться на Лилиан, все могло бы повернуть в другую сторону. А так-то…

— Не верю своим ушам, — прошептала Айрис. — Ты его что, прощаешь?

— Ровно до тех пор, пока он правит Рамелией. По крайней мере, я уверен в том, что дядя не даст модификантов в обиду. Будем считать, что моя жизнь по-прежнему всего лишь плата за жизни многих. Так уж получилось.

И улыбнулся. Улыбка была похожа на хищный оскал, и Айрис поняла, что Оллин ничего прощать не собирается, и что рано или поздно и дядюшка, и Лилиан получат за все сполна. Но дела планеты все же были важнее, чем личная месть. Всему свое время. Он подождет.