Галина Гончарова - Полудемон. Счастье короля

Я зову.

Марта не родная мне по крови, но родная по силе. Она некромант, она любит меня — и у нее при себе всегда есть моя частица. Прядь волос…

Далеко… так далеко…

Но наконец я чувствую отклик на том конце. Так не передашь слова, так не расскажешь ничего, но можно впечатать в сознание другое.

Опасность!

Беги!!

Прячься!!!

И вот это доходит до адресата. Я понимаю — и успокаиваюсь. Марта сможет о себе позаботиться. Томми?

Поверьте, о нем тоже.

Рене? Моринары выживут при всех правителях и при любой погоде. Остальные же…

Дарину пока не тронут, а больше у меня никого и нет. Ну, разве что кто‑то наивно сунется в Торрин. Но там вопрос решит Рик. Да и Рене… вообще, рыбу прикармливать надо! Даже и врагами.

Смотрю на девчонку.

Сейчас приведу ее в чувство и начну разбираться здесь.

— Иннис, очнись…

Марта открывает глаза посреди ночи.

Сила поет в крови, сила кричит, сила зовет — и зову нельзя противостоять. Она знает это чувство… как давно она его знает. А когда‑то ведь боялась. До того, как встретилась с Мишель. Потом уже поняла — неважно, какой силой ты одарен, важно не применять ее во зло. Хотя некромантия… м — да.

У ног сворачивается черная змея, сотканная из мрака. Она тоже ощутила зов Алекса.

Опасность.

Ее ребенок в беде. Марта знает — сейчас она ничем ему не поможет, кроме одного. Затаиться, спрятаться, исчезнуть, словно ее и нет. И где есть такое место? Где не найдут некромантку? Не увидят, не почуют…

А тревога в крови поет все громче.

Струна звенит, Марта кровью некроманта ощущает стоящую рядом смерть, та приглядывается, усмехается, потирает руки… нет, подруга. Сегодня ты меня не дождёшься.

Я не боюсь тебя, но я не оставлю своего ребенка. Хорошая мать так никогда не поступит, а мать Алекса именно я. Пусть и родила его Мишель. Ее он по крови, мой — по духу.

Я приду, когда мое время действительно настанет. А сейчас — подожди.

Одеваться уже некогда, в карманы теплого плаща, накинутого прямо поверх ночной рубашки, летят монеты, летят какие‑то драгоценности — Алекс дарил их маме чуть ли не шкатулками, Марта хватает свое платье, обувь, прихватывает ритуальное оружие любого некроманта — и змея скользит к стене. Коснуться рукой — и дорога вниз открывается перед наделенной темным даром.

Оглядеть комнату, напоследок усмехнуться — и проклятие летит к порогу. Воля некромантов сильна в этом дворце.

Спасибо тебе, Алетар Раденор, где бы ты сейчас ни был.

То самое проклятье, которым юная Марта когда‑то прокляла насильников. Первое заклинание — оно, как первая любовь, удается лучше всего, легче и проще. Навсегда остается с тобой.

Марта исчезает в стене ровно за пять минут до того, как выбивают дверь в ее комнату.

Криков она уже не слышит. Хотя те четверо, кто ворвался первыми в ее покои, кричат и корчатся на полу.

У них вытекают глаза, отсыхают руки и ноги, покрывается струпьями кожа…

Ничего личного.

Просто любой, кто придет к некроманту в гости со злом, рискует нахлебаться этого зла по полной. Могли бы прийти с цветами, глядишь, и уцелели бы.

Томми спит в своем доме, рядом дремлет Анриетта, уткнувшись ему в плечо, посапывает, улыбается во сне. А потом вскидывается вместе с мужем, когда резко веет ледяным холодом.

От этого ветра не спрячешься, не скроешься, не заслонишься одеялом.

Это ветер смерти. И холод от него — могильный, словно тебя уже опускают туда, вниз, в гробу. От такого и мертвый встанет. И вставали, кстати говоря.

— Что?!

Темнота в спальне сгущается, принимает облик Марты, ухмыляется широким, почти акульим ртом.

— Том, это я. Марта.

Томми тут же успокаивается. Вот такое он видел и не раз. Подумаешь…

Алекс и похлеще номера выкидывал, и вообще — с некромантами жить, ночи не бояться.

— Что случилось?

— Измена. Бери жену и срочно прячься. Я предупрежу Моринаров, так что… постарайся добраться до Торрина. Из нас всех вы самые уязвимые.

— Что с Алексом?

— Жив.

Том облегченно выдыхает.

— Хорошо. А может поднять гвардию?

— Против кого?

— Понял. Ри, собирайся.

Томми выскакивает из кровати. И то верно, пока неизвестно кто, что, как — лучший способ действий это затаиться. Спрятаться и не подавать о себе вестей. А потом… когда все выяснится…

Томми не отличался любовью и всепрощением. Но пока — и жену надо спрятать. Беременная женщина — это прекрасно, но такая обуза на шее…

И предупредить Моринаров.

Анриетту приходится встряхнуть пару раз, но потом женщина принимается шевелиться и спустя час о том, что в кровати кто‑то спал, напоминают только смятые подушки.

И те уже давно остыли.

Иннис приходит в себя не сразу. Но потом темные глаза открываются.

— Ты…. демон…

— Иннис, называй меня Алекс, хорошо?

Девушка несколько минут размышляет. Да, не девчонка, девушка. И фигурка есть, и круглится, опять же, где надо… так, о чем это я? Ополоумел, болван?

У тебя вообще‑то жена есть!

А чтобы Иннис согласилась даже стать любовницей?!

Соблазнить я ее смогу, только вот ей потом жизнь не в радость будет. Она слишком хороша и умна для того, чтобы быть второй. Всегда и вечно второй.

Это другие могут называть любовниц фаворитками, но ведь слово‑то одно? Шлюха…

Как ни прикрывай золоченым покрывалом драную простынь…

— Хорошо, Алекс. Что со мной?

— Сил потратила много, вот тебе и поплохело.

— Может быть… но почему сейчас?

— Раньше ты держалась на нервах, а сейчас вот…. кстати, давай обсудим, как нам действовать?

Иннис вцепляется в мою руку. Тонкие пальцы просто ледяные и чуть дрожат.

— То есть?

— Иннис, я могу сейчас убить всех твоих родных. Это несложно. Только вот потом начнется расследование, и ты пострадаешь в первую очередь.

Иннис задумывается. Кажется, ей это в голову не приходило.

— А как…?

— Скажи, а к тебе может приехать гость? Или родственник?

— Та — ак… вообще, у меня есть родственники… у мамы…

— Кто?

— У моего деда была сестра. Аннита Андаго. Она вышла замуж, за барона Бельента, в Теварр, и кажется, у нее был сын, но мы давно уже не общаемся с той ветвью.

— Оно и понятно. Значит, я твой троюродный брат по деду. Алекс Бельент.

— А…

— Приеду завтра утром, не удивляйся.

— Но на чем!?

М — да. Хоть и впрямь на большую дорогу выходи.

Лошади нет, денег нет, конечно, поднять я себе могу хоть дюжину лошадок, но… одежды нормальной — и той нет! Спал‑то без всего!