Франсеск Миральес - Retrum. Когда мы были мертвыми

— Положим, что касается моего праха, то пусть его выкинут в мусорный бак. Даю на это свое разрешение. Что-то перестал я верить в загробную жизнь. В качестве эпитафии пусть напишут: «Он умер, потому что оказался не в том месте, не в то время и не с теми, с кем нужно».

— Не слишком-то поэтично получается, — сказал Роберт, положив при этом руку мне на плечо.

Несмотря на то что между его и моей кожей оставалась толстая ткань пальто, я почувствовал, что пальцы у него просто ледяные.

— Зачем, собственно говоря, выпендриваться? — продолжил я. — К чему расписывать могилы поэтическими завещаниями, если на кладбище все равно, кроме нас, больше никто не ходит? Если честно, в последнее время я стал понимать, что мы попросту переоцениваем смерть, придаем ей слишком много значения. На самом деле все просто и понятно. Вот ты еще жив, а на следующий день — уже нет. Точка. Никаких проблем.

Роберт кивнул, и на некоторое время мы замолчали. Густой плотный туман окутал нас и заполнил все окружающее пространство. Кипарисов давно уже не было видно, а от луны осталось лишь легкое свечение где-то там, высоко над нашими головами.

Я, фигурально выражаясь, решил взять быка за рога и заявил:

— Есть ощущение, что ты вытащил меня сюда вовсе не для того, чтобы поговорить о поэзии. Я так понимаю, ты просто тянешь время. Давай раскалывайся — кого ждем?

— Твою судьбу. Она уже на подходе.

— Вот и отлично, — ответил я, зажмуривая глаза и крепко сжимая ладонью рукоять ножа.

Когда я открыл глаза, Роберта рядом уже не было. Ночные цикады затихли, словно ощутив невидимую опасность, грозившую всему живому в окрестностях кладбища.

Туман закрыл от меня весь мир. Я вдруг подумал, что смерть, наверное, похожа на эту непрозрачную пелену. Тебя обволакивает что-то мягкое, холодное и враждебное, а все остальное попросту исчезает. Ты попадаешь в мир, где замолкают цикады, и легкий, едва различимый свет слепит тебя сильнее, чем самое яркое солнце.

Вот тут-то она и появилась — буквально из ниоткуда.

Алексия медленно подходила ко мне, словно подметая густой туман полами длинного пальто. Выше фиолетового цветка виднелся воротник белой шелковой рубашки. Волосы она заплела в косу, как подобает настоящей жрице, приступающей к священному ритуалу сочетания браком жизни и смерти.

Я встал на ноги. Полные пурпурные губы Алексии загадочно улыбались.

Я шагнул навстречу ей, сжимая оружие в кармане. Тот из нас, кто первый выхватит нож и вонзит его в грудь другого, победит в этом поединке. Я не сомневался в том, что Алексия тоже пришла на встречу не с пустыми руками.

Я долго молча смотрел на нее и вдруг со всей отчетливостью осознал, что никогда не смогу совершить задуманное, несмотря на то что Алексия своей опрометчивостью и безрассудностью погубила собственную сестру, скрыла тот факт, что осталась жива, и чуть не довела меня до самоубийства.

Пусть она вселила в меня жажду мести в том деле, которое касалось только ее, ворвалась в мой дом и ранила Альбу. Да, эта «плохая сестра» была подлинным чудовищем, ее грехи оказались гораздо тяжелее, чем те, о которых было известно мне. Но я вдруг со всей отчетливостью понял, что люблю ее всем сердцем и душой, истерзанной болью. Пусть она — лживая и изворотливая преступница, но какая-то темная, непознаваемая магия заставила мое сердце учащенно биться в тот момент, когда я почувствовал ее приближение.

Нет-нет, я, конечно, понимал, что Альба подходит мне куда больше, но в то же время осознавал, что она стала для меня лишь пластырем, целительной повязкой, которая на время закрыла кровоточащую рану, зиявшую в моей душе и оставленную исчезновением Алексии. Противостоять этому обворожительному чудовищу было выше моих сил. Я смотрел в эти темные глаза, наполняющие ночь беспроглядной тоской, и понимал, что любое сопротивление этой мрачной и жестокой красоте попросту бессмысленно.

Все это я уразумел, пока мы с Алексией неподвижно стояли и смотрели друг другу в глаза сквозь туман. Я хотел унести с собой в могилу этот прекрасный образ. Пусть он останется навеки передо мной, в той вечности, которую я сам для себя выбрал.

Не задумываясь над тем, что говорю и делаю, я вынул из кармана нож, протянул его Алексии и сказал:

— Можешь убить меня. Я не хочу больше жить.

Алексия машинально подняла руки, но не сделала ни малейшего усилия, чтобы удержать нож. Он выскользнул из ее безвольных пальцев, упал и вонзился в землю прямо между нами.

Я сразу не понял, как все это произошло. Вроде бы мы только что стояли и глядели друг на друга, и вдруг я уже лежу, поваленный на землю сильнейшим толчком.

Помотав головой, я стал вставать, вспоминая при этом, как мы с Алексией познакомились. В тот день она точно так же свалила меня на землю и угостила хорошим пинком, когда я осмелился перечить ей и ее друзьям. К моему удивлению, вплоть до этого мгновения единственным применяемым ею оружием оставались пинки, удары и слова.

— Я должна была убить тебя собственными руками! — почти прошипела Алексия.

— Теми самыми, которыми ты чуть не изувечила девушку, нисколько не виноватую в наших несчастьях.

— Она сама себя покалечила! — возмущенно воскликнула Алексия. — Эта папенькина дочка недостойна даже того, чтобы я потратила на нее хоть каплю злости, накопившейся во мне. Я хотела проучить тебя, сделать так, чтоб ты ужаснулся тому, что натворил. Так оно и вышло. А до нее мне нет никакого дела.

— Но шрам… рана на лице!.. — напомнил я ей, опять переставая понимать, что происходит.

— Это она сама себя зацепила осколком стекла. Уверяю тебя, у нее всего лишь царапина. Альба знала, что я жива, и таким вот образом решила добиться того, чтобы ты меня возненавидел. Она манипулировала тобой, потому что знала, что ты вновь будешь со мной, когда я вернусь. Это далеко не все, что Альба от тебя скрыла.

Я просто онемел. Такая трактовка событий вполне совпадала с тем, что рассказал мне Жирар. Мол, у падчерицы одной из его учениц не останется на лице никакого шрама. Я отчетливо вспомнил все, что происходило в момент нападения, и осознал, что новая версия толкования того, что тогда случилось, выглядит гораздо более убедительной.

Вырвав Альбу из моих объятий, Алексия продолжала нападать только на меня. В общем-то, Альба была крупнее и, наверное, тяжелее. Вряд ли у Алексии хватило бы сил утащить ее на кухню, по крайней мере сделать это тихо и незаметно, так, чтобы Альба не вырвалась и не кричала. Гораздо логичнее было предположить, что Алексия, напугав нас чуть ли не до смерти, постаралась поскорее скрыться с места преступления, не тратя времени на долгую борьбу с соперницей, тем более что результат такой стычки оказался бы абсолютно непредсказуемым.