Лика Верх - Академия темных. Игра на выживание

— И как Вы сюда проникли? — Постаралась придать голосу уверенный тон. однако дрожь скрыть не удалось.

Гром снова двинулся по кругу. Казалось, ему доставляет удовольствие нагонять страх.

— Я не люблю элементарные способы решения, но это было просто. Айнех постарался на славу, но не учел одного единственного момента. Я могу беспрепятственно находиться в любом, даже самом потаенном уголке Академии. — Маска, скрывающая его лицо плотным черным туманом, начала рассеиваться.

Волнение захлестнуло с ног до головы, потому что скрывающимся лицом, было лицо Гарна. Настырного и прилипчивого парня, который, по словам Малены. не давал Ирэне проходу, пытался ее украсть и опасался Витора. Опасался, или делал вид? Чем Витор страшнее магистра Айнеха? И вообще, может это шутка? Просто плохая шутка, лишенная всякого намека на юмор.

— Гарн? — В моем голосе отразилось Бее: шок. удивление и страх. Этот человек знает всех моих друзей, знает мою семью, знает обо мне больше, чем я сама.

Полная яда усмешка исказила его лицо.

— Да. под этим именем знают меня здесь, в Академии. Использовать это имя в своих целях было бы не разумно и рискованно. Я придумал себе многозначительную замену — Гром. Согласись, звучит внушительно.

Лично я сейчас подумала о том. что зря вытащила стрелу у него из ноги. Надо было оставить.

— Покушения — твоих рук дело? — Я все еще не могла поверить в увиденное. Ученик Академии внезапно становится одержимым.

— Да. но я этого не хотел. — Без всякого сожаления в голосе сказал он. — Я хотел привлечь твое внимание. Будь мы парой, добраться до дневника было бы проще. Но ты предпочла Витора. спрятавшись за его спину и прикрываясь его защитой. Ты не глупая девочка и сразу заподозрила неладное, когда я спросил про дневник. Гарье подвернулся тебе под руку как раз вовремя. Помолвка, такая ерунда!

Привязанность лишает людей чувства опасности, затмевает разум. А в нашем мире нельзя позволить себе такую роскошь. В любой момент тебе может прилететь стрела в спину, и ты должен быть готовым отреагировать!

— Ты сошел с ума… — Покачала я головой, не сводя взгляд с медленно движущейся фигуры.

Гарн расхохотался так. как в фильмах смеются злодеи. Громко, с надменностью.

— Сошел с ума? Нет. Ирэне. нет. Ты отвергла меня и спрятала дневник. Я начал готовиться к нападению, но ты… пропала. Я искал дневник везде, где он мог быть и не находил его. А потом ты объявилась и я решил действовать.

— Использовав наш с Витором отъезд. — Догадалась я. хоть это было не трудно сделать.

— О. это было просто. Проще, чем наслать на тебя манкору. Пронести на территорию животное, находящееся под запретом нереально, а призвать ее оказалось делом более энергозатратным, чем я предполагал.

— Убей ты меня, дневник не получил бы никогда.

— Я знал, что ты останешься жива. Кольцо не дало бы тебе перейти за грань. — Тон такой, словно светскую беседу о погоде ведет, а не о жизни и возможной смерти. — Страх делает человека уязвимым. Признаться, мне просто наскучило наблюдать за тобой со стороны. Гораздо интереснее ловить исходящую от тебя панику, стоя в паре шагов.

Вот так говорят маньяки. Это клиника. Не лечится. Может, попробовать сделать маячок и вызвать Джена? Лучше, конечно. Айнеха. но его маячок я не знаю. Лука у меня с собой тоже нет. а меч из пространственного кармана вытаскивать я так и не научилась. Да и какой из меня воин с мечом против магии? Если Гарну удавалось столько времени скрывать свое второе "Я", совершать разные магические манипуляции, смею предположить, что он довольно сильный противник. Конечно, лучше сильный противник, чем слабый, но я бы предпочла никакого.

— Что ты теперь намерен делать, когда показал, кто ты есть на самом деле? — На середине голос слегка дрогнул. Гарн это заметил.

По лицу расплылась злорадная, надменная улыбка.

— Завтра ты отдашь мне дневник. Место я скажу позже. А если расскажешь кому‑нибудь о нашем маленьком секрете, твои друзья, твоя семья, все до единого, отправятся в царство вечных снов. — Он взмахнул рукой, точно сказочник, и. развернувшись, зашагал к массивным дверям.

Раздался глухой звук вернувшихся на место дверей.

Минуту — другую я стояла, продолжая смотреть на дверь. Вдруг, он сейчас вернется. Вдруг, передумает. Но дверь не открылась. Что‑то мне подсказывает, в Академию он больше не вернется.

Кант

Ночью я практически не спала.

В голове то и дело сновали мысли о том. что может случиться со всеми, кто так или иначе стал мне дорог, если я не отдам дневник. Малена.

Дин. родители. Джен, да даже Уилл и Витор! Им всем будет угрожать опасность. Отдай я дневник и опасность будет угрожать Бсему миру.

Были мысли просто сжечь дневник. Но от этого мало что изменится. Выбор придется делать. И какой будет этот выбор — правильный или нет.

— я не знаю заранее.

Уже утром, я сидела в плетеном кресле напротив камина, поджав колени, обняв ноги руками.

— Я знаю кто Гром. — Отстраненно произнесла я. не глядя на Джена.

— Кто?

— Гарн. — Джен красочно выругался. Я слышала, как рядом со звоном что‑то разбилось, но не повернула голову.

— Как ты узнала? — Джен был взволнован и в тоже время решителен.

— Вечером он вышел ко мне в обличив Грома и показал свое истинное лицо.

Джен выругался куда красочнее и рядом еще что‑то разбилось. Краем глаза заметила осколок красного цвета от вазы, обычно стоящей рядом с камином.

— Он сказал, если я не отдам ему дневник сегодня, он убьет всех. — Продолжила я упавшим до минимума голосом. — Всех, понимаешь?

Я посмотрела на Джена. он тяжело дышал, как после забега на пару сот километров.

— Мэлену. Дина, родителей, тебя. Витора. Он сумасшедший. Чокнутый. Он рассуждал о могуществе. Повернутый на славе и известности псих.

Джен изобразил на лице презрение.

— Он тебя чуть не убил.

— Он был уверен, что я останусь жива благодаря кольцу.

Напарник посмотрел на мой теперь свободный палец и вежливо, но с оттенком язвительности, поинтересовался:

— Рэне. а где твое кольцо? — Я почему‑то смутилась и глухо ответила:

— Сняла.

— Чертова бездна! Рэне. на тебя идет охота, а ты сняла кольцо, благодаря которому вообще жива осталась?

Кончики ушей у меня наверняка покраснели, по крайней мере горели они весьма ощутимо.