Наталья Ткаченко - Принцесса. Пособие по выживанию (СИ)

А ещё были сваленные в углу вперемешку тела и кровати. В наших больницах запихивают в палаты под завязку.

— Приятно знать, что я в вас не ошибся, Ваше высочество, — сказал знакомым голосом сидящий передо мной и встал. — Я надеюсь, вы понимаете, что брата вы не получите?

— Не смешите мои тапочки, — фыркнула я, радуясь исчезновению тошноты и долгожданному прояснению во взгляде и в мыслях. Похоже, действие таблеток постепенно проходит. — Я с самого начала знала, что вы попытаетесь убрать нас обоих.

— Только его, — он очаровательно улыбнулся и подошёл ко мне, оказавшись высоким, хорошо сложенным мужчиной с пепельными волосами, серыми глазами и фатальным спокойствием во взгляде. — Приказ изменился. Вы отправитесь со мной в гости.

— К Челси? — нет, таблетки никуда не делись, торможение в мыслях вернулось.

— К Челси.

— Может, вы всё-таки отпустите моего брата? — я жалобно-жалобно посмотрела на него и хлопнула глазами, снова с головой погружаясь в неадекват.

Он засмеялся, потом посмотрел на меня, словно удивляясь какой-то своей мысли, и сказал:

— Впрочем, я думаю, вы могли бы выкупить его жизнь, — он наклонился ко мне и коснулся щеки. — Мы обсудим этот вопрос позже, наедине.

Федька протестующе замычал. А я захохотала на всю палату — почему-то мне стало ужасно весело:

— Успокойся, братец, моя честь мне дороже тебя! — я снова повернулась к подручному Челси: — Значит так, давайте распаковывайте моего брата, я хочу с ним обняться на прощание! — лихорадочно потребовала я тоном, не терпящим возражений.

— Ваше желание для меня — закон, — немного настороженно улыбнулся он, отступая и кивая одному из стоявших слева. Тот быстро развязал Федьку, брат выплюнул изо рта кляп и взвыл:

— Знал я, что ты дура, но чтоб настолько! Сколько фильмов смотрели! Ты вечно сама орала, что нельзя идти на поводу у шантажистов, что надо менять место, время…

— Ну ты скотина неблагодарная! — я сжала кулаки и наклонилась к братцу. — Я ради тебя припёрлась сюда…

— Дура! Они теперь нас обоих замочат!

— Заткнись и обними меня! — рявкнула я, заключая его в объятья и борясь с желанием отвесить брателле тумак.

— Да отвали ты со своими телячьими нежностями! — попытался выбраться Федька.

— У меня пистолет сзади за поясом под курткой, тупица, — прошипела я.

— У неё оружие! — просёк главный, но Федька уже выхватил пистолет и открыл стрельбу. Тир для братца не пошёл даром, но и оставшиеся на ногах враги не растерялись и ответили — кто стрелами, кто пулями. Свистнувшая рядом с моим лицом стрела раскроила брату ухо, но он даже не пискнул. И только дёрнулся, когда одна из пуль попала в левую руку над локтём. Я тоже не успела убраться с линии огня, но неожиданно поняла, что от меня пули, стрелы и — о! сюрприз от главного, метательные ножи — отлетают только так (вот что произошло на даче)! И смело закрыла Федьку собой.

— Куда лезешь, дура! — "поблагодарил" меня братец, пытаясь отпихнуть.

— Я тебя прикрываю, идиот! От меня пули отскакивают! — я радостно засмеялась, чувствуя, как почти взлетаю в эйфории.

И вдруг оказалось, что в живых остались только мы: Федька снайперски уложил пятерых, а главарь просто исчез, очевидно, здраво оценив свои силы. Мой брательник явно не испытывал никаких душевных терзаний по поводу оборванных человеческо-эльфийских жизней. Впрочем, при его стальной непробиваемости и уверенности в том, что он всегда прав, ничего удивительного! Я дёрнулась помочь, но он уже сам перетянул руку над раной от пули какой-то из ранее обматывавших его верёвок, взял у одного из убитых пистолет, протянул мой мне и заявил:

— Вот так всегда. Вечно вас, женщин, приходится спасать!

Я тихо офигела от такой наглости, засунула оружие на прежнее место за поясом и уже приготовилась достойно ответить, как вдруг…

Меня накрыло ледяной волной.

Заморозило, превратило в лёд и лёд этот раскололо на тысячу острых осколков.

Ноги подкосились, и я упала на колени.

Резкая боль полоснула по сердцу и отозвалась во всём теле.

Боль кого-то очень мне дорогого…

Адрей.

Нет! Сейчас, сейчас я помогу тебе, держись…

Я чувствовала его боль, она раздирала мне грудь, я пыталась что-то сделать…

И вдруг всё оборвалось, и мне стало очень пусто и холодно.

Потому что я знала, что случилось.

Но не желала в это верить.

— Славка, ты чего? — Федька присел рядом, схватил меня за плечо здоровой рукой. — Тебя ранили? Куда? Покажи!

Я помотала головой, зажмурилась и очень захотела оказаться рядом с Андреем.

Но ничего не получилось. Я попыталась ещё раз. Не получилось. Ещё раз. Не получилось. Ещё раз. Ещё раз. Ещё…

Потом я поняла, что брат настойчиво трясёт меня за плечо.

Я открыла глаза, и мой взгляд упёрся во встревоженное лицо Федьки.

— Э, э, Славка, тихо, у тебя что с глазами?!

— А что? — спросила я, хотя мне было всё равно. Я смотрела на брата и не узнавала его. И не понимала, где я, почему, и что он от меня хочет.

— Они красные, как у вампира… Так, вставай, — Федька дёрнул меня вверх. Я не сопротивлялась. — Пошли быстро отсюда.

Он вытащил меня в коридор.

Андрей погиб.

Нет.

Это невозможно.

Но я почувствовала.

Но я люблю его.

Значит, это невозможно.

Этого не может быть.

— Чёрт! Славка, бежим!

Федька дёрнулся по коридору к лифту и вдруг затормозил, рванул обратно… метнулся в палату, распахнул окно:

— Прыгай!

Я прыгнула. Сначала на крышу пристройки. И тут же рядом он. Потом синхронно вниз.

— Бежим!

И мы несёмся прочь, и вдруг перед нами тормозит машина, незнакомый парень выскакивает из неё:

— Танислава и Фёдор?

Федька вскидывает руку с пистолетом. Я стою рядом.

— Я от Ладимира! Брата Адрея!

Федька опускает руку, запихивает меня в машину.

— Алила?

Она только плачет сильнее.

— Адрей…

Я жду.

— Он…

Жду.

— У-у-уме-ер… — и она снова плачет.

— Неправда, — шепчу я.

— Они его окружили…

— Скажи, что это неправда…

— Он увёл их от твоего отца… но не смог уйти сам… они его уби-и-или-и-и…

— Неправда…

— Я его чувствую! — кричит она.

— Я тоже, — ровно говорю я. — Но я не хочу верить. Не хочу. Не хочу и всё.

— Сла-а-ава… — жалеет меня Алила, обнимает и плачет, захлёбываясь слезами. Если бы я могла плакать сейчас… Но в глазах сухо, а на душе пусто. Вообще ничего. Как будто моя способность чувствовать умерла вместе с любимым человеком.